представите серьезные доказательства, но вместо них я получил эту чушь!
В замкнутом пространстве небольшого автомобиля Лэнгдон чувствовал себя страшно неуютно, но тем не менее он нашел силы сказать:
— Я понимаю вашу…
— Нет, вы ничего не понимаете, — прервал его Оливетти. Голоса он не повысил, но нажим, с которым коммандер произнес эти слова, по меньшей мере утроился. — Мне пришлось забрать из Ватикана дюжину моих лучших людей. И это перед самым открытием конклава. Я сделал это для того, чтобы устроить засаду у Пантеона, полагаясь на слова американца, которого до этого никогда не видел и который якобы расшифровал смысл какого-то нелепого стишка четырехсотлетней давности. Вы понимаете, что из-за вас мне пришлось поручить поиск сосуда с антивеществом не самым компетентным людям?
Поборов искушение достать из кармана пятую страницу труда Галилея и помахать ею перед носом Оливетти, Лэнгдон сказал:
— Мне известно лишь, что обнаруженная нами информация указывает на гробницу Рафаэля, а его гробница, насколько мне известно, находится в Пантеоне.
Сидевший за рулем швейцарец радостно закивал и произнес:
— Он прав, Комманданте, мы с женой…
— Ведите машину! — бросил Оливетти и, повернувшись к Лэнгдону, спросил: — Как, по-вашему, убийца может справиться со своей миссией в кишащем людьми месте и при этом уйти незамеченным?
— Понятия не имею, — ответил американец. — Но братство «Иллюминати», видимо, располагает огромными возможностями. Иллюминатам удалось проникнуть в ЦЕРН и Ватикан. И о том, где может произойти убийство, мы узнали по чистой случайности. Нам страшно повезло. Поэтому Пантеон остается нашей единственной надеждой.
— Вы опять противоречите себе, — сказал Оливетти. — Единственной надеждой… Как прикажете это понимать? Мне показалось, что вы толковали о каком-то пути, о серии указателей. Если Пантеон действительно окажется тем местом, которое нам нужно, то мы можем продолжить поиск, следуя этим вехам.
— Я надеялся на это, — ответил Лэнгдон. — И мы могли бы следовать этим указателям… лет сто назад.
К чувству радости, которое испытывал ученый в связи с обнаружением первого алтаря науки, примешивалась изрядная доля горечи. История часто жестоко издевается над теми, кто начинает шагать по ее следам. Лэнгдон прекрасно об этом знал, но тем не менее надеялся, что все указатели остались на своих местах и что, следуя им, он доберется до тайного убежища иллюминатов. Теперь он понимал, что это, к несчастью, невозможно.
— В конце девятнадцатого века все статуи по приказу Ватикана были изъяты из Пантеона и уничтожены.
— Но почему? — спросила потрясенная Виттория.
— Статуи изображали языческих олимпийских богов. И это, к сожалению, означает, что указатели исчезли… а вместе с ними…
— Неужели нет никакой надежды найти Путь просвещения, используя другие указатели?
— Нет, — печально покачал головой Лэнгдон. — Нам предоставляется единственная попытка. И это — Пантеон.
Оливетти довольно долго молча смотрел на них, затем, резко повернувшись лицом к водителю, бросил:
— Тормози!
Водитель, почти не снижая скорости, подкатил к тротуару и ударил по тормозам. Через миг до Лэнгдона долетел визг шин идущих сзади машин. Весь конвой скоростных автомобилей замер у тротуара.
— Что вы делаете?! — воскликнула Виттория.
— Я выполняю свою работу, — ответил Оливетти ледяным тоном. — Когда вы сказали мне, мистер Лэнгдон, что внесете ясность в ситуацию по дороге, я решил, что ко времени прибытия на место операции мне удастся понять, почему я и мои люди оказались у Пантеона. Но этого не произошло. Ради того, чтобы прибыть сюда, мне пришлось бросить дела исключительной важности, и теперь, не обнаружив смысла в ваших гипотезах о приносимых в жертву невинных агнцах и рассуждениях о древней поэзии, я решил прекратить операцию. Продолжать ее мне не позволяет совесть. — С этими словами коммандер взял в руки рацию и щелкнул тумблером переключателя.
— Вы не имеете права так поступить! — крикнула Виттория, хватая офицера за руку.
Оливетти выключил радио и, глядя в глаза девушки, процедил:
— Вам доводилось когда-нибудь бывать в Пантеоне, мисс Ветра?
— Нет, но я…
— В таком случае позвольте мне вам о нем кое-что сказать. Пантеон являет собой один зал — своего рода круглую камеру из камня и цемента. В нем нет ни одного окна, и там единственная, очень узкая дверь, которую круглые сутки охраняют четверо вооруженных римских полицейских. Это делается для того, чтобы защитить святыню от вандалов, безбожников-террористов и дурачащих туристов цыган-мошенников.
— И что вы хотите этим сказать? — холодно спросила Виттория.
— Вам интересно, что я хочу этим сказать, мисс Ветра? — произнес Оливетти, упершись кулаками в сиденье. — Отвечаю. Я хочу сказать, что все то, чем вы меня пугали, осуществлено быть не может! Назовите мне хотя бы один способ убийства кардинала внутри Пантеона. Скажите, как убийца может провести заложника мимо четырех бдительных полицейских? Как он может не только убить заложника, но и скрыться с места преступления? — Оливетти перегнулся через спинку сиденья и, дыша в лицо Лэнгдона запахом кофе, продолжил: — Итак, мистер Лэнгдон, мне хотелось бы услышать хоть один правдоподобный сценарий.
Лэнгдону показалось, что замкнутое пространство вокруг него стало еще уже. «Мне нечего ему сказать, — думал американец. — Я не убийца и понятия не имею, как можно убить кардинала! Мне известно лишь, что…»
— Всего один сценарий? — невозмутимым тоном произнесла Виттория. — Как вам, например, понравится этот? Убийца прилетает на вертолете и бросает вопящего от ужаса заклейменного кардинала в отверстие в крыше. Бедняга падает на мраморный пол и умирает.
Все находящиеся в машине обратили на Витторию изумленные взгляды, а Лэнгдон не знал что и думать. «Вы, кажется, наделены нездоровым воображением, леди, — подумал он. — И вдобавок очень быстро соображаете».
— Подобное, конечно, возможно, — нахмурился Оливетти, — однако сомнительно, чтобы…
— Есть и другой сценарий, — продолжала Виттория. — Допустим, убийца накачивает кардинала наркотиком и провозит его в Пантеон на инвалидной коляске под видом престарелого туриста. Оказавшись в Пантеоне, убийца перерезает ему горло и спокойно удаляется.
Второй сценарий, судя по всему, не оставил Оливетти равнодушным.
Совсем неплохо, подумал Лэнгдон.
— Или еще… — продолжила Виттория.
— Я все слышал, — оборвал ее Оливетти. — Хватит!
Он набрал полную грудь воздуха и медленно его выдохнул. В этот момент кто-то постучал в стекло машины, и этот неожиданный звук заставил всех вздрогнуть. За окном стоял солдат из машины сопровождения. Оливетти опустил стекло.
— У вас все в порядке, коммандер? — спросил одетый в штатское швейцарец. Приподняв рукав джинсовой куртки, он взглянул на черные армейские часы и сказал: — Семь сорок. Для того чтобы занять исходный рубеж, нам потребуется некоторое время.
Оливетти согласно кивнул, но ответил не сразу. Некоторое время он машинально водил пальцем по приборному щитку, оставляя след в слое пыли, и смотрел на