У меня в голове остался только один вопрос: «Почему он не позволили мне всё объяснить?». Он вынес мне приговор и казнил меня, не дав последнего слова. Он даже не захотел меня выслушать. Мозг отказывался понимать это. Если любишь, всегда попытаешься понять любимого человека. Выслушаешь его. Главное слово — «если». Любил ли меня Макс? Я уже не знала ответа на этот вопрос. Может, он всё время притворялся? А сейчас я ему надоела, и он нашёл повод бросить меня.
Заставив себя собрать последние силы в кулак, я поползла к полке со стереосистемой. Я не могла больше слушать эту гнетущую тишину, мне хотелось, хоть что-то почувствовать. Включить музыку погромче и ощущать, как ударные инструменты бьют по моим нервам. Я схватила пульт и нажала на play. Из динамиков полилась песня «Frozen» Мадонны. Наверное, уже вчера я почувствовала, что моя жизнь опять сделает крутой поворот и поставила этот диск. Я села на колени и тупо стала раскачиваться из стороны в сторону, в такт музыке. Вслушиваясь в слова, мне хотелось выть, но всё что я смогла выдавить из себя это еле слышный хрип.
Я не знаю, сколько времени прошло, и сколько раз я прослушала эту песню. Я раз за разом переключала её на начало. За окном уже стемнело. Всё что я знала — это то, что он закрыл для меня своё сердце, а моё сердце умерло, здесь и сейчас. Осталось тело, без души. Сколько же лет мне так жить? Нет, не правильно. Сколько лет мне ещё существовать на этом свете? Ответа я не знала. Я поднялась с пола и поплелась к выходу из комнаты. Здесь я находиться больше не могла. Я знала, что если я останусь в этой комнате — я сойду с ума. Мне всё будет напоминать о нём.
Макс уехал из замка.
Первый месяц был самым тяжёлым. Я переехала в другую комнату, специально выбрав ту, окна которой выходят не на озеро с горами. Я боялась, что даже этот пейзаж будет мне служить напоминанием.
Всё, что я могла себя заставить делать — это есть, спать и сидеть, не двигаясь. Больше я ничего не хотела. Мне даже не снились сны. Я ничего не чувствовала, и внутри была абсолютная пустота. Я не могла слушать музыку или читать книги, не могла ни с кем разговаривать. Я просто хотела, чтобы меня не трогали и оставили в покое. Но со мной всё время пытались поговорить то Дейм, то Яромир, то Брэс, то Анна, и самое странное — Микаэль. Он приходил и с такой жалостью смотрел на меня, что это меня пугало. Все они что-то у меня спрашивали, а я даже понять не могла, что они хотят узнать. Я как будто разучилась понимать человеческий язык. Доната и Всемила не отходили от меня ни днём, ни ночью. Я была как робот, который подчиняется их приказам — есть, спать, сидеть, гулять, сдавать кровь. Я жила простыми рефлексами и ждала. Ждала, что однажды смерть придёт за мной. Такой день настанет. Я терпеливый человек и я дождусь этого.
Потом прошёл второй месяц, а потом третий. Наступил август месяц. Но меня это не интересовало. Меня вообще ничего не интересовало, и что было самым странным для меня — мне не было больно. Даже воспоминания не вызывали никаких эмоций. Всё, что у меня было с Максом, я воспринимала, как кино, которое я когда-то смотрела, но это было не со мной, поэтому мне было всё равно. Меня, наконец, все оставили в покое и больше не пытались со мной разговаривать. У меня даже перестали брать кровь. Пару раз меня пытались вывезти в город и на природу, но это меня тоже мало интересовала. Только Доната и Всемила продолжали всё время быть рядом со мной.
В один из дней, в комнату зашла Доната. Я сидела возле окна. Она подошла ко мне и присела передо мной.
— Лана, — она взяла мою руку, чтобы привлечь внимание. — Завтра приезжает Макс, — и внимательно посмотрела на меня.
— Ну и что, пусть приезжает, — равнодушно ответила я, и опять стала смотреть в окно.
Мне на самом деле было наплевать на его приезд.
На следующий день в моей комнате, после обеда появилась Анна. Заставила меня переодеться и, расчесав мне волосы, повела меня гулять в наш парк. Я шла еле передвигая ноги, и уже стала уставать. Через пятнадцать минут я попросила разрешения вернуться в свою комнату. Анна стала уговаривать меня прогуляться ещё или хотя бы посидеть на скамейке. Она всё время что-то говорила, про хорошую погоду, про свежий воздух, но мне хотелось быстрее попасть в свою комнату и опять сидеть в кресле, не двигаясь. В конце концов, она повела меня назад в замок. Когда мы зашли в холл и стали подниматься по лестнице, она встрепенулась, и начала оглядываться назад. Я не обращала на неё внимание, и сосредоточилась на подъёме по лестнице. С каждым днём мне казалось, что количество ступенек прибавляются и скоро я уже не смогу сама подниматься по этой лестнице.
— Кого я вижу! Даже наша многоуважаемая нектэрия вышла меня встречать, — тон был издевательским, а голос до боли знакомым.
Я медленно повернула голову на звук голоса.
— Выглядишь не важно, даже отвратительно, — произнес Макс, смакуя каждое слово. — Что новый любовник не даёт спать?
В моей голове разорвалась бомба. Я чуть не упала от хлынувших на меня эмоций. Меня охватила ярость, и я почувствовала страшную головную боль. Я моментально выпрямилась, подняла подбородок и, глядя ему в глаза, с высокомерной издёвкой ответила:
— Конечно. Только у меня не один любовник, а два. Зачем себя ограничивать? Подумываю третьего завести, не желаешь им быть? — я сделала паузу, как бы задумываясь. — Хотя нет, ты меня больше не интересуешь.
Он злобно посмотрел на меня и бросил:
— Потаскуха.
— Я знаю, — довольно протянула я. — И очень горжусь этим, — я ухмыльнулась ему.
А потом отвернулась и стала медленно подниматься по лестнице, стараясь сохранить осанку и держаться как можно высокомернее. Как я заставила себя подняться в свою комнату, я не помню.
В комнате я сразу свалилась на кровать. Болело всё, что только может болеть. Я чувствовала каждый сосудик своего организма, каждую мышцу, каждую клеточку. Я поняла, зачем он приехал. Ему мало было убить моё сердце и душу, он решил ещё и поиздеваться над тем, что осталось жить. Он вернулся, чтобы постоянно унижать меня. Унижать за то, чего я не делала. Только он не учитывает одного. Я прошла уже эту школу, и знала, как вести себя. Нельзя показывать свою слабость и боль, которую это причиняет. Если он думает, что я буду плакать и рыдать у него на глазах, он ошибается. Конечно, он знает, как мне было плохо эти месяцы, но если он думает, что увидит это своими глазами — его ждёт разочарование. У меня есть гордость, и как бы мне плохо не было, я буду улыбаться ему, и отвечать на его издевательства тем же. Это не раз помогало мне раньше, поможет и сейчас не показать, что я чувствую. А чувствовала я сейчас жгучую ненависть к нему. Но ничего, я всё вынесу. От любви до ненависти один шаг, и я его уже сделала. Осталось сделать самый важный шаг — от ненависти до безразличия.