Хотя при Советах Вильнюс по национальному составу стал в первую очередь литовским городом.
Самому заветному обретению древней имперской столицы Литва была обязана Советскому Союзу — передача Литовской республике Виленского края стала важнейшим условием соглашения между Иосифом Сталиным и литовским президентом-диктатором Антанасом Сметоной. Правда, Сталин не отдал Литве Малую Литву, оставив Караляучюс/Кенигсберг/Калининград за Россией. Зато Литовская ССР получила в свой состав Клайпеду, с XIII века и до Первой мировой войны называвшуюся Мемель и принадлежавшую Германии.
То есть в своих нынешних границах Литва появилась как Литовская ССР, и исключительно Москве она была обязана тем, что получила в свой состав крупнейший город (свою историческую столицу) и крупнейший морской порт.
В том числе по этой причине просоветские настроения в Литовской ССР вплоть до последних нескольких лет её существования были куда более сильны, чем антисоветские, — среди 15 республик СССР Литва считалась лидером по количеству коммунистов в процентном отношении к населению. Из 3,7 миллионов жителей республики более 700 тысяч человек состояли в КПСС и комсомоле. После первых лет тщательного контроля эмиссарами из Москвы процесс радикальной и форсированной советизации Литвы возглавили местные, литовские коммунисты. Под руководством Первых секретарей ЦК Коммунистической партии Литвы Антанаса Снечкуса и Пятраса Гришкявичюса (фактических правителей республики) была осуществлена национализация, коллективизация и индустриализация Литвы — страна прошла через основные элементы модернизации в экономике и социальной сфере (газификация домохозяйств, например, или создание общеобразовательной сети).
Партийная номенклатура Литовской ССР составила новую политическую элиту страны в противовес отстраненной от власти каунасской. Продолжая использовать территориальную привязку, эту элиту можно назвать вильнюсской.
Вильнюсскую элиту составляли почти исключительно национальные кадры. При безусловной зависимости республиканского руководства от Москвы эта элита обладала широкой автономией и относительной свободой при принятии даже стратегических решений. Самый яркий пример — отказ от превращения Вильнюса в крупный индустриальный центр по аналогии с Ригой и Таллином и реализация вместо этого проекта постепенной одновременной индустриализации нескольких крупных городов. Ключевую роль здесь сыграло постановление Совета Министров Литовской ССР 1956 года «О развитии малых городов республики», которое значительно ограничивало там объемы строительства объектов союзного значения. Это постановление позволило избежать притока в Литву русскоязычных трудовых мигрантов в масштабах Латвийской и Эстонской ССР и сохранить в целом моноэтнический состав населения.
Отличное доказательство не только высокой степени самостоятельности республиканских властей, но и того, что и им не был чужд литовский национализм. Хотя, в отличие от каунасских ретроградов, у литовских коммунистов этот национализм не отменял прогресса и развития, в их период заключавшихся в советизации Литвы.
Насколько при этом для партийной элиты Литовской ССР значима идеологическая основа их власти — коммунизм и советский патриотизм, — ярко продемонстрировала та же перестройка. Из 36 основателей «Саюдиса» 17 состояли в КПСС, а абсолютное большинство Коммунистической партии Литвы в декабре 1989 года поддержало курс на независимость от Советского Союза. Этот процесс возглавил лично тогдашний правитель Литвы — первый секретарь ЦК КПЛ Альгирдас Бразаускас.
Несмотря на отказ от коммунистической идеологии и переход на центристские позиции, коммунисты-перевертыши (из Коммунистической партии Литвы переименованные в Демократическую партию труда) после провозглашения независимости Литовской республики и распада СССР потеряли власть. Независимую Литву возглавили лидеры «Саюдиса» во главе с «отцом нации» Витаутасом Ландсбергисом. Среди их приоритетных действий в условиях коллапса социалистической экономики и надвигающейся социальной катастрофы были: форсированный вывод российских (бывших советских) войск из Литвы, силовой разгон Висагинского (русского) и Вильнюсского с Шальчининкским (польских) горсоветов под предлогом поддержки ими ГКЧП, возобновление курса на литуанизацию с избавлением теперь уже от советского влияния (для начала это выразилось в сносах коммунистических памятников, переименованиях улиц и городов), разрыв всех связей с республиками бывшего СССР, включая хозяйственные (вплоть до законодательного запрета участвовать в любых организациях на основе СНГ).
