— Я…
Она хотела его. Она знала это, вне всяких сомнений. Себастьян. Она хотела, чтобы он продолжал говорить этим завораживающим голосом, полным страсти и желания. Чтобы он заставил бы ее пойти до конца, заставил ее чувствовать, что она вызывает его благоговение. Сирена, которая сводит его с ума. Она хотела слышать его смех, разделить его улыбку, смягчить свое сердце, наблюдая, как он играет с Генри. Она хотела смотреть ему в глаза и понимать, не стараясь обманывать себя, что он говорит правду, когда утверждает, что хочет ее.
Она хотела Себастьяна. Но могла ли она отдать ему все, рискнуть, не зная, будет ли вознаграждена взамен?
Лия покачала головой:
— Прости…
Отступив на шаг, он помедлил, затем подошел к окну.
— Тогда уходи, — сказал он. — Уходи прямо сейчас, прежде чем я сделаю ошибку, подвергнув проверке собственное самообладание.
— Себастьян…
Он посмотрел через плечо, его губы дрогнули.
— Уйди, Лия.
Она колебалась, не в состоянии сделать ни шагу, но он уже отвернулся, игнорируя ее. И она сделала то, что он просил. Она ушла.
С этого дня Себастьян решил обращаться с ней просто как с еще одним членом семьи. Она будет его женой, но только если захочет сама. Разделив его имя с ним, но не постель, став матерью для Генри, она оставалась вправе делать то, что ей нравится.
Если случалось так, что они оказывались одни в комнате, Себастьян находил причину, чтобы позвать кого-то из слуг или уйти, сославшись на дела. Часто он проводил часы за бухгалтерскими книгами, которые его управляющий подготовил для его рассмотрения, или притворялся, что читает книгу в своей спальне, или рассеянно слушал Джеймса, который регулярно навещал их. Но все его мысли занимала только Лия.
Возможно, если бы это было всего лишь физическое желание, с такой силой влекущее его к ней, то было бы проще покончить с этим наваждением. Но это было больше, чем соблазнительный изгиб ее верхней губы и нежная округлость ее бедер. Это была и ирония в ее глазах, когда она беседовала с ним и Джеймсом на политические темы во время обеда. И те умные аргументы, которые она приводила, когда была уверена в своей правоте, и затем после того как побеждала в споре, с непринужденностью поворачивала разговор назад к Себастьяну, словно хотела знать, что он скажет дальше.
Анджела тоже была умна и добра. Но если бы он попытался сравнить ее с Лией, то мог бы увидеть, что Анджела всегда позволяла ему победить в их споре. Ее доброта и желание задобрить его, ее смех был больше предназначен для его удовлетворения, чем для собственного удовольствия.
Как и Анджелу, Лию окружала ее собственная аура, которую она старалась сохранить и на людях соответствовать тому, что ожидали от нее другие. Но там, где Анджела как бы надевала маску, Лия постоянно убегала. Все чаще и чаще ее вежливая улыбка превращалась в усмешку, ее спокойные, размеренные прогулки становились все поспешнее.
Однажды, когда утренний иней уже посеребрил траву, он застал ее и Генри танцующими посреди поля, хотя она говорила, что они пойдут собирать поздние цветы.
Лия прижимала мальчика к груди, одной рукой обхватив его за талию, тогда как другая рука сжимала его кулачок с букетом цветов. Когда Себастьян подошел ближе, он услышал, что она тихо напевает вальс, кружась по полю, словно это был танцевальный зал.
— Это какой цветок? — спросил Генри, глядя на их соединенные руки.
— Я точно не знаю, кажется, хризантема, но лучше я спрошу садовника. Я много знаю о розах, но…
И снова закружилась вместе с Генри. Один круг, второй, третий, Генри откинул назад голову и заливисто смеялся, глядя в осеннее небо.
Это заставило и ее засмеяться. Себастьян смотрел на них, слышал, как смех сына сплетается с ее смехом, и думал — если он до сих пор не был уверен, любит ли он ее, то сейчас не мог отрицать этого.
Отойдя в сторону, он спрятался в тени старого дуба. Лия прекратила кружиться и теперь покачивалась из стороны в сторону, пока не обрела равновесие.
— Я должна сказать, милорд Генри, — проговорила она, задыхаясь, — вы отличный танцор.
Генри улыбнулся ей и потянулся, указывая на землю:
— Цветок.
— Да, и еще…
Лия поставила его на землю и взяла цветы из его рук, чтобы он мог сорвать новые. Она присела около него на корточки и погладила его по головке. Они говорили вполголоса, изучая цветы и травы, до Себастьяна долетали лишь отдельные звуки.
Отойдя от дерева, он сложил руки за спиной и пошел к ним.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил он, глядя на Генри.
Генри вскинул голову, его личико радостно осветилось, и он указал на землю:
— Жук, папа! Паук!
— Ах, так это паук? Я думал, вы собираете цветы.
Себастьян посмотрел на Лию, его губы дрогнули, когда он не мог не заметить, как ее лицо осветилось радостью при виде него.
Она покачала головой и встала, уголки ее рта приподнялись, мягкая тень улыбки озарила его лицо.
— Очевидно, пауки более интересуют нас, чем цветы, милорд. Восемь ног? И все шевелятся? Что могло бы больше впечатлить маленького мальчика?
— Разумеется.
Лия сдержала вздох и заставила себя широко улыбнуться. Себастьян не был груб или неприветлив. Он просто… держал дистанцию. Она могла бы сказать, что он боролся с этим — возможно, не хотел, чтобы она чувствовала одиночество. Разумеется, были моменты, когда он спрашивал ее мнение по поводу чего-то или флиртовал с ней, но было и множество других моментов, когда во время разговора он отводил от нее взгляд, и тогда наступало тягостное молчание. Или находил причину извиниться и уйти, после того как они провели всего несколько минут вместе в одной комнате.
Тем не менее когда они встретились, вместо того чтобы смотреть друг на друга, они обратили свои взгляды на Генри.
Генри продолжал свои старания, заставляя паука передвигаться по травинке. В конце концов, он пришел к выводу, что надо усовершенствовать процесс, еще бы, ведь он сын Себастьяна! Он сорвал другую травинку и направлял паука, сложив их вместе.
— Смотри, папа, — сказал он.
Себастьян наклонился и, потирая подбородок, изучал маленького паучка, который передвигался взад и вперед, от одного конца до другого. И ахнул.
— Посмотри на его глаза!
Генри наклонился ближе, почти уронил травинки в попытке поднести их к лицу.
— У него четыре глаза! — сказал он, затем посмотрел на отца, его собственные голубые глаза расширились от удивления.
— Хм… Ну да. И смотри, ты видишь эту черную метку на его спине?
Генри кивнул, даже не взглянув на паука, и Лия не могла сдержать улыбку. Как он любит Себастьяна, и Себастьян обожает его.