совершенно ясно. Он ожил в моих руках. Я был тем, кому выпало предназначение.
— Вы хотите сказать, что убили Дугала Макдугала?
— Разумеется. Если держать в руках клейдеамор означает «убить», то я его убил. — Он выпрямился, словно эксцентричный преподаватель, который вот-вот обратится к ученикам. Он взялся за лацканы плаща, вздернул подбородок и возвысил голос, словно декламируя стих.
— Это было после того, как слуга надел фальшивую голову на мой клейдеамор. Он отнес его на предназначенное ему место в углу, оставил там и ушел. Я снял с моей солдатской куртки ремень. Я держал клейдеамор в руках, и он был живым и требовал крови. Я стоял за кулисами. Очень тихо. Я услышал, как он сказал: «Блестящий острый меч мне лишь смешон в руке того, кто женщиной рожден». Как он пересек сцену. Я поднял меч. Он пришел за кулисы, прикрыв глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Он сказал: «Кто здесь»? Я сказал: «Сэр Дугал, у вас на левой ноге развязалась тесемка на гетрах. Вы можете споткнуться», а он сказал: «А, это вы. Спасибо». Он наклонился, меч подпрыгнул в моих руках и обезглавил его. Я надел на него голову и оставил его в углу. С нее упала корона, и я надел ее на себя. Я слушал монолог Макдуфа и его встречи с другими людьми, которых он принимал за Макбета. Я приготовился. Я услышал, как старый Сивард сказал: «Войдемте в замок, сэр». Я опустил забрало, поправил накидку, вышел и сражался как Макбет. Макдуф погнал меня со сцены и побежал дальше, мимо меня. Я снова надел свой тяжелый пояс. Вот как это было. Я был мстителем. Я был горд как Люцифер.
IV
Стоял солнечный воскресный день, и туристические кораблики сновали по Темзе до Тауэра и обратно. Перегрин Джей с женой и Аллейн пили послеобеденный кофе на террасе у дома, а напротив, за рекой, сверкал омытый дождем «Дельфин». Уильяма, чьи воскресные визиты стали привычными, шумно развлекали на втором этаже Робин и Ричард.
— Гастон избавил нас от множества хлопот своим признанием, — сказал Аллейн. — Хотя я не могу придумать подходящего слова для того, в какой манере он это сделал. Он придерживается своей истории, и я никак не могу решить, истинно ли вообще его признание. К счастью, мне и не нужно этого делать. Защита, если он ее допустит, будет просить признать его виновным, но безумным. Его прошлое подтвердит это, хотя он и будет изо всех сил протестовать. Но знаете, он повел себя очень хитро. Он состряпал себе алиби, совершив преступление раньше. Он вовсю беседовал с группой «трупов», когда предположительно должно было совершиться убийство, и говорил, что страдает от астмы, о которой молчит по причинам профессионального характера — таким образом он пытался скрыть тот факт, что он запыхался после поединка. На самом деле он силен как бык и легкие у него крепкие, как кузнечные меха. Невозможно, чтобы это был неотрепетированный порыв. И все же…
— И все же? — сказала Эмили.
— Каким бы ни был приговор, у меня такое чувство, что он не огорчит его так, как огорчил бы любого другого человека. Полагаю, он напишет книгу. И будет наслаждаться судебным процессом.
— А что насчет Баррабелла?
— Отвратительный человечишка, со всеми этими шуточками, манерой общения и анонимными посланиями. Но мы не дадим ему уехать в Россию. Он понадобится нам для дачи показаний. Мне не следует говорить о нем так — видит бог, он пережил настоящий ужас, но это просто нечестно — быть таким хорошим актером и при этом таким негодяем. В каком-то смысле он стал звеном, связавшим все воедино. Он затеял розыгрыши с отрубленными головами и навел Гастона на мысль о преступлении и о клейдеаморе. Честное слово, я бы не удивился, если бы он целенаправленно заронил эту идею в буйное воображение Гастона. Как продвигается ваша пьеса? Вы ведь уже начали репетировать?
— Да. Все хорошо. Пока слишком рано делать предсказания. Юный Уильям — настоящий актер. Мэгги хорошо вживается в роль. А… Боже, я совсем забыл. Я ведь именно поэтому пригласил вас на обед. Погодите минутку.
Перегрин вошел в дом. Сверху донесся дикий вопль, и трое мальчишек скатились вниз по лестнице. Внизу они свалились в кучу-малу, потом встали и понеслись вокруг дома под крик Уильяма «У черта прокоптись! Как молоко, ты бел и стал похож на гуся, плут!»[138]
— Робин! Могу я вас прервать? — сказал Аллейн.
— Да, сэр? — осторожно ответил Робин.
— Это насчет того, что ты знал, что воин — не Макбет.
— А вы догадались? — оживился Робин.
— Только после твоей подсказки. Макбет и все его люди были одеты в черные куртки из овечьих шкур, так?
— Да.
— А на Сейтоне был тяжелый пояс для меча.
— Правильно.
— И когда он его снял, на куртке остались следы — она была в этом месте примятой и потертой.
— Да. Только когда его плащ на секунду сдвинулся.
— Я должен был это заметить, но не заметил. Ты нам здорово помог, Робин.
— Мне придется давать показания? — с надеждой спросил Робин.
— Нет, если он сам признается.
— А!
— Я просто хотел тебя поблагодарить.
— Вы не заметили этого в тот момент, сэр. Я думаю, что вы бы заметили, когда дошло бы до дела, — галантно сказал Робин.
— Надеюсь, что так, — кротко ответил Аллейн.
— Эй, Уильям! — закричал Робин, сорвался с места и умчался.
Вернулся Перегрин с чем-то длинным, упакованным в коричневую бумагу.
— Знаете, что там? — спросил он.
Аллейн взял пакет, ощупал и взвесил его в руках.
— Муляжи мечей?
— Да. Деревянные мечи, которые использовались на репетициях, пока Гастон делал стальные. Поскольку эти тоже делал Гастон, они очень тщательно изготовлены и украшены. А теперь взгляните на это.
Он протянул Аллейну открытый конверт, адресованный Уильяму Смиту.
— Прочтите, — сказал он.
Аллейн вынул из конверта письмо.
Господин Уильям Смит,
Я сожалею, что, будучи весьма занятым в последнее время, забыл об обещании, данном Вам в начале сезона. В качестве некоторой компенсации я посылаю Вам оба меча. Вам наверняка захочется узнать, как ими правильно пользоваться. Обращайтесь с ними с величайшей заботой и уважением. Как это ни прискорбно, я не на свободе, поэтому не смогу обучать Вас, но не сомневаюсь, что мистер Саймон Мортен с радостью этим займется. Из Вас получится хороший актер.
Засим остаюсь Вашим покорным слугой,
Гастон Сирс
— Передать их Уильяму? А письмо?
После долгого молчания Аллейн сказал:
— Я не знаю Уильяма. Если он разумный парень и