у вас совсем никакой нет? — с надеждой в голосе поинтересовалась Ирия.
Эзоп порылся у себя в фартучном кармане и достал оттуда на стол целую пригоршню грецких орехов и пассатижи. Вид пассатижей среди орехов привел девушку в удивление и восторг одновременно.
— Только для любимых гостей! — сопроводил он словами свой подарок.
— Очень тронута! — не сдержалась и прыснула она смехом.
Не слушая ее благодарностей, тот развернулся и заковылял внутрь здания.
— Знаешь, — сказала она, — а мне все это уже начинает нравиться. — Я, пожалуй, запомню это местечко.
— Ну, так, — бодро заухмылялся кавалер, — наше турагентство веников не вяжет…
— А если вяжет, то только фирменные?! — подхватила она.
— Именно! — многозначительно поднял он палец кверху.
— Почему ты заказал всего по двести грамм, это же ведь меньше одного стакана будет? Мы, что, не собираемся здесь задерживаться? Или это только для затравки? — испытующе взглянула она на него.
— Сама все увидишь, — подпустил он тумана.
— Ты случайно не знаешь, почему он живет здесь, а не в европейском секторе, ведь там же есть греческий кластер, ему, наверное, грустно здесь без своих соотечественников? — поинтересовалась сердобольная Ирия.
— Знаю, — кивнул полковник. — Несмотря на то, что у нас тут считается Рай в прямом и переносном смысле, значения этого слова, европейский сектор, по сравнению с нашим, сохранил в себе некий отпечаток сословной кастовости. С годами это конечно сгладится и исчезнет окончательно, но пока мы имеем то, что имеем. Он уже давно тут живет, почти, что с самого образования нашего сектора.
— Поясни?! — округлила она свои прекрасные глаза. — Насколько я знаю, никаких графов и баронов в европейском секторе нет. Если бы это сохранилось, то был бы непременный скандал. Или я опять чего-то не поняла?
— Верно, — согласился с ней Захария. — Герцогов и всяких там баронов нет. Все равны. Формально. Однако же, если здесь мы знаем его в первую очередь как философа и писателя древности, то там, прежде всего, вспомнят, что он был рабом, и уж потом только скажут, что, да, чего-то он там пописывал.
— Какой ужас! И ты так спокойно говоришь об этом?! — ее щечки тут же запылали праведным гневом, а кулачки невольно сжались.
— Время, — сказал тихо Захария, и повторил опять, — время — великий стиратель и уравнитель. Так что, положи назад скальпель, которым ты уже размахиваешь, собравшись вскрывать гнойники общественного несознания и недоразвитости.
Пока они так тишком перепирались Эзоп уже медленно, подволакивая ногу, подходил к ним, держа в охапке большие и маленькие глиняные кувшинчики. Подойдя к столу, он стал неспешно разгружаться от своей ноши, не позволяя Захарии себе хоть чем-то помочь.
— Ой! — воскликнула девушка, отодвигая орехи в сторону, чтобы освободить пространство. — Сколько кувшинчиков?! Какая прелесть! А зачем так много?
— А затем, — наставительно произнес Захария, — что в одних кувшинчиках, как ты выразилась, находится вино, а в других — вода.
— Вода?! Я слыхала, что древние греки на своих симпозиумах с гетерами, — тут она на миг запнулась, но быстро справилась с собой и продолжила, — пили разбавленное вино. Это такая традиция?
— Скорее необходимость, — вставил Эзоп. — Я смотрю, вы у нас девушка целомудренная по всем направлениям, поэтому и не знаете, что большинство греческих вин без воды просто невозможно употреблять.
— Неужели такое крепкое?!
— Нет. Просто очень густое. Гораздо гуще, чем сироп. Его можно есть как варенье — ложкой. Вот — посмотрите, — и с этими словами он наклонил один из кувшинчиков в другой, только пустой и подождал пока медленно и тягуче содержимое одного из них не начало переваливаться в другой. Вывалив, таким образом, грамм пятьдесят дегтеобразной пахучей массы он взял кувшин размером побольше и долил туда воды. — Подождите пару минут, а затем можете смело пить.
— Винный концентрат! Замечательно! — воскликнула, пораженная Ирия.
Эзоп присел на свободный треножец и мужчины еще раз, каждый со своим вином, проделали ту же нехитрую операцию.
— У вас такое разнообразное винное меню, — продолжала щебетать девушка, — неужели вы сами производите все эти сорта?
— Нет, конечно. Меня им регулярно снабжают соотечественники из евросектора, — ответил Эзоп, вертя в ручищах свою порцию вина.
— Ну, что? Я думаю уже можно попробовать, не так ли? — обратился ко всем Захария. Эзоп согласно кивнул на это предложение.
— За встречу! — провозгласил хозяин заведения, вставая. — Ибо только встреча после длительной разлуки приносит искренние минуты радости!
— За встречу! — поддержали его наши посетители, так же вставая со своих мест. Вино на вкус было терпким и пряным. И даже, несмотря на то, что было холодным, видимо Эзоп достал его из подвала, все равно приятно и бархатно обжигало гортань. Когда первый заход бы исполнен, юная особа продолжила свой допрос «с пристрастием»:
— Вы сказали, что вино привозят ваши соотечественники, а вам не грустно здесь одному, без них? — спросила она, явно игнорируя нахмуренный взгляд своего кавалера.
— Почему одному?! — удивился Эзоп. — Посетители у меня не переводятся никогда, да и без соотечественников я не остаюсь. Они каждый день приходят сюда, ко мне. Да вот хотя бы взгляните вон на ту четверку, — указал он кивком головы, — они ведь тоже из греческого кластера.
— Мне мой спутник поведал, что вы здесь чуть ли не с самого начала, — продолжала она терзать ресторатора. — Скажите, мне очень важно знать, поверьте не из праздного любопытства, почему вы променяли вполне себе обжитое место на только что сформированный сектор?
— Как сказал один из героев кинофильма по чеховским рассказам: «В Греции все есть!», а особенно много философов. Плюнь в прохожего — обязательно попадешь или в Ксенофонта или в Теофраста, — усмехнулся он. — А я предпочитаю жить в соответствие со словами, сказанными мною еще двадцать пять веков назад: «Лучше быть клювом цыпленка, чем хвостом тигра». Здесь я единственный философ, кто сочетает приятное с полезным — веду философские беседы и пополняю свой банковский счет, являюсь председателем неформального философского общества, которое регулярно собирается по средам. Ко мне сюда заглядывают частенько и из азиатского сектора, а уж Гийясаддин Нишапури вообще отсюда не вылезает.
— Простите, вы сказали Гийясаддин Нишапури? Это имя мне не известно.
— Омар Хайам, — тихонько подсказал ей Захария.
— А-а-а! Ну, тогда понятно! — засмеялась девушка. — Он всем известный любитель горячительных напитков. А все-таки, признайтесь, что это хоть и веская, но не единственная причина вашей, так сказать эмиграции? Только серьезно.
— Если серьезно, — задумчиво произнес он, наливая опять в свой кувшинчик, — то по большому счету, я ведь не совсем грек, вернее будет сказать, совсем не грек, а фракиец.
— И что? — непонимающе воззрилась она на него.
— А то, что как говорят в