Результаты такой политики не заставили себя ждать: коллапс социализма и переход к рыночным отношениям в любом случае делали неминуемым системный кризис, однако импульсивные, разрушающие всё вокруг действия команды Ландсбергиса довели-таки в 1991–1992 годах Литву до катастрофы. В январе — мае 1992 года под влиянием свертывания связей с СНГ промышленное производство в Литве упало на 42,6 %, сельскохозяйственное — на 50 %, розничный товарооборот — на 48 %. И никаких изначально обещанных альтернативных западных рынков не нашлось ни тогда, ни после.
Первые постсоветские годы нанесли смертельный удар сельскому хозяйству и промышленности Литвы — они погубили высокотехнологичные советские предприятия, и они же разрушили литовское традиционное общество, основные черты которого сохранялись в сельской местности вопреки колхозному строю.
А Верховный Совет и правительство Литвы в это время занимались политикой «деоккупации». Искали в своих рядах бывших агентов КГБ (в «стукачестве» неожиданно был обвинен сам «великий» Ландсбергис), проводили люстрацию, переименовывали города. В рекордно короткие сроки и истеблишменту, и избирателям стало очевидно, что высокоидейные поэты, музыковеды и театральные критики управлять страной не могут. Просто не знают, как это делается.
Поэтому первый правительственный кризис с изгнанием правых радикалов разразился уже весной 1992 года, а осенью того же года на выборах в первый после восстановления государственности Сейм победили бывшие коммунисты (44 % голосов), возглавившие правительство. Недавний первый секретарь КПЛ Альгирдас Бразаускас тогда же был назначен исполняющим обязанности президента, а спустя три месяца, в феврале 1993 года, избран президентом в первом туре абсолютным большинством голосов (60 %).
Таким образом, старые/новые органы власти Литвы после всего двух лет пребывания в политическом изгнании возглавили прежние «оккупационные» кадры. Количество выходцев из КПСС, Советов и комсомола в правящей элите Литвы дошло до 58 % от её состава.
Однако и активисты «Саюдиса» не ушли в прошлое. К середине 1990-х годов революционный национал-романтизм литовского общества прошел окончательно, однако за каунасской элитой несмотря ни на что сохранилась поддержка консервативной и патриархальной литовской провинции, не принимающей никаких компромиссов в деле десоветизации, «деоккупации» и разрыве всех старых связей с Востоком, не способной смириться и с возвращением к власти коммунистической номенклатуры с её умеренно-прагматическим курсом. Сохранилась и территориальная вотчина — Каунас, за годы «советской оккупации» ставший не только вторым городом страны, но и крупным индустриальным центром. Господство в довоенной столице национал-консерваторов, таким образом, обеспечивало их политической группе и экономическую базу, позволявшую всерьёз претендовать на руководство Литвой. По-прежнему большую роль играла поддержка литовских правых местной католической церковью.
Кроме этих старых, появились и новые факторы, позволившие радикальным националистам остаться на плаву.
Во-первых, их электоральная база существенно пополнилась за счет возвращения на родину литовцев, депортированных при Сталине в Сибирь. Они и их потомки стали самыми верными и дисциплинированными избирателями консерваторов. Созданные ими общественные структуры (Союз политзаключенных и ссыльных Литвы, Союз ветеранов литовского сопротивления — бывшие «лесные братья» и пр.) подкрепляли и дополняли созданные во времена «Саюдиса» организационные структуры консерваторов.
Во-вторых, огромную роль в общественно-политической жизни Литовской республики после 1991 года стала играть литовская диаспора за рубежом, особенно диаспора в США. Как уже говорилось в главе IV, восточно-европейские диаспоры стали важным инструментом американской политики в регионе, причем выходцы из них на своей покинутой родине всегда поддерживали правых националистов. Литва в 1990-е годы стала тому типичным примером: лоббировавшие предоставление ей кредитов МВФ и представлявшие республику на основных международных площадках американцы литовского происхождения были сторонниками консерваторов, что, разумеется, сохраняло их внутриэлитные позиции в литовской политике.