Пистолет выпал из руки, Слюсаренко этого не заметил, он прикладывал все силы, чтобы остаться на ногах, вцепившись руками в свисавшую с вешалки одежду. Почему-то сейчас казалось самым важным: не упасть, не упасть, не упасть…
Еще один хлопок.
Слюсаренко рухнул. Сверху упала – вместе с одеждой – сорванная со стены вешалка, сильно ударила по голове. Слюсаренко этого уже не почувствовал.
Архивариус положил пистолет на колени, поднял на лоб прибор ночного видения, нажал кнопку на подлокотнике кресла (с небольшого пульта он мог управлять почти всем в своей в квартире). Свет загорелся. Заваленное одеждой тело лежало неподвижно. По паркету расползалось кровавое пятно.
С пальцев, до сих пор сжимавших изуродованный пулей фонарь, тоже капала кровь. Седоголовый готовил своих людей па совесть – Слюсаренко попал в источник света, высоко поднятый над головой Архивариуса, со второго выстрела.
Архивариус осмотрел руку – ничего серьезного, пальцы поранены острыми осколками пластмассы. Обернул кисть носовым платком. Извлек из недр своей каталки телефонную трубку и стал по памяти набирать номер…
8
Первый удар грома как-то пробился, просочился в сердце Антропшинских катакомб. Вернее, в сердце уцелевшей, не засыпанной их части, никому не известной (сотрудники НКВД, методично взорвавшие после войны все выходы из подземелья, про ведущий сюда лаз не догадывались).
Там, в самом центре огромного зала, спал на голом камне человек. Спал, не просыпаясь, уже несколько дней. Если бы здесь оказался кто-нибудь посторонний и обнаружил бы спящего, – скорее всего, посчитал бы его трупом. Сердце билось редко-редко – десяток ударов в минуту, не чаще. Вдыхал и выдыхал спящий еще реже. Температура кожи не отличалась от окружающего камня…
Но посторонние здесь не появлялись давно… И человек был жив. Далекий, неслышимый удар грома разбудил его – разбудил не звуком, но пронизавшей камень вибрацией. Камень дрожал, как живое существо – напуганное или пришедшее в ярость.
Человек сел, тут же потянулся к лежавшей рядом катане. Ему казалось – потянулся стремительным движением, но рука ползла медленно, как сквозь толщу вязкой жидкости.
Некоторое время человек просидел неподвижно – сердце стучало все быстрее, дыхание стадо чаще… Потом поднялся, подошел к провалу шахты в центре зала. Вокруг была полная тьма – ни единого лучика света ниоткуда не просачивалось. Глаза человека давно привыкли к темноте, но здесь и они были бессильны. Он просто чувствовал: где стены зала, где расположены входы в пять тоннелей, радиальио уходящих в пять сторон. Разверзшуюся под ногами круглую пропасть он тоже хорошо чувствовал – и не сделал следующего шага, грозившего стать роковым.
Снизу, из глубины шахты, поднимался поток теплого воздуха – дрожащего, вибрирующего… Сашок, стоя на самом краю, погрузил в лицо и руки в воздушную струю. Стоял долго, пытаясь понять, получить ответ: что ему делать дальше?
Ответа не было.
Смысла в оставшейся жизни – тоже.
После смерти Козыря смысл ушел из нее, как воздух из проколотого шарика. Хотелось сделать шаг – и падать, долго-долго падать, чтобы страх успел уйти, чтобы пришло спокойствие и ожидание встречи с тем, что ждет внизу, с чем предстоит слиться и частью чего предстоит стать.
И он почти сделал этот шаг, начал делать… Движение остановила неожиданная мысль, пришедшая в голову, – короткая, резкая, как выстрел. Сашок закачался, взмахнул руками на краю обрыва. Подошвы скользнули по гладкому, отполированному камню. Тело перевалило точку неустойчивого равновесия – и начало падать.
Но он уже не хотел!
– Эвханах! – вопль потряс стены и своды пещеры. Снизу ударил тугой заряд воздуха – плотный, осязаемый. И буквально вышвырнул Сашка из жерла шахты.
Он долго сидел на каменном полу, приходя в себя. Потом вернулся к странной мысли, пришедшей на грани жизни и смерти.
Козырь умер, но… Кое у кого здесь, в Спасовке, смерть лишь выглядит смертью. Кое-кто тут застрял между телесной жизнью и черным Ничто – и чувствует, и знает всё, что происходит вокруг… Динамит, по крайней мере, не ушел в НИКУДА – он здесь, он рядом, он давно простил Сашка, и рассказал, как всё было на самом деле…
(Сашок ошибался, считая, что беседовавший с ним голос принадлежит Динамиту. А в остальном был прав.)
Мысль, остановившая на краю бездны, была проста: а если Козырь тоже? Тоже где-то здесь, может все чувствовать, наблюдать за событиями? Может страдать и мучаться?
Тогда игра приобретает новый смысл.
Сашок тяжело поднялся на ноги. Отыскал плоский камень-голыш и занялся позаброшенным было делом: стал точить катану.
Вжиу! Вжиу! – тихонько напевало лезвие. Словно радовалось, что ему вновь предстоит работа.
9
Застежка-молния на пластиковом мешке вжикнула почти беззвучно – и Лютик исчез из виду. Будто и не было никогда на свете убийцы с невинно-детским выражением глаз. Остался некий «груз двести» – с каковым и надлежит совершить полагающиеся манипуляции.
– И это ты называешь «проблемами»? – спросил подполковник Мельничук. – По-моему, «проблемы» – слишком мягко сказано, ты не считаешь?
Архивариус не ответил, сочтя вопрос риторическим.
– Агентство «Рапира»… – Подполковник подкинул на ладони пластиковую карточку удостоверения. – Чагин, само собой, открестится от этих отморозков: личная, мол, самодеятельность. А прижать мне его никто не позволит. Скажи уж прямо – что такое ты раскопал, работая на «Рапиру»?
Архивариус пожал плечами:
– Сам удивляюсь… И что теперь? Подписка?
– А ты как думал, Сережа? Хоть и явная самооборона, но всё-таки два трупа…
Мельничук сделал паузу, подождал, пока вынесут носилки с пластиковым мешком на них. Продолжил, когда они остались с Архивариусом вдвоем:
– Подписку о невыезде оформим прямо здесь, на месте. А ты, не откладывая, ее нарушишь.
– ???
– Чагин всегда отличался… м-м-м… вменяемостью. И попусту с мокрыми делами не связывался. Но если решил добраться до чьей-то головы – на половине дороги не остановится. Дезу о твоей смерти запускать бесполезно – у него свои каналы. А за спиной у «Рапиры» стоят такие люди… Глянешь на них снизу – фуражка с задранной головы сваливается. Короче, уезжай. Вместе с женой. Немедленно и подальше. А я попробую разрулить ситуацию. Если удастся связать «Рапиру» с убийством одного бизнесмена… Можно будет натравить на Чагина других больших людей… И все-таки: что вы с ним не поделили?
Архивариус вновь молча пожал плечами. Ни он, ни его собеседник не знали: приказ на ликвидацию отдавал уже не совсем Чагин…
…Через полчаса из подземного гаража вырулил серый «Лендровер-Дискавери». Знаки с изображением инвалидного кресла смотрелись на лобовом и заднем стеклах джипа несколько комично. Но за рулем сидел именно Архивариус.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});