начальство. И точно – с ажурного крылечка уже спускался вальяжный мужик в белых штанах и модной рубашечке, в котором я немедля опознал давешнего с экрана. Не будучи сколь-нибудь приличным физиономистом, я не мог сказать ничего определённого о его характере, кроме заметной привычки командовать, и что, будь он моим клиентом в сервисе, я бы при расчёте внимательно пересчитал деньги. Трижды.
Вышедший был само радушие:
– Рад, рад, что ты до нас, наконец, добрался! – он широко улыбался и даже расставил руки, как бы в порыве обнять… не сделав, впрочем, навстречу ни шага.
– Не сомневался, что ты нас найдёшь, в тебе сразу был виден этакий потенциал! Я Андираос. Можно просто Андрей.
Потенциал ему, ага… Ну офигеть теперь совсем. Лучше бы указатель на повороте поставили. Чудо, что я не уехал хрен знает куда.
Вручил записку от Йози и счёл свой долг исполненным. Дальше мяч на его стороне. Записку он развернул, прочитал внимательно, потом пристально посмотрел на меня, хмыкнул, сказал что-то вроде: «Вот как, значит?»
Я молчал. Когда я чувствую дискомфорт с собеседником, то просто молчу и держу морду кирпичом. Многих это выводит из себя, но блондину было плевать. Он лучился показным радушием. Или не показным, чёрт его знает. В конце концов, зачем-то он хотел меня сюда заполучить. И заполучил, что характерно. Теперь радуется, всё логично. Осталось понять – есть ли повод для ответной радости у меня?
– У тебя наверняка много вопросов! – продолжал он заливаться соловьём. – Проходи в дом, чего на улице торчать!
В доме оказалось неожиданно приятно – пожалуй, я бы в таком пожил. Чувствовалась профессиональная рука интерьер-дизайнера, поверх которой наслоились следы небрежной эксплуатации и отсутствия ухода. Как Эрмитаж, в котором поселились… нет, всё же не революционные матросы – в вазах не насрано, – а какие-нибудь домовитые, но не слишком привычные к этим роскошам пролетарии. Чувствовалась адаптация под утилитарные надобности – корявые дрова, наваленные кучей на мозаичный пол у изящного камина, с полным игнорированием маленькой плетёной из темно-бронзового металла корзиночки для поленьев. Развешанные на совершенно чуждых интерьеру вешалках носильные вещи. Выставленный в середину центральной залы стол – явно обеденный, из столовой, а стулья, к нему поставленные, вызывающе разномастны – от резных деревянных с позывами в рококо, до каких-то пластиковых, чуть ли не садовых. Однако высокие арочные потолки, уходящие вверх сквозь два этажа до крыши, и огромные, сложной формы окна, заливающие этот зал океаном света, создавали картину продуманного величественного уюта, которую трудно испортить бытовыми мелочами. Даже несколько пестроватая отделка стен разнопородным деревом в сложной гармонии естественных цветов не портила впечатление, а естественно вписывалась в концепцию.
Прекрасный интерьер, в котором сам Андрей выглядел так же непринуждённо, как кирзовый сапог под пеньюаром. В здешних царских хоромах он смотрелся не то чтобы варваром, но всё же оккупантом. Не чувствовалось в нём необходимого изящества.
– Присаживайся, присаживайся, – блондин отодвинул пару резных стульев. – Сейчас перекусим, чаю попьём, поговорим, наконец, нормально.
– Криспи! Криспи! – неожиданно заорал он куда-то в сторону коридора.
– Сейчас, подожди, – это уже мне.
Из коридора выбрело уныловатое создание предположительно женского пола и даже, может быть, симпатичное – если расчесать, развеселить и переодеть. Девушка в сером комбинезоне здешнего жителя, но видеомаски на лице нет, а есть потухшее выражение плюнувшего на себя человека, что подчёркивалось спутанными плохо промытыми длинными волосами, которые не позволит себе ни одна находящаяся в своём уме женская особь. Неприятное впечатление.
– Creaspy! Tupa katika jikoni, kuleta sisi chai, na kwa haraka![24]
Девушка неуверенно кивнула и убрела обратно в темноту коридора.
– Сейчас чаю принесёт и пожевать чего-нибудь. Многого не жди, они рукожопы все невозможные, но эта хоть чистоплотная и не путает сахар с солью.
Это что у нас тут, рабовладение, что ли? Блондин говорил о девушке, как плантатор о негре. У нас, за неимением оных, о скотине таким тоном говорят. Кажется, что-то у меня в лице всё же дрогнуло, потому что Андрей недовольно покачал головой:
– Никто её тут насильно не держит, поверь. Только идти ей некуда, да и не хочет она никуда идти. Выгоревшая.
– Выгоревшая? – не сдержался я.
– Ну да, – закивал он. – Когда Кендлер – это ближний город, ты через него проезжал, – отключили, то йири здорово по мозгам прилетело.
– Йири?
– Местные. Цифровые жители. Когда система накрылась, вышло как в анекдоте – «проснулся, а голова в тумбочке». Так в тумбочке их мозги остались. Сколько-то выживших эвакуировали в соседний город, но больше просто померло от шока. Троих мы потом подобрали сдуру, но свет в глазах у них появляется, только если светить фонариком в ухо. Понимаешь, о чём я? Это и есть выгоревшие. Мозги отформатированы, как жёсткий диск. Эта ещё хоть как-то соображает, остальные совсем никакие.
– Ничего себе…
Мне на минуту стало дурно. Недаром от этого города чем-то зловещим веяло. Не так уж далёк я, оказывается, был от истины со своими фантазиями о мумиях в ложементах.
– Мы не рабовладельцы и не злодеи. Врать не буду – девицу, которая посимпатичней, ребята со скуки, бывает, поябывают, но ей реально всё равно. Выгоревшая.
Андрей это рассказывал удивительно спокойно, совершенно без эмоций. «Ну, все умерли, ну, вот этих подобрали…» Но всё же не бросили помирать. Хотя теперь и «поябывают».
– А что случилось с городом? Техногенная катастрофа? – спросил я.
– Долгая история, – отмахнулся мой собеседник, – рано или поздно это должно было случиться… Подожди, вон Криспи чай несёт.
Девушка в сером комбинезоне принесла поднос с фантастически изящным чайником тонкого, почти несуществующего, стекла и двумя разными чашками: одна была фарфоровая в виде сложного цветка, а вторая – вроде латунного стакана, похожего на большую гильзу. Рядом на подносе лежала упаковка сухих хлебцев производства Финляндии, банка куриного паштета из Белоруссии и пачка печенья «Юбилейное».
Я удивился такому меню, но Андрей только рукой махнул:
– Походный режим, по большей части, всухомятку. Ничего, ребята ушли на охоту, к вечеру будем со свежатинкой.
Я налил из чайника в гильзоподобную ёмкость, понюхал, отхлебнул – какой-то чай, вроде краснодарского. Не бог весть что, но терпимо. Удивительно, но латунный на вид стакан от горячего чая не нагрелся ни на градус.
– Ты не стесняйся, перекуси что-нибудь, разговор будет долгим, – сказал проводник. – Hae, Creaspy, hur agos![25]
Девушка, до сих пор с потерянным видом стоявшая у стола, развернулась и ровным шагом автомата ушла в коридор. Я смотрел ей вслед с тяжёлым чувством. Андираос или как его там, перехватил мой взгляд и кивнул:
– Да, проблема. Выгоревшие беспомощны, а