заперлась опять? Платьев нашили, вывезли, а ты опять в свою келью забилась? Негоже, сударыня!
Соня краснела и опускала глаза на шитье, не зная, чем оправдаться.
- Что потупилась долу, мать моя? - гремела Аргамакова. - Как велишь тебя замуж выдавать, когда ты сама не желаешь? Силком?
- Не обессудьте, Марья Власьевна, это пустая затея. На что вам? - потерянно лепетала провинившаяся особа.
О, зачем она это произнесла!
- На то, дуреха, что девица на свет рождается, чтобы иметь потомство да мужу подмогой быть! А ты что? Пустоцвет, бесплодная смоковница! А ведь сама виновата, кто ж еще? Что за беда - не красавица? Да красавицам-то жить куда тяжеле! Погляди кругом: кто замуж первыми выскакивают? Дурнушки да простушки, не красавицы. А ты-то у нас хоть куда!
Марья Власьевна еще долго буйствовала, краснея, сбив набекрень кружевной чепец.
- Будет вам, Марья Власьевна, - пожалела кузину Сашенька. - Соня непременно будет выезжать. Только вот праздники-то кончились.
- Ничего, до Великого поста далеко, напляшетесь еще, - возразила дама, остывая и вновь приходя в мирное расположение духа.
- Про Горского-то слыхали? - внезапно молвила она.
- Что? - подняла брови Сашенька, а Соня замерла.
- Сказывают, государь простил его. Позволяет вернуться в полк.
- Возможно ли? - воскликнула Сашенька, бросив сочувственный взгляд в сторону кузины. - Так он покидает Москву?
- Врать не буду, доподлинно мне неизвестно, - ответствовала Марья Власьевна. - У Ахросимовых сказывали, что готовится ехать.
Аргамакова и не предполагала, какую бурю чувств посеяла ее весть в душе одной из женщин. Почтенная дама продолжила свой рассказ, но Соня уже не слышала ее. "Он уехал! Он уехал!" - билось в ее сердце, и мрак застилал глаза. Очнулась Соня лишь тогда, когда Марья Власьевна, пихнув ее в бок, громко возвестила:
- Ничто! Завтра вывезу тебя к губернатору. Вечер с танцами, все знатные семьи там будут. - И прикрикнула на силившуюся возразить девицу: - Ничего не желаю слышать, мать моя. Готовься и - баста!
Бедняжке пришлось подчиниться.
Вовсе иначе она готовилась к новому выезду. Мартыновы тоже получили приглашение на этот вечер, но Сашеньке сделалось худо, и Владимир не решился оставить ее одну. Бедняжка опять лежала в комнате с задернутыми занавесями и грустила. Соне сделалось совестно, что она с неохотой едет туда, где место прекрасной Александрине, а не ей. Равнодушно выбирала девица наряд из тех, что сшила портниха Марьи Власьевны.
Сашенька велела непременно показаться ей перед выездом. Она ждала нового чуда преображения. Однако на прелестном лице ее Соня прочла разочарование, когда, обрядившись, предстала перед кузиной. Платье сидело недурно, но весь облик девицы, понурой, измученной, составлял убийственный контраст с нарядом. Сашенька силилась скрыть впечатление, но кузина и без того все поняла. Она виновато улыбнулась и выскользнула из будуара.
- Да что с тобой, мать моя? - возмутилась Аргамакова, явившись за Соней в своей карете. - Ты ровно на панихиду собралась! Очнись, девица, не то все женихи разбегутся от твоей кислой образины!
Однако ничто не могло вселить в душу Сони веселье. Да что веселье! Покоя не было в ее сердце. Казалось, отъезд князя должен ее радовать, а не огорчать. Безнадежна их страсть и греховна. Надобно бежать от нее, искать избавленья. Терзает душу Сони эта безрадостная любовь, но забыть князя нет сил. Мнилось, вырви она любовь из сердца, то с ней и жизнь уйдет...
Так думала Соня, покуда карета Марьи Власьевны несла их на Тверскую, в дом губернатора. Роскошный особняк сиял огнями, у подъезда его толпились экипажи московской знати. Все это напомнило Соне ее первый выезд, объяснение в цветочном боскете... Глубоко вздохнув, девица ступила на мраморную лестницу, подгоняемая разряженной Марьей Власьевной. Перемолвившись с хозяевами приветственными словами, они прошли в залу, где прохаживались гости. Тщетно искала Соня среди них Горского, его не было. Не найдя князя, молодая женщина потеряла всякий интерес к веселью. Никем не приглашенная, она просидела весь вечер на стульях возле старых дев и бдительных маменек. По счастью, Марья Власьевна была занята не ею. Она отчитывалась за петербургские комиссии.
Оживление, веселые лица, музыка, дух праздника лишь множили Сонину печаль. Его нет здесь, и зала, пестреющая нарядными фигурами, видится ей пустой. Где же он? Чем занят? Что как Горский и впрямь уже покинул Москву и Соня никогда его более не увидит? Эта мысль вновь заставила биться сильнее ее сердце. Да-да, верно он уехал. Он так тосковал по полку...
Соня не чаяла дождаться разъезда, чтобы поскорее закрыться в своей келье, как выразилась Марья Власьевна. Всеобщее веселье тяготило ее, отъезд она приняла как избавление. Аргамакова везла подопечную домой и ворчала:
- Что поделаешь с тобой? Надулась, сидишь, как истукан, кто ж позарится? Ты, матушка, верно задалась целью всех отпугнуть от себя!
Упреки сердитой дамы уже не трогали Соню. Тоска завладела всем ее существом. Она сама не ждала, что так глубоко ранит ее разлука с князем. Мыслила, сочтет спасением от греховного искушения, а вышло вон как...
Вернувшись домой, Соня не заглянула, как бывало, к Сашеньке в надежде, что та уже спит. Скинув шубку, она медлила, стоя посреди комнаты. Смена чувств отражалась на ее заалевшемся лице, грудь высоко вздымалась. Вместо того чтобы раздеться и лечь спать, Соня вдруг схватила шубу, набросила ее на плечи и бесшумно выскользнула из комнаты.
Как тать в ночи она кралась по переулку,. Сердце ее замирало от малейшего звука. Куда она шла, зачем, Соня не знала сама. Ноги привели ее в Мертвый переулок, к дому князя. Что же теперь, глухой ночью, ей надобно здесь? Робко глядя на окна спящего дома, молодая женщина остановилась возле темного крыльца с колоннами. Бедная дева дрожала от холода, но не уходила, все чего-то ожидая. Худо понимая, что делает, она приблизилась к двери и протянула руку к шнуру звонка. Однако прежде чем позвонить, она зачем-то толкнула дверь. На диво дверь подалась. Войдя в темные сени, Соня вдохнула нагретый воздух. Во мраке алели угли натопленной печи. Не думая, что скажет, когда наткнется на людей, Соня вошла в переднюю. Силясь вспомнить, где расположена лестница, ведущая во второй этаж, Соня заглянула в комнаты. Всюду тихо и пусто. Девица затрепетала от страха: "Опоздала... Он уехал!" Уже не скрываясь, она толкнула следующую дверь и очутилась перед лестницей, по которой стала подниматься. Соня помнила, где устроен кабинет Горского и уверенно двигалась в