Вот краткое описание, какого только и заслуживает Остров Усилий. Сырой и скалистый, открытый морю и ветрам, потрясаемый ревом двухсот тысяч морских животных, он представлял собой жалкое и унылое место для пребывания. Мод, которая сама подготовила меня к разочарованию и весь день не теряла веселости, теперь упала духом. Она храбро старалась скрыть это от меня, но, раздувая костер, я слышал, как она всхлипывала, завернувшись в одеяла в своей палатке. Настал мой черед быть веселым. Я по мере сил разыгрывал свою роль, и так успешно, что даже заставил ее смеяться и спеть мне перед сном. Я в первый раз слышал ее пение и, лежа у огня, восхищенно прислушивался к нему. Во всем, что бы она ни делала, сказывалась ее художественная натура. И голос ее, хотя и не сильный, был удивительно нежен и выразителен.
Я все еще спал в лодке, и в эту ночь долго лежал, глядя на первые звезды, которые видел с тех пор, как мы покинули «Призрак». Я думал о создавшемся положении. Ответственность подобного рода была для меня совершенно нова. Вольф Ларсен был прав: я не умел стоять на своих ногах. Мои поверенные или агенты управляли за меня моим состоянием, я же не знал никакой ответственности. Позже, на «Призраке», я научился нести ответственность за самого себя. А теперь, впервые в жизни, я оказался ответственным еще за кого-то другого. И это была самая тяжкая ответственность, так как со мной была единственная для меня в мире женщина — моя единственная маленькая женщина, как я любил думать о ней.
Глава XXХ
Не напрасно мы назвали наш остров Островом Усилий. Целых две недели мы трудились над постройкой хижины. Мод непременно хотела помогать, и мне до слез было жаль ее исцарапанных в кровь рук. Но я гордился ею. Эта утонченно-воспитанная женщина, не отличающаяся физической силой, проявляла, несомненно, героизм, безропотно перенося все лишения и исполняя самую грубую работу. Многие из камней, использованные мною для возведения стен хижины, были принесены ею. Она и слышать не хотела, когда я просил ее меньше утруждать себя. В конце концов, она согласилась взять на себя более легкую работу и ограничилась стряпней и собиранием щепок и мха в запас на зиму.
Стены хижины росли без затруднений, и все шло гладко, пока я не дошел до сооружения крыши. Чего стоят стены без крыши! Но из чего ее сделать? Правда, у нас были запасные весла, которые могли послужить стропилами. Но чем прикрыть их? Мох не годился. Тундровая трава тоже непригодна. Парус был нам нужен для лодки, а брезент начал протекать.
— Винтерс для своей хижины пользовался моржовыми шкурами, — сказал я.
— А у нас есть котики, — подсказала Мод.
И вот на следующий день началась охота. Я не умел стрелять, но начал учиться. Затратив на трех котиков около тридцати патронов, я убедился, что наши огнестрельные запасы иссякнут скорее, чем я приобрету необходимый навык. Восемь патронов ушло на разжигание костров, пока я не догадался прикрывать жар сырым мхом, — таким образом, в ящике оставалось не больше ста штук.
— Придется бить котиков дубинками, — заявил я, окончательно убедившись в том, что я плохой стрелок. — Охотники говорили и о таком способе убоя.
— Но эти животные такие славные, — протестовала она. — Я и думать не могу об этом. Это прямо зверство. Стрелять — другое дело…
— Но нам нужна крыша! — твердо заявил я. — Зима на носу. Или мы, или они должны погибнуть. Жаль, что у нас мало патронов, но мне кажется, от дубинок они будут страдать не больше, чем от пуль. Кроме того, ведь бить их буду я.
— Вот в том-то и дело, — с живостью начала она и вдруг смешалась.
— Конечно, — начал я, — если вы предпочитаете…
— Но что же буду делать я? — прервала она меня с мягкостью, за которой, как я знал, крылась большая настойчивость.
— Собирать дрова и варить обед, — не задумываясь, ответил я.
Она покачала головой.
— Идти вам одному слишком опасно… Я знаю, знаю, — предупредила она мой протест. — Я только слабая женщина, но и моя маленькая помощь может спасти вас от беды.
— А кто будет работать дубинкой?
— Конечно, вы. Я, вероятно, буду визжать. Я буду смотреть в сторону, когда…
— Когда будет самый опасный момент! — рассмеялся я.
— Я сама решу, когда мне смотреть, а когда нет, — с важным видом ответила она.
В результате нашего разговора она на следующее утро отправилась вместе со мной. Я направил лодку в соседнюю бухту. Всюду вокруг нас в воде резвились котики, тысячи их сидели на берегу; они ревели так оглушительно, что нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
— Я знаю, что их бьют дубинками, — сказал я, стараясь подбодрить себя и с сомнением поглядывая на огромного самца футах в тридцати, поднявшегося на передние ласты и внимательно разглядывавшего меня. — Весь вопрос в том, как это делается.
— Соберем лучше травы для крыши, — предложила Мод.
Она не меньше моего испугалась при виде сверкающих зубов и собачьих морд котиков.
— Я всегда думал, что они боятся людей, — сказал я. — Но почему я решил, что они не боятся? — спросил я минутой позже, проплыв немного вдоль берега. Быть может, если я смело пойду на них, они обратятся в бегство, и я ни одного не поймаю.
И все же я медлил.
— Я слыхала про человека, который напал на гнездо диких гусей, — сказала Мод, — и они заклевали его.
— Гуси?
— Да, гуси. Мой брат рассказывал мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой.
— Но я знаю, что котиков бьют дубинками, — настаивал я.
— А я думаю, что для крыши отлично подойдет и трава, — ответила Мод.
Ее слова только подзадоривали меня, хотя она к этому не стремилась. Не мог же я в ее глазах показать себя трусом!
— Вперед! — вскричал я, гребя одним веслом и направляя лодку носом к берегу.
Выйдя на песок, я храбро пошел на долгогривого секача, окруженного своими женами. Я был вооружен дубинкой, какой пользуются матросы, чтобы добивать раненных охотниками котиков. Она имела всего полтора фута в длину, и в своем невежестве я не знал, что на берегу применяют совсем другие дубинки, длиной в четыре или пять футов. Самки уползали с моего пути, и расстояние между мной и самцом все уменьшалось. Он сердито привстал на своих ластах. Между нами оставалось всего двенадцать футов. Я продолжал идти вперед, ожидая, что вот-вот он повернется и обратится в бегство.
И вдруг у меня мелькнула ужасная мысль: «Что, если он не побежит?» Ну что же, тогда я хвачу его дубинкой, — последовал ответ. В своем страхе я забыл, что моя цель — убить зверя, а не спугнуть его. Но в эту минуту он фыркнул, заворчал и бросился ко мне. Глаза его сверкали, пасть была широко разинута, зубы угрожающе блестели. Откровенно признаюсь, что в бегство обратился не он, а я. Он бежал за мной неуклюже, но быстро. Зверь был в двух шагах за мной, когда я вскочил в лодку, и впился зубами в весло, которым я отталкивался от берега. Крепкое дерево раскололось, как яичная скорлупа. Мы были изумлены. Секундой позже он нырнул, ухватился зубами за киль лодки и сильно потряс ее.