Читать интересную книгу Люди и кирпичи. 10 архитектурных сооружений, которые изменили мир - Том Уилкинсон

Тем временем объединения жителей фавел требовали прекратить расчистку, доказывая, что можно благоустроить и существующие поселения, а если снос действительно необходим, то жильцов следует переселять ближе к прежнему месту обитания. Однако правительство игнорировало эти требования до самого окончания военной диктатуры и возвращения демократии в 1985 году, когда фавельцы наконец получили право голоса. На выборах мэра в 1992 году уроженку фавел Бенедиту да Сильва с микроскопическим отрывом опередил Сесар Майя, склонивший на свою сторону часть избирателей соперницы посулами определенных благ. Начатая в результате программа «Фавела – байру» («От фавелы к району»), построенная по принципу совещания с жителями и «сохранения колорита» фавел, действовала с 1994 по 2008 год. Основной упор в этой программе делался не на жилье, а на общественное пространство и инфраструктуру – детские сады и ясли, общественные учреждения, сферу обслуживания. Результаты впечатляли, однако из-за некачественных материалов и ремонта все эти постройки быстро приходили в негодность. Кроме того, хваленые принципы сотрудничества и поддержки в основном лишь декларировались: большинство программ спускались сверху, социальная помощь либо не оказывалась, либо почти сразу иссякала.

Следующую волну благоустройства принесла программа ускорения экономического роста 2007 года, спонсировавшая такие престижные проекты, как мост Нимейера и спортивный центр в Росинье, а также канатную дорогу над Комплексо-до-Алеман. Затем уже в 2010 году нынешний мэр Рио Эдуарду Пайс, подгоняемый приближающимся чемпионатом мира и Олимпийскими играми, объявил о начале новой муниципальной программы под названием «Морар кариока». Она подразумевала многомиллиардный долларовый бюджет и тесное сотрудничество с Бразильским архитектурным институтом по вопросам благоустройства основных объектов инфраструктуры, таких как дороги, канализация, места отдыха и развлечений и общественные центры. Кроме того, она сулила «участие организованных объединений… на всех стадиях», обещала расселенным предоставление нового жилья поблизости от прежнего и введение зонирующих градостроительных норм, которые обеспечат доступное жилье и тем самым предотвратят джентрификацию – выдавливание бедных слоев населения после облагораживания района. Однако, как отмечает Осборн, «несмотря на невероятные посулы программы “Морар кариока” на бумаге… на практике местные власти пользуются ею как прикрытием для беспардонного, одностороннего, зачастую произвольного насильственного вторжения в фавелы Рио. Оказавшись на вечном распутье “ломать или строить”, нынешние городские власти пошли в рамках “Морар кариока” по третьему, противоречивому, пути: благоустройству на словах и выселению на деле – как путем открытого сноса домов, так и путем джентрификации»{199}.

Однако, если взглянуть на происходящее шире, данная политика покажется не такой уж противоречивой. История трущоб Рио – квинтэссенция мировой истории отношения к бедным кварталам. В конце XIX века проблемы пытались решить расчисткой трущоб, хотя на самом деле в этом случае бедняков просто сгоняли с насиженных мест и отрезали от источников заработка, возвращая себе ценную городскую землю. В первой половине XX века муниципальные социалисты, модернистские архитекторы и военные диктаторы хором ратовали за строительство новых жилых кварталов взамен трущоб (в Европе над расчисткой немало потрудились люфтваффе и британские Королевские ВВС). Однако к 1950-м массовое бюджетное строительство уже подверглось критике. Британские социологи Уилмотт и Янг в своем знаменитом исследовании, посвященном переселению семей рабочего класса из городского района Бетнал-Грин в пригородный Эссекс, отмечали, что такое дальнее переселение разрушает сложившиеся сообщества. В противовес этому явлению и ужасам послевоенного градостроительства архитектор Седрик Прайс вместе с историками Райнером Бэнемом и Питером Холлом пропагандировали другую крайность, названную ими Non-Plan, – пустить все на самотек, что в конечном итоге привело к неконтролируемому разрастанию района лондонских доков.

