— Привет, ты… что-то… рано сегодня? — нервно мямлю, переминаясь с ноги на ноги возле входа, здраво опасаясь попасться на глаза.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы по моему облику сделать правильные выводы о «весёлых» недавних приключениях, поэтому необходимо срочно убраться к себе в комнату и запереться на десять замков.
Вопрос я задала ради приличия. К счастью, ответной реплики, нет, да и, в целом, за весь этот период времени мама ни разу не посмотрела мне в глаза. Занимается тем, что потягивает вино и смотрит телевизор почти в беззвучном режиме.
Понимая это, с огромным облегчением ретируюсь:
— Прости, я бы посидела с тобой, но мне не здоровится!
Я не жду разрешения, просто рассказываю о своих действиях, уже разворачиваюсь для побега и мне весьма удивительно то, что следует далее.
— Сядь!
Меня настолько сбивает повелительный тон, что в голове сигналит тревожный звоночек, и я послушно, однако в тот же момент крайне настороженно приближаюсь к дивану.
Что-то очень беспокоит в её поведении, что-то не так…
— Что-то случилось? — беспокойство лишь сильнее нарастает, когда мама впервые поднимает взгляд, а потом сразу же отворачивается, будто бы ей тяжело смотреть на меня.
За эту долю секунды успеваю заметить, что ее взгляд будто бы не живой — мертвый. Такой словно из него вытянули все силы и их не хватает даже для того, чтобы просто посмотреть в глаза дочери.
— Мам!? — зову громче, ещё больше пугаясь странного молчания.
Временно отходят на второй план мои душевные терзания, сейчас очень беспокоит ни живая, ни мертвая мама. Что с ней? Не дай Бог, со здоровьем что-то не так. В голове проносится тысяча самых ужасных версий. Раздираемая волнением я незамедлительно присаживаюсь на диван, аккуратно прикоснувшись пальцами к бледной руке.
Родительница словно оживает от магического прикосновения: одну руку, сжимающую пульт, поднимает и начинает что-то набирать на экране, однако я не интересуюсь что именно, поскольку слишком загипнотизирована ее тихой речью, наполненной печалью:
— Насколько помню я всегда и всем ставила тебя в пример. Говорила о том, какая ты ответственная и серьёзная девочка, и не в твоем характере делать что-то гнусное. Моё доверие к тебе безгранично. Ты ведь мой ангелочек!
Когда заканчивается признание, сказанное сиплым голосом, я замечаю одинокую слезу, скатывающуюся по её щеке. И это так меня пугает, что я начинаю бессвязно тараторить, успокаивать ее, как маленького ребёнка, забалтывать всякими глупостями. Этот человек никогда не плакал, никогда не видела ее за этим бесполезным занятием. Ее внутренняя сила, ее стойкость, гордость и ответственность перед людьми поистине поразительны. Эти качестве не позволили ей сломаться в самое тяжелое время. Так, что же сейчас произошло? Что довело до такого состояния!?
— Сегодня был прекрасный день ровно до тех пор, пока начальник не раскрыл мне слепые глаза… — произносит она.
Завороженная странным поведением матери и не понимающая, что происходит, я вся обращаюсь вслух.
Когда она указывает пультом на экран, предлагая посмотреть в том направлении, я послушно выполняю требование.
От увиденного на экране лицо резко обжигает волной стыда. От силы эмоционального удара, кажется, что голова взорвалась адской болью, а виски сжало невидимой колючей проволокой.
Как больно!
Хочу ослепнуть.
Всего на некоторое время ослепнуть и не видеть того, что вижу.
В поисковике на экране набита одна хорошо знакомая фраза, такая родная и такая издевательская. Прозвище, подаренное лжеподругой:
«Героиня посёлка «Ясный свет» и её настоящие таланты».
Под этим заголовком загружено несколько видео и мама включает одно из них. Там звучит громкая восточная музыка, знакомые голоса, и… я, танцующая перед близнецами в тот роковой вечер, когда впервые была втянута в грязные игры богатых детишек.
Лживая Дрянь!
Она обещала стереть это!
Съемка однозначно с её стороны. С этого угла обзора видны близнецы, рассматривающие мой откровенный танец.
