Читать интересную книгу Исповедь одинокого мужчины - Вячеслав Ландышев

– Что делать будем? Чем можно им помочь? Может быть, пойти к демонстрации примкнуть, транспарантами поразмахивать о свободе Чечни?

– Нет, мы уже туда ездили. Хотели встать в ряд демонстрантов. Написали даже плакат: «Ни в коем случае не штурмовать – там наши дети!». Но митинговать не получилось, так как все в полукилометровом радиусе оцеплено милицией и солдатами. Никого к зданию не подпускают, всех демонстрантов разогнали. Мы сейчас позавтракаем и поедем в посольство Казахстана. Там посол уже пытается связаться с террористами, чтобы граждан Казахстана отпустили, казахстанцы же ведь никакого отношения к военному конфликту между Чечней и Россией не имеют. Если будут какие-нибудь новости – я тебе позвоню.

– Окей, Саня, звони в любое время суток. Если у вас там сегодня ничего не получится, давай завтра с утра поедем на Дубровку, хоть походим там вокруг оцепления, поспрашиваем новости на месте.

– Договорились, завтра утром тогда часов в десять там встретимся. Но предварительно созвонимся с утра.

Целый вечер у меня прошел в нервном ожидании около телевизора. Новостей почти никаких не было. Выступали представители какого-то штаба, созданного для руководства в этой чрезвычайной ситуации. Все участники штаба стояли перед телекамерами, говорили, что они уже больше суток не спят, все руководят переговорами.

«Ну и на хрена вы там нужны, если вы больше суток не спали? Какие вы можете там, на месте, принять здравые решения, если у вас мозг не соображает от недосыпания? И где один руководитель, который будет принимать окончательное решение и возьмет на себя ответственность, а не штаб из представителей и интеллигенции, и милиции, и военных. Здесь нужна авторитарная власть, а не демократия», – злился я, выслушивая аморфные, обтекающие, многословные и не содержащие конкретной информации выступления представителей этого штаба.

Поздно ночью я заснул около телевизора, а в пять или шесть утра меня разбудил звонок. Звонил Сашка Ким:

– Слава, их освободили. Был штурм спецназа ночью.

– Погибших много?

– Говорят, что вообще нет. Все живы, кроме террористов, тех всех поубивали.

– А о Вовке что-нибудь известно?

– Нет. Мы уже выезжаем сейчас к Дубровке. Там посмотрим на месте. Будем там минут через 30.

– Хорошо! Какая радостная весть! Я тоже сейчас оденусь и выезжаю. Но буду там где-то примерно через час. Звони на мобильник, если что-то узнаешь.

– Договорились. До встречи.

Я оделся и пошел на автостоянку за машиной. Проехав от райцентра несколько километров, я по телефону от Кима узнал, что на месте штурма никого уже нет. Что всех – и сепаратистов, и заложников – траванули газом. И что есть немногочисленные жертвы среди заложников. Что всех пострадавших развезли на машинах скорой помощи по разным больницам. И что никто и ничего не знает, и Сашка с женой сейчас поедет в посольство Казахстана узнать хоть какую-нибудь информацию.

Мы договорились встретиться с Кимом в посольстве Казахстана и через полчаса увиделись в фойе здания. Дальше нас охрана не пустила, сказала, что никто из посольства не принимает и о заложниках из Казахстана никакой информации нет. Оказалось, что в зрительном зале, кроме Володи, было еще трое казахстанцев – мать с двумя детьми-школьниками младших классов. Они в Москве были проездом. Остановились на пару дней, собирались на ПМЖ в США. С будущим мужем-американцем казахстанская девушка познакомилась в Интернете, долго с ним переписывалась и несколько раз встречалась в Москве. А недавно согласилась стать его женой и вместе с детьми уехать в США, сделав перед отъездом прощальную прогулку по Москве. И они взяли, к несчастью, билеты на этот мюзикл. Американец-муж тоже оказался с ними среди заложников «Норд-Оста».

Мы просидели в фойе посольства два часа, ожидая кого-нибудь, кто к нам вышел бы и сказал что-нибудь о заложниках. В фойе стоял телевизор, и все постоянно слушали новости. Сначала корреспонденты сказали, что пострадавших мало, что газ, пущенный через вентиляционные ходы в зрительный зал, только усыпил всех, а спецназ потом застрелил всех спящих преступников. Затем в новостях начали сообщать, что есть жертвы среди заложников, но их единицы, в основном среди тех, кто сидел недалеко от вентиляционных отверстий, и среди стариков, страдавших болезнями сердца и легких. Наконец показали одного из руководителей так называемого штаба. Он долго говорил, глядя в телекамеру о том, какие они, члены штаба молодцы, о том, что они все не спали почти двое суток, о том, как все службы слаженно действовали в этой чрезвычайной ситуации, и что обстановка была очень сложной, и переговоры шли с большими трудностями, и бла… бла… бла…

«Да ты скажи наконец-то, болтун, сколько людей погибло и где живых искать, в каких больницах!» – сказал я громко, не выдержав этого словесного поноса.