Реакция возникла и в развивающихся странах, где масштабные, финансируемые из бюджета жилищные проекты подверглись критике за дороговизну и неэффективность, а также за плохое качество построенного, и критики предлагали «искать решение в трущобах». Тенденции эти, что неудивительно, начались в американских и британских колониях, в частности в Пуэрто-Рико, где американские власти с конца 1930-х годов проводили политику «помощи в самостоятельном строительстве». Затем возглавляемые британцами и американцами международные организации распространили эти эксперименты и на остальные страны Латинской Америки, а еще чуть позже они начали финансироваться американцами как антикоммунистическая мера. Поддерживали их и многие архитекторы: например, британский анархист Джон Тернер. В 1950-х он побывал в Перу на восстановлении разрушенного землетрясением города Арекипа и рекомендовал правительству, вместо того чтобы строить новые дома для лишившихся крова, инициировать программу помощи в самостоятельном строительстве, тем самым способствуя большему его размаху. В идеале это означало бы обеспечение доступа к инфраструктуре, предоставление участков, обучение, дотации на инструменты и материалы для того, чтобы жители сами строили или руководили постройкой собственного жилья.

Тернер не первым из градостроителей и архитекторов выступал за самостоятельное строительство, однако он оказался самым громким и, видимо, самым влиятельным агитатором, поскольку его рекомендации нашли финансовую поддержку у Всемирного банка, возглавляемого тогда Робертом Макнамарой. В должности министра обороны США Макнамара значительно расширил присутствие американских войск во Вьетнаме, однако сотрудничество этого неолиберального мясника с градостроителем-анархистом Тернером покажется куда менее странным, если учесть, что оба, хоть и по разным причинам, боролись с государственным вмешательством. Намерения Тернера были вполне благими: он считал, что местные выстроят себе жилье гораздо более привлекательное и с гораздо меньшими затратами, чем получилось бы у правительства; построенное собственными силами принесет больше радости, и, наконец, самопомощь отучит рассчитывать на международный спекулятивный капитал. Неолибералы же добивались, чтобы правительство стран третьего мира выпустило из рук строительную промышленность, и тогда заказы на жилищное строительство отойдут частным компаниям.

Однако у Тернера оказался запущенный случай «идиотизма деревенской жизни» по выражению Маркса – он романтизировал трущобы, видя в них пример самовыражения, тогда как на самом деле это не что иное, как вынужденная мера в условиях крайней нужды{200}. Хуже того, тернеровской пропагандой самостоятельного строительства прикрывались как идеологическим фиговым листком представительства мирового капитала. Отказываясь обеспечивать жильем своих налогоплательщиков, государство позволяет капиталистам извлекать прибыль из эксплуатации рабочих дважды: первый раз на производстве, второй раз – дома, требуя, чтобы они задаром решали жилищную проблему. Кроме того, минимизация стоимости жилья позволяет удерживать низкий уровень заработной платы. Как и в любой отрасли, сокращение государственного вмешательства в жилищное строительство вовсе не ведет к снижению стоимости жилья или повышению стандартов качества (это типичное неолиберальное двоемыслие): большая часть средств, сэкономленных программами самостоятельного строительства, попросту перетекает к застройщикам-собственникам. И, как отмечает Род Берджесс в своей критике самостоятельного строительства, «по мере усугубления кризиса капитализма стоимость жилого пространства, зон отдыха, городских служб, инфраструктуры, энергии и сырья катастрофически возрастает. И в передовых капиталистических странах, и в государствах третьего мира… в качестве решения выдвигается философия самопомощи: сам построй себе дом, сам вырасти себе еду, езди на работу на велосипеде, осваивай ремесло и т. д. Для тех представителей третьего мира, кто через все это прошел, но по-прежнему живет на грани нищеты, призывы к самообеспечению наверняка выглядят загадочной разновидностью радикализма»{201}.

Написанное Берджессом 30 лет назад сегодня становится все актуальнее. В конечном итоге, хоть анархистский подход Тернера и греет душу «выживальщикам» и корпоративным либертарианцам, очевидное решение проблемы некачественного муниципального жилья не в том, чтобы перестать строить его в принципе, а в том, чтобы строить лучше. И это не такая уж непосильная задача: развивающиеся страны изобилуют примерами высококлассных, но недорогих проектов. В частности, гонконгское архитектурное бюро Джона Лина построило несколько комплексов в материковом Китае, привлекая местную рабочую силу и специалистов для создания экономичных, энергоэффективных зданий с учетом геодезических условий. Надо сказать, что собственный дом Джона Лина в селении Шизця провинции Шаньси тоже производит сильное эстетическое впечатление, несмотря на скромность в выборе строительного материала. При этом большинство новостроек в китайской сельской местности – особенно финансируемых уехавшими на заработки в большой город детьми, которые высылают деньги родне, – представляют собой пересаженные на новую почву городские типы жилья: многоэтажные бетонные виллы, облицованные кафелем и, если позволяют средства, украшенные причудливыми нагромождениями из тонированного стекла и полированной трубчатой стали.