Видео длится не больше минуты, очень короткое, но набравшее неплохую популярность, раз мама с такой легкостью нашла его по нескольким фразам в поисковике.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я молча гляжу на экран и ни одного слова не произношу, не желая верить собственным глазам.
Мама точно также действует, за исключением того, что, выждав немного времени, вскоре загружает следующее видео.
На нем…двое мужчин и я — полусонная, неадекватная.
Мама жмёт на перемотку и ставит последнее видео.
На кадре мы втроем лежим уже на подушках…
— Прекрати! — молю маму остановить запись.
Я не хочу и не могу это снова пережить. Мне же больно, черт возьми!
Мама сегодня жестокая, не останавливается, благо перематывает на самый конец, где совершенно пьяный Девин велит тому, кто снимает:
— Теперь вали отседа! А ты что это? Снимаешь!?
На этом запись прекращается, будто телефон вырвали и разбили.
После того, как видео завершается, у меня еще долго гудит в ушах, а в голове сигналит одна единственная мысль:
Сдохнуть… Сдохнуть… Сдохнуть…
Об этом думаю, лишь это слово крутится в мыслях. Меня всю трясет. Испытываю максимальный стыд, абсолютно максимальную его величину.
Смотреть с матерью на себя такую… это ужасно позорно.
Я не могу прекратить дрожать и не могу прекратить пялиться на темный экран телевизора. Даже пропускаю тот момент, когда мать поднимается с дивана и куда-то удаляется.
Отмираю лишь тогда, когда в меня летит тяжелый пакет с вещами.
Защититься не успеваю, удар получается болезненным, в уголок глаза, а из пакета на пол высыпается ворох маленьких коробок с бельем, которое я прятала под кроватью, не желая сознаваться в том, что Александр мне такое подарил.
— Она не могла так поступить! Мой ангелок не мог так поступить! — орет мать, выпуская наружу свои яростные эмоции, поднимает коробки, и вынимая оттуда поочередно белье, демонстрирует мне его.
— Кто тебе такое позорище прислал? Как ты могла до такого опуститься!? Как могла!?
После того, как она начинает кричать я тоже, наконец, пробуждаюсь, стряхивая наваждение, и обретая хоть какой-то дар речи. Подрываюсь с дивана и, выставив руки в целях самозащиты перед грудью, слезно прошу об одном:
— Молю тебя, выслушай меня! Все не так, как кажется на первый взгляд. Посмотри на последние видео, ты что не видишь, что я там в неадеквате? Они подставили меня…
— Я вижу, я вижу, что моя дочь изменилась! — она бросает в меня трусы и я их кое-как ловлю почти возле лица. — Ты пропадаешь ночами, одеваешь эту мерзость! Танцуешь перед мужчинами, и ты оказываешься вот в таком состоянии, что ничерта не понимаешь. В это я верю, ох, как верю! И сын Алмазова, поэтому тебя зовет на уборки вместо меня? Какие у тебя с ним отношения?! Говори!
Чтобы я не сказала, она не слышит.
Мама заводится все сильнее, ее глаза уже красные от ярости, побелевшие руки сжаты в напряженные кулаки и сквозь крепко стиснутые челюсти она цедит ядовитые слова:
— Верни её! Верни мне мою дочку! — истерически визжит, словно сумасшедшая, и я понимаю, что она никогда не поверит. На видео обставлено всё так, будто я сама все это делала, не знаю, какой препарат дала Мами, но он лишает человека разума и памяти.
В следующую секунду улавливаю боковым зрением какое-то движение, рефлекторно зажмуриваюсь и тут же чувствую хлесткую оплеуху.
Бух!
Смешной звук. А на деле, увы, не смешно.
Этот «бух» — это тяжелый звук моего разбивающегося сердца.
— Ты — мерзкая дрянт, где моя дочь!?
От удара я слегка покачиваюсь и чтобы не упасть, хватаюсь за спинку дивана.
Сложно поверить ощущениям. В неверии подношу ладонь к горящей щеке, удостоверяясь, что мне это не померещилось и меня действительно ударила родная, самая лучшая, самая понимающая мать на свете. Теперь я чувствую не только максимальную величину стыда, но и максимальное унижение от самого дорого человека, который обязан был меня выслушать и понять.