Поздоровавшись со всеми, я первым делом задал вопрос, который должен был встряхнуть обывателей и освободить их головы от трусливых мыслей:
— Когда мы пойдем на скифов?
Наступила такая тишина, что стало слышно, как жужжит шмель, непонятно зачем залетевший в толпу людей. Пауза тянулась так долго, что я хотел уже зевнуть, не прикрыв рот, что у нынешних греков считается верхом неуважения к собеседникам.
Первым нашелся полемарх Харисий:
— Мы как раз обсуждаем этот вопрос.
— Сколько гоплитов может выставить полис? — поинтересовался я.
— Шесть лохов, — ответил он и добавил в оправдание: — Это всё, что у нас есть.
В греческих полисах, кроме Спарты, в лохе сто человек — четыре эномотии по двадцать пять человек в каждой, построенные в три ряда по восемь человек и позади ураг, который не позволял сбежать струсившим. Командир эномотии стоял первым в правом ряду. В случае войны призывались все мужчины в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Более молодые и старые оставались нести службу дома.
— А сколько лучников и пращников? — задал я следующий вопрос.
Полемарх задумался, а потом выдал исчерпывающий ответ:
— Хороших мало.
— Давайте наймем тавров. Я слышал, они хорошие лучники и пращники, — предложил я.
— А зачем нам тавры?! Они перейдут на сторону скифов и вместе с ними нападут на нас, только деньги зря потратим! — вмешался в разговор Гегий, богатый виноторговец, худой и длинный, почти с меня ростом, мужчина сорока двух лет, обладатель безволосого лица, как у скопца, и отец шести детей, что порождало массу скабрёзных шуток в его адрес.
— Если успеют перейти, — сказал я. — И деньги тратить на них не будем, заплатим трофеями.
— Какими трофеями?! — удивился Гегий.
— Богатыми, — коротко ответил я.
Моя манера вести разговор вогнала виноторговца в ступор. Он никак не мог понять, серьезно я говорю или шучу. Остальные тоже поглядывали на меня напряженно, однако у многих в глазах появились проблески надежды на благоприятный исход. Слишком уверенно я себя вел. Да и покупка двух клеров ясно говорила о том, что решил обосноваться здесь надолго. Человек, не уверенный в победе, не стал бы так безрассудно тратить деньги.
— Устройте мне встречу с военным вождем тавров, — потребовал я. — Сделаю им предложение, от которого не смогут отказаться.
После чего развернулся и пошел домой. Если бы остался и вступил в обсуждение своих будущих действий, затрепали бы тему и разуверились во мне. Моя непонятность и непредсказуемость должны были внушить херсонесцам уверенность в победе.
49
Большая часть таврских поселений расположена в труднодоступных местах в горах, но несколько на высоких мысах на берегу моря. Если горные занимаются земледелием и отгонным скотоводством, то прибрежные — пиратством и в свободное от основного промысла время рыболовством. Я бы даже назвал поселения на мысах военно-морскими лагерями, потому что женщин в них было мало, преобладали молодые мужчины. Видимо, юноши из горных деревень отправлялись в такой лагерь, чтобы накопить денег на невесту, дом, скот, а потом вернуться к мирной жизни. Тот лагерь, к которому подъехали мы с полемархом Харисием и охраной их десяти всадников, был обнесен стеной высотой метра три, сложенной из камней разного размера, из-за чего была крива и легко преодолима. Видимо, служила не столько для защиты, сколько для того, чтобы кто-нибудь случайно не приперся или не разбежались те, кто внутри. К единственным воротам вел специально обуженный перешеек длиной метров сто и шириной два или чуть больше, чтобы могла проехать арба. Последние метра четыре были подъемным деревянным мостом через ров глубиной метров пятнадцать. Мне пришлось пошлепать по шее занервничавшего коня, успокоить, чтобы вместе с ним не свалиться туда. На площадке надвратной башни, которая была всего на метр выше стены, разгуливали под деревянным навесом три лучника, делавших вид, что не замечают нас. За воротами по обе стороны дороги, ведущей к длинному каменному строению с двумя дверьми, но без окон, стояли сотни две тавров, вооруженных