школах, который представлен в предшествующей главе, была бы масштабной. Были бы вылечены не только ошибки рефракции, но и много более серьёзных проблем; и помогли бы не только детям, но также их семьям и друзьям.
Глава XXIX. Ум и зрение
Замечено, что слабое зрение является одной из самых распространённых причин плохой успеваемости в школах. Это считается вполне приемлемым[75] для четверти обычных учеников, и общепринято, что всё это может быть предотвращено подходящими очками.
Плохое зрение имеет намного больше последствий, чем неспособность видеть доску или смотреть без боли и дискомфорта в глазах. Слабое зрение — результат неправильного состояния ума; при этом очевидно, что ни один из процессов обучения не может быть проведён с преимуществом.
Надевая очки на ребёнка, в некоторых случаях мы можем нейтрализовать эффект этого состояния на глаза, и, делая пациенту удобнее, можем улучшить его умственные способности до некоторой степени; но состояние ума мы существенно не изменяем, и подтверждая это в дурной привычке, мы лишь можем сделать хуже.
Совершенно очевидно, что при плохом зрении, память, как одна из составляющих ума, ухудшается. И поскольку значительная часть образовательного процесса состоит из запоминания фактов умом, и все остальные мысленные процессы зависят от знания фактов, становится понятно, что малоэффективно — просто надеть очки на ребёнка, у которого «проблемы с глазами».
Экстраординарная память первобытных людей была приписана тому факту, что вследствие отсутствия любых удобных средств для создания письменности, им приходилось зависеть от своей памяти, которая соответственно была усилена. Но ввиду известных фактов о взаимоотношениях памяти и зрения, более разумно предположить, что цепкая память примитивного человека возникла по той же причине, что и его острое зрение, — его ум пребывал в покое.
Примитивная память, так же, как примитивная острота зрения, была обнаружена среди цивилизованных людей. И если были бы сделаны необходимые тесты, то мы, несомненно, бы обнаружили, что оба этих явления всегда встречаются вместе, как и в случае, который мне недавно пришлось наблюдать. Это была девочка лет десяти с таким изумительным зрением, что она могла видеть кольца Юпитера невооружённым глазом — это факт, который был продемонстрирован её рисунком диаграммы этих спутников, который точно соответствовал диаграммам, сделанными людьми, использовавшие телескоп.
Её память была так же поразительна. Она могла рассказать целое содержание книги после её прочтения, что Лорд Маколей, говорят, и проверил, и она изучила больше латыни за несколько дней без учителя, чем её сестра, у которой было шесть диоптрий близорукости, смогла выучить за несколько лет. По прошествии пяти лет она помнила, что съела в ресторане, она могла вспомнить имя официанта, адрес здания и улицы, на которой находилось это заведение.
Она также помнила то, что она одела по этому случаю, и одежду каждого из присутствующих на том празднике. И так она помнила любой случай, который хоть как-то был ей интересен, и любимым развлечением в её семье было спросить, какое тогда было меню, и что одевали люди по какому-либо поводу.
Замечено, что у двух людей с разным зрением, настолько же разные воспоминания. У двух сестёр, одна из которых обладала хорошим зрением, обозначенным формулой 20/20, а другая — 20/10, время, которое заняло изучение восьми столбцов стихотворения, различно почти по тому же соотношению, как их зрение.
Та из них, у которой зрение было 20/10, выучила восемь столбцов стихотворения за пятнадцать минут, в то время как другой сестре, зрение которой было только 20/20, потребовалась тридцать одна минута для выполнения того же действия. После пальминга девушка с обычным зрением выучила ещё восемь столбиков за двадцать одну минуту, в то время как девушка с 20/10 смогла уменьшить своё время только на две минуты, соотношение теперь явно имело отклонение.
Другими словами, ум последней пребывал в нормальном или близком к нормальному состоянии, она не могла существенно улучшить его пальмингом, в то время как другая, ум которой был напряжён, смогла расслабиться, и, следовательно, улучшить за счёт этого свою память.
Даже когда есть различие в зрении между двумя глазами одного и того же человека, оно может быть продемонстрировано, как упоминалось в главе «Память в Помощь Зрению», что есть соответствующее различие в памяти, зависящее от того, открыты ли оба глаза или здоровый глаз закрыт.
Существующая образовательная система основывается на том, чтобы дети учили и запоминали. Эти усилия всегда терпят неудачу. Они портят и память, и зрение. Память не может использоваться больше, чем зрение. Мы помним без усилия, как мы видим без усилия, и чем сильнее мы стараемся запомнить или увидеть, тем меньше мы в состоянии это сделать.
Многие вещи, которые мы запоминаем, это вещи, которые нам интересны. И причина, по которой у детей есть трудности в изучении уроков, состоит в том, что они им надоедают. По этой же причине зрение у всех становится слабым. Скука является состоянием умственного напряжения, в котором глаза не могут нормально функционировать.
Некоторые из видов принуждения, применяемых сейчас в образовательном процессе, могут пробуждать интерес в ребёнке. Например, интерес Бетти Смит к получению приза или желание обогнать Джонни Джонса может иметь эффект подъёма её интереса к урокам, которые до настоящего времени надоедали ей. И этот интерес может развиться в неподдельную тягу к приобретению знаний; но это не может быть сказано относительно различных стимулов страха, всё ещё в значительной степени используемых учителями. Они, напротив, имеют эффект абсолютного паралича умов, уже притупленных отсутствием интереса, и влияние на зрение является столь же пагубным.
Другими словами, основной причиной, как для плохой памяти, так и для плохого зрения у школьников, является наша иррациональная и неестественная образовательная система. Монтессори учил нас, что только когда детям интересен предмет изучения, они могут его изучать. Это так же верно как то, что они могут видеть, когда им это интересно. Этот факт был поразительно проиллюстрирован в случае двух сестёр, о которых я упоминал выше.
Фиби, девочка с острым зрением, которая могла пересказывать целые книги, если они действительно были ей интересны, совершенно не выносила математику и анатомию, и не только не могла изучать их, но и становилась близорукой, когда представляла их в своём воображении. Она могла прочитать буквы высотой в четверть дюйма на расстоянии двадцати футов при слабом освещении, но когда её просили прочитать цифры высотой один — два дюйма при хорошем освещении на расстоянии десяти футов, она неверно называла половину из них.
Когда её попросили сказать, сколько будет 2 плюс 3, она