Член штаба как будто меня услышал и начал говорить: «По последним данным, количество погибших составило… Я еще раз хочу вам сказать, что благодаря скоординированным действиям всех членов штаба количество погибших составило минимум из того, что могло бы быть…»

«Ты скажешь наконец, мудак, сколько людей погибло!» – опять выругался я.

«… Итак, на данный момент количество погибших от отравления газом составляет, по нашим последним данным… 105 человек…» – наконец выпалил он эти ошеломляющие цифры.

Мы все ахнули, а жена Сашки заплакала. Это же так много! И это первая информация о погибших. Далее цифры могут только расти, а не уменьшаться.

Мы сидели в молчании, слышно было только всхлипывание жены Кима.

Самое тяжелое в такой ситуации – это сидеть и ждать, зная при этом, что от тебя ничего не зависит. Я встал и пошел к городскому телефону, висевшему в фойе рядом с входной дверью. Открыл там справочник «Желтые страницы» и начал обзванивать все больницы. Через какое-то время Саня Ким притащил мне листок с телефонами больниц, которые были указаны в бегущей строке по телевизору. В эти больницы увезли пострадавших заложников. В списке было примерно 10 больниц. Я в течение часа дозвонился по «горячим телефонам» до семи больниц из десяти. В них Володи не было. И я поймал себя на мысли, что не хочу обзванивать оставшиеся три больницы, потому что если там скажут «нет», то придется обзванивать морги. Но надо было довести дело до конца, и я начал набирать номер следующей больницы. Однако оставшиеся номера были постоянно заняты.

И вдруг жена Кима крикнула: «Смотрите, это же Вовка?!».

Это был и вопрос, и утверждение сразу, потому что было непонятно, Володя это или нет. По телевизору показывали рейд корреспондента в одной из больниц. Там на полу, в палате между больничных коек, в одних семейных черных трусах лежал человек, похожий на Володю. Но, к сожалению, оператор с камерой находился от лежащего далеко и хорошо рассмотреть этого человека было невозможно. Такое впечатление, что человек, лежащий на полу в госпитале, был сильно пьян. Он медленно и нескоординированно пытался перевернуться с одного бока на другой. Мы записали название и адрес больницы, которую назвал оператор, и поехали туда наводить справки.

По дороге машина Кима, идущая впереди моей, вдруг остановилась у обочины. Я сразу припарковал рядом свой автомобиль. Из машины корейца выбежала его жена и радостно воскликнула: «Слава, он жив. Доктор позвонил. Володя, когда пришел в сознание, попросил врача нам позвонить. Сегодня к нему нельзя, но его жизнь вне опасности. Может быть, завтра даже его уже выпишут домой».

«Хвала тебе, Господи!» – подумал я.

Через некоторое время я позвонил в Алма-Ату и обрадовал сестру.

Вечером следующего дня мы уже сидели за столом у Кима на квартире в Крылатском и слушали рассказы пострадавших – Володи и жены их армейского друга, Петра Скудяева.

Володя постарел лет на 10, под глазами были громадные синяки, а в глазах – пустота и скорбь. Все уже знали, что много людей погибло – 130 человек, в том числе и казахстанцы – молодая женщина с двумя малолетними детьми и мужем-американцем. Они все отравились газом из-за несвоевременно оказанной помощи. Повезло тем, кого вытащили быстро, сняли с них одежду, чтобы все тело могло дышать, и смогли на скорой помощи пробиться через ужасные пробки у Дубровки.

«Неужели нельзя было расчистить от всех стоявших машин подъезд к этому концертному залу, убрать эвакуаторами припаркованные автомобили и поставить в непосредственной близости все машины скорой помощи Москвы на круглосуточное дежурство? – возмущались мы все за столом. – Взрыв и штурм ведь могли быть в любой момент – это и дураку понятно. О чем только думал двое суток не спящий ночами штаб!»

Попили водку за упокой и за здравие. Бывшие заложники рассказали, каким унижением было ходить в туалет прямо в зрительном зале в оркестровую яму и ступать там между кучами дерьма и пятнами от мочи. Какой ужасный запах там стоял в зале от этой оркестровой ямы, и хуже всех было тем, кто сидел в первых рядах партера. Жена друга рассказывала, как хорошо, что с ней рядом был Володя. Она бы там одна со своей эксцентричностью точно с ума сошла бы или на пулю нарвалась, а он был спокоен, даже шутил иногда. Володя в ответ сказал, что фатально смирился со всем, что будет, так как определил профессионально, что от взрыва бомбы, которая находилась в центре зрительного зала, погибли бы все. Момент штурма они не помнят, спали ночью, а когда вдохнули газа, так вообще намертво отключились и проснулись только в больнице, когда врачи их били по щекам и уговаривали открыть глаза.