с мысли проще простого, а найти ее уже проблематично, — почесал лоб ученый. Потом, видимо, все-таки нашел и, хлопнув себя по лбу, продолжил. — Каждый этнос проходит стадию своей пассионарности, то есть жертвенности своим личным, перед общественным. У обычных наций это состояние наблюдается в начале их становления. Обычно, этим дело и заканчивается. На этом примере мы видим, что пассионарность относится к расходным материалам. Но восстанавливаемым ли?! Я ведь неспроста упомянул российские просторы, подарившие русскому суперэтносу качества гомерического свойства. Видимо, вместе с этими просторами русским, в нагрузку за вечное пограничное состояние, была дана восстанавливаемая пассионарность. Россия на протяжении всей своей истории много раз проявляла эту свою способность к сплочению и самоотречению перед лицом опасности. Двадцатый век, как никакой другой был насыщен событиями наиболее трагическими для нее. За короткий промежуток времени, по российской пассинарности было нанесено несколько ошеломляющих ударов. Две мировых войны, распад, смена политико-экономической формации, причем произошедшая дважды, с противоположными по значению знаками. Россия просто не поспевала восстановиться после очередного катаклизма. Другой стране на ее месте хватило бы и одного из этих событий, чтобы кануть в Лету, а она все же выстояла. Последний раз взлет пассионарности наблюдался в конце пятидесятых, начале шестидесятых. Я помню, мне тогда уже было в районе пятидесяти лет, как люди целыми толпами выходили на улицы с самодельными плакатами: «Космос — наш!», «Юра — мы с тобой!», «Мы — победили!» Тогда всем казалось, что все по плечу и море по колено. Ефремовскую «Туманность Андромеды», напечатанную в журнале, зачитывали до дыр. Ни у кого не возникало сомнений, что сегодня мы овладеем космическим пространством, а завтра непременно наступит обещанный коммунизм, где каждый «друг, товарищ и брат». Охваченные энтузиазмом, они даже не подозревали, что первый удар по пассионарности уже был нанесен, причем не извне, а изнутри общества и нанесен он был, как бы это не звучало дико и странно, ветеранами и участниками Великой Отечественой войны. Вернувшись к мирной жизни с военных и трудовых фронтов, хлебнувшие горя выше всякой меры, они решили про себя «мы то уж как-нибудь, лишь бы дети наши были счастливы и не испытали того, что пришлось пережить нам». В этом и была их ошибка. Они стали отдавать детям все, чего в свое время были сами лишены, и все им позволять, лишь бы любимые чада не испытали дискомфорта, прежде всего экономического. Масла в огонь подлили дети партийной номенклатуры, родители которых получили возможность более свободного передвижения вне границ государства. Именно их детки, получившие в народе прозвище «стиляга» стали зачинателями культурного и экономического расслоения дотоле монолитного общества. Народ все видит и запоминает. Поэтому вполне привычной стала картина, когда одна часть молодежи, как основного фактора развития общества, в добровольно-принудительном порядке отправлялась на БАМ, другая, не менее активная ее часть, прочно обосновалась возле магазинов «Березка», фарцуя контрабандой. Кстати, кто из вас, присутствующих здесь «обращенных» может мне пояснить жаргонное словечко «чувак»?
Присутствующие явно не ожидали такого вопроса и в недоумении стали пожимать плечами, бормоча что-то не совсем внятное типа «обозначения половой принадлежности» и «словесным феромоном, отличающим своих от чужих». Ученый подождал, пока бормотанья стихнут и продолжил:
— Не знаете. А словечко, которое, как вы считаете, принадлежит к сленгу молодежной субкультуры, является ничем иным как аббревиатурой. Да-да. И расшифровывается оно как «Человек Уважающий Великую Американскую Культуру». А когда в восьмидесятом году, обещанный коммунизм так и не наступил, народ почувствовал себя обманутым. Космос не завоевали, коммунизм не построили, зато колбасу стали выдавать по талонам. И тут оказалось, что человек человеку не только друг и товарищ, но еще и пища. Всякая пассионарность должна подпитываться, а питание выключили. В этом примере явно прослеживается аналогия русской пассионарности с ну скажем так, сотовым телефоном, принятом сейчас на Земле, в качестве переговорного устройства. К началу ХХ века заряд пассионарности был почти на уровне 100 % зарядки. Большевики отключили зарядное устройство, боясь, что заряд «бодрости» пропадет втуне и активно начали пользоваться устройством, изрядно «посадив» батерею». Заметив к началу тридцатых тенденцию к спаду пассионарности и отметив про себя, что зарядка просела и составляет чуть больше 60 %, они спохватились и поставили телефон на зарядку вновь. Только вот не учли фактор времени. Времени для зарядки катастрофически не хватало. Нужно было, во что бы то ни стало его продлить. Отсюда пошли сталинские метания с «головокружением от успехов» и попытки оттянуть неизбежное, путем заключения пресловутого пакта Молотова-Риббентропа. В результате, к началу войны, зарядка составляла всего лишь около 80 %. И тут опять грянуло. Не сей раз пришлось говорить по «телефону» много и долго, гораздо дольше, чем предполагалось ранее. О последней вспышке пассионарности и ее угасании я упомянул только что выше.
Тут Гумилев вспомнил о том, что вертит в руках, уже наполненный сосуд и улыбнувшись предупредительному хозяину таверны, приник губами к кувшинчику. Все, кто сидел рядом, включая Захарию с Ирией, последовали его примеру. А народу тем временем собралось уже приличное количество. Их скромный столик окружало уже более двадцати посетителей, с затаенным дыханием, слушавшие речь умного старика. Те, кто стояли вокруг столика, не стали разбредаться по своим местам, а замерли в немом ожидании продолжения актуальной беседы.
Наконец, Захария решился прервать затянувшееся молчание:
— Так какой вы видите выход для землян в сложившейся ситуации? Как исправить положение стагнации в их умах и сердцах?!
— За всех землян не могу поручиться. У каждого суперэтноса Земли свои, присущие сугубо ему сложности, обусловленные экономическим, военно-политическим и культурно-этическим положением относительно других. Я могу сказать только за русский суперэтнос.
— Да-да, мы понимаем. В данном случае положение русского суперэтноса нас по вполне понятным причинам и беспокоит больше всего, — подхватил полковник.
— А ответ, милостивый государь, лежит на поверхности. Есть два пути решения данной проблемы для земной России. Первый, это оставить ее на какое-то время в покое, для того, чтобы она вновь обрела свою былую мощь, так сказать, «зарядилась» пассионарностью. Однако учитывая нынешнюю обстановку сложившуюся вокруг нее, судя по сведениям от незначительного количества вновь прибывших оттуда, на это особо рассчитывать не стоит. Россию в покое не оставят. Ее постараются окончательно «разложить» силами «пятой колонны» изнутри, либо спровоцировать Третью мировую войну, в которой она будет не только участником, но и полем сражения, к моему глубокому сожалению. Поэтому, на мой взгляд, самым лучшим выходом для нее это будет одномоментное экстренное заряжание «просевшей» батареи. Нечто вроде электрического кардиостимулятора, приводящего общество в шоковое состояние. Причем, когда я говорю о