короткими копьями и мечами. Многие были без головных уборов и рубах, лишь в коротких штанах из грубой ткани. Все босые, причем ступни такие загорелые или грязные, что казалось, будто на них черные носки. Почти все роста невысокого, сложения плотного, головы крупные с низкими лицами и плотно прижатыми ушами, носы широкие и короткие. Кстати, называют себя не таврами, а арихами. Может быть, это название одного из племен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В дальнем конце лагеря, на самом краю мыса, высилась наблюдательная башня высотой метров десять с двумя дозорными на верхней площадке. По периметру площадки торчали шесты с человеческими черепами, пара из которых была свежими, недавно обклеванными птицами. Как догадываюсь, это призыв к проплывающим мимо морякам не оказывать сопротивление. У подножия мыса были вытащены на галечный пляж шесть легких, быстрых галер вместимостью человек пятьдесят каждая. Тавры не отличались отвагой, на караваны галер не нападали, только на одну-две, отбившиеся во время шторма или отставшие по каким-то другим причинам. Несколько коротких и широких рыболовецких баркасов болталось на небольшой волне в миле от берега, обеспечивая провиантом обитателей лагеря.
Из длинного строения вышли три тавра средних лет, простоволосые, одетые в короткие штаны и кожаные доспехи на голое тело, босые. Черные волосы на головах и бородах подстрижены очень коротко. У каждого на шее по разомкнутому, серебряному обручу-гривне — наверное, атрибут власти. Они подождали, когда мы с Харисием спешимся, после чего тот, что стоял в центре, обладатель выдающегося во всех отношениях носа с вывороченными ноздрями, из которых торчали пучки черных волос, жестом пригласил нас сесть на поставленные на попа в тени здания чурки с заеложенными верхушками, напротив длинной и широкой скамьи, на которой расположились хозяева. Все три тавра сидели, скрестив ноги, что для греков признак плохого воспитания. В изобразительном искусстве, в частности при росписи амфор, чтобы в жанровой сценке показать, что кто-то раб (варвар), греки рисуют его сидящим со скрещенными ногами.
Тавры, следовавшие за нами от ворот, остановились полукругом метрах в десяти от места переговоров. При этом возле каждого нашего всадника стояло по два-три человека с копьем наготове. Меня предупредили, что таврам не ведомы законы гостеприимства по отношению к чужакам. Зато своего соплеменника обязательно приютят и накормят в любое время суток.
— Зачем вы приехали? — начал носатый на ломаном греческом языке.
— Мы собираемся напасть на скифов, приглашаем вас присоединиться. Они недавно ограбили Керкинитиду, так что добыча будет богатой, — ответил я на греческом с добавлением таврских слов, которые вспомнил, пообщавшись в городе с рабом-тавром.
Кстати, таврский язык родственен скифскому и оба — древнеиранскому.
— После того, как скифы разграбят Херсонес, добыча будет еще богаче! — насмешливо произнес сидевший справа от носатого.
— Захватят они Херсонес или нет — это еще неизвестно, но в любом случае в одиночку со скифами вы не справитесь, а если поможете им, вряд ли щедро поделятся с вами, хотя штурмовать и погибать в первую очередь придется вам. Они подключатся только в самый последний момент — и заберут все самое ценное. Так у них заведено, — медленно и громко произнес я, чтобы дошло до всех обитателей лагеря. — А если победим мы, то легко справимся в одиночку с теми, кто помогал скифам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты угрожаешь нам?! — раздраженно спросил носатый, планы которого, как догадываюсь, я разрушал своими речами.
— Зачем мне угрожать будущим союзникам?! — с ноткой иронии произнес я. — Вы ведь умные люди, не захотите гибнуть ради того, чтобы обогатились скифы. Вы предпочтете расстрелять их из засады, без лишнего риска, и получить половину трофеев, которые мы вместе захватим. Это будет меньше, чем в случае захвата Херсонеса, зато все останетесь живы. Уж поверьте, просто так город мы не сдадим. Многие полягут под его высокими стенами.