(глава «О том, что дурные законодатели – это те, которые поощряли пороки, порожденные климатом, а хорошие – те, которые боролись с этими пороками»). Таким образом, полное бездействие является для них самым совершенным состоянием и главным предметом их желаний. Они дают верховному существу название неподвижного. Жители Сиама считают, что высшее блаженство состоит в том, чтобы не быть обязанным приводить в движение свое тело. В этих странах, где чрезмерная жара обессиливает и подавляет людей, покой доставляет такое наслаждение, а движение так тягостно, что эта метафизическая система кажется вполне естественной. Будда, законодатель Индии, следовал внушению собственных чувств, рекомендуя людям состояние полной пассивности; но его учение, порожденное созданной климатом ленью и в свою очередь поощряющее эту лень, причинило неисчислимое зло. Законодатели Китая проявили больше здравого смысла: имея в виду не то состояние покоя, к которому некогда придут люди, а ту деятельность, которая им необходима для выполнения житейских обязанностей, они дали своей религии, философии и законам чисто практическое направление. Чем более физические причины склоняют людей к покою, тем более должны удалять их от него причины моральные425.
Монтескье называет этот вид деятельности самым важным трудом людей (глава «О земледелии в жарких климатах»). Чем более климат побуждает их избегать этого труда, тем более должны поощрять их к нему религия и законы. Поэтому законы Индии, которые отдают земли государям и лишают частных лиц духа собственности, усиливают неблагоприятное влияние климата, т. е. производимую им леность.
Такое же зло производит там и монашество (глава «О монашестве»). Оно родилось в жарких странах Востока, где люди более склонны к созерцанию, чем к деятельности. В Азии численность дервишей, или монахов, видимо, возрастает, по мере того как климат становится более жарким; Индия, где жара достигает своего предела, переполнена ими. То же соотношение наблюдается и в Европе. Чтобы победить внушаемую климатом лень, законы должны были бы лишить людей всякой возможности жить не работая. Но на юге Европы они действуют в обратном направлении: они ставят людей, желающих быть праздными, в положение, благоприятствующее созерцательной жизни, и связывают с этим положением огромные богатства. Эти люди, живя в таком изобилии, которое даже тяготит их, естественно, уделяют свои излишки простому народу. Последний утратил собственность; они вознаграждают его за это возможностью наслаждаться праздностью; и он, в конце концов, начинает любить даже свою нищету426.
Монтескье приводит примеры поощрения правителями земледельцев. Так, в Китае ежегодно совершается церемония открытия земледельческих работ (глава «Хороший китайский обычай»). Цель этого торжественного акта – побудить народ заниматься земледелием. Также императора каждый год извещают о наиболее отличившемся земледельце, которого он производит в мандарины более высокого ранга. У древних персов покидали пиршества, чтобы разделять пищу с пахарями.
Монтескье отмечает, что ленивые нации обыкновенно отличаются тщеславием (глава «Способы поощрения промышленности»). Поэтому на юге Европы, где народы так чувствительны к почестям, можно было бы бороться с ленью посредством тщеславия, следовало бы назначать премии наиболее отличившимся в своем деле земледельцам и ремесленникам. «Эта мера хороша даже для всякой страны. В наши дни она способствовала учреждению в Ирландии одной из самых значительных во всей Европе мануфактур полотна»427.
Таким образом, по Монтескье, склонность народов разных стран к трудовой деятельности во многом определяется климатическими условиями и культурными традициями.
Культурные различия в отношении к труду
Почти через 200 лет после выхода в свет сочинения Ш.–Л. Монтескье американский философ, политолог и писатель Фрэнсис Фукуяма обращается к вопросу о культурной обусловленности труда как одного из важнейших факторов социокультурной эволюции человечества.
Работа «Конец истории и последний человек» (1992) принесла ученому международную известность. В главе «Тимотические корни труда» Фукуяма высказывает предположение, что не только политика (как полагал А. Смит), но в не меньшей степени и культура влияет на экономическое поведение человека, так же как она влияет на способность народа поддерживать демократию428. Это нигде не проявляется так очевидно, как в отношении к работе.
Фукуяма ссылается на тезис Гегеля, что работа есть сущность человека; трудящийся раб создает человеческую историю, преобразуя естественный мир в мир, обитаемый человеком: «Если не считать горстки праздных господ, все люди работают; и все же есть потрясающие различия между их манерой работать, их усердием в труде. Обычно эти различия обсуждаются под рубрикой “трудовая этика”»429.
Фукуяма обращает внимание на то, что в современном мире считается неприемлемым говорить о «национальном характере» (это отличает подход Фукуямы и Монтескье): такие обобщения этических привычек людей не могут, как утверждается, быть измерены «научно», а потому подвержены созданию грубых стереотипов и злоупотреблениям, поскольку обычно основаны на эпизодах. Обобщения относительно национального характера также противоречат релятивистскому и эгалитарному характеру нашего времени