Дым тревожно задвигался под потолком. Пугливо замигали огоньки.
— Успокойтесь, товарищи! — крикнул Ковров. — Заседание съезда продолжается.
— Нас окружили? — раздался голос какого-то делегата.
Ковров резко отмахнулся, как бы сказал: «Да ладно», и, вспрыгнув на камень, окинул всех из глубины тупика своими блестевшими глазами.
— Товарищи! сказал он, задыхаясь от волнения. — Мы никогда и никому не отдадим нашей свободы. Помните, что первый наш коммунистический призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — стал призраком смерти для всей буржуазии мира. Вот они, четырнадцать капиталистических держав, объединились и обрушились на нашу свободную республику. Почему они так делают? Да потому, что они хорошо знают, что в нашем пролетарском единении их неминуемая гибель, их смерть!
— Именно так! — крикнул стоявший около него старый рабочий, подняв свою огромную руку, и, потрясая ею, добавил: — Кровь пришли пускать из нас, из трудовых людей. Надо нам, товарищи, сжиматься в кулак и крепко дать им в зубы, чтобы не совали они свою заморскую морду сюда, к нам…
Ковров продолжал:
— Товарищи крестьяне! Как никогда, надо держаться локтя рабочего. Надо идти с рабочими рука об руку, идти в ногу с ними, и тогда никто нас не сломит! Только он, организованный пролетариат со своей партией большевиков, приведет к той светлой жизни, о которой веками мечтали все трудовые люди. Мы спустились сюда, в это подземелье, ради своей свободной жизни, ради победы. Мы вынесем из этой вековечной темноты на свет свое красное знамя, соберем около него своих братьев и пойдем на последнюю борьбу. Мы победим, товарищи, потому что мы свободные люди. А освобожденный человек — это непобедимый человек! Его никому теперь не заковать в цепи! — Ковров снял фуражку, встряхнул волосами и запел сильным, высоким голосом:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Люди обнажили головы и один за другим подхватывали суровые, мужественные, призывные слова гимна:
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
В темном углу тупика, где стоял Ковров, мелькнуло и тут же взвилось над обнаженными головами людей темно-красное знамя, на котором переливались огни фонарей.
Это есть наш последний
И решительный бой…
Десятки голосов сливались в один мощный голос, и он волной раскатывался по бесконечным лабиринтам черного, жуткого подземелья.
Когда гимн смолк и наступила звенящая тишина, Ковров скомандовал:
— Враги окружают каменоломни, нашу крепость. К оружию, товарищи! К выходу, за мной!
Знамя заколыхалось над головами, как большое вспыхнувшее пламя, и устремилось к выходу. За ним плотной стеной двинулись делегаты съезда с фонарями, а огни фонарей казались искрами, отлетающими от пламени, которое впереди прорезало темноту и освещало дорогу людям.
2
Город, переполненный слухами об Аджимушкайских каменоломнях, проснулся в этот день рано. С восходом солнца люди поднимались по каменным лестницам вверх, на склоны горы Митридат, и оттуда часами рассматривали каменоломни, гадая, что же будет с людьми, попавшими в подземелье.
Со стороны Аджимушкайских каменоломен до города временами доносилась пулеметная стрельба и глухо бухали разрывающиеся бомбы. По блекло-хмурой равнине, за которой поднимались курганы каменоломен, иногда, как волчьи стаи, проносились белогвардейские казаки в черных бурках.
Уже высоко поднялось солнце, но в порту было тихо. Портовая жизнь все еще не начиналась. В обширной, закованной в серый гранит бухте, у молов и пристаней дымились пароходы; клубы черного дыма тревожно поднимались в безоблачное, тихое небо. На широком молу, далеко врезавшемся своей темной плитой в море, мрачно шипели, посвистывая парами, два английских миноносца.
Бардин, не ушедший из-за болезни в каменоломни, тотчас же отпечатал на пишущей машинке обращение к рабочим от имени подпольщиков-большевиков.
«Товарищи, все на выручку съезду! Не выходите на работу. Бастуйте! Не дайте белогвардейскому палачу генералу Гагарину упиться кровью наших лучших товарищей и смелых борцов за пролетарскую революцию и за свободу! Товарищи, знайте, что съезд собрался в подземелье для того, чтобы организовать борьбу против белогвардейщины и иноземных захватчиков. Все на помощь осажденным товарищам!»
Бардин рассчитывал, что забастовка может повлиять на осаду каменоломен, оттянуть оттуда часть войск и ослабить кольцо осады. Это дало бы возможность подпольщикам выбраться из подземелья с меньшими потерями.
Среди стоявших на молу иностранных кораблей один, английский, был в ремонте. Причаливая к молу, чтобы пополниться топливом, он ударился носом о гранит и изуродовал себе всю носовую часть, распорол швы корпуса и повредил палубные машины.
Командир судна, высокий, широкоплечий, уже седой англичанин, немедля потребовал произвести срочный ремонт корабля.
Чуть ли не все котельщики и слесари портовых мастерских под угрозой оружия были согнаны к разбитому миноносцу. Начался спешный ремонт корабля.
На второй день после осады Аджимушкайских каменоломен рабочие увидели, что многие их товарищи не явились на работу. Они тут же решили незаметно разойтись.
Английские офицеры, заметив, что рабочие уходят, приказали матросам задержать их. Матросы силой оружия стали возвращать мастеровых к судну.
Петька Шумный в это время находился на «Юпитере», который стоял у мола с северной стороны и разгружался от угля. Услышав шум, он спустился по трапу и подошел к миноносцу.
Вооруженные матросы пригнали из портовых мастерских еще человек двадцать рабочих с узелками и корзинками, в которых хранились их скудные завтраки. Они с понурыми лицами, молча примкнули к своим товарищам, отказывающимся приступать к работе.
Упорство рабочих взбесило офицеров. Они целой группой спустились с корабля на мол.
Плечистый, сухопарый командир остановился перед рабочими, окинул их угрожающим взглядом и коротко на ломаном русском языке потребовал, чтобы они немедленно приступили к работе. Он угрожал, что прикажет расстрелять их как бунтовщиков и нарушителей порядка.
Рабочие, как по команде, снова начали расходиться во все стороны, прорываясь сквозь кольцо матросов и рассыпаясь по всему молу.
Один молодой рабочий остановился перед дрожавшим от злобы командиром миноносца, собираясь ему что-то сказать. Командир рванулся и по-боксерски ударил рабочего прямо в лицо. Парень, как подкошенный, упал.
Рабочие бросились к нему на помощь.
Петька Шумный первым подскочил к парню и, увидав его окровавленное лицо, что было мочи закричал своим тонким, прерывающимся от негодования голосом:
— Что ж ты, гадина, делаешь? За что же ты бьешь, собака? Приехал хозяйничать на чужую землю!..
Офицер вытаращил на Петьку обведенные красными веками глаза, опешив от его резкого ребячьего выкрика.
Вокруг нарастал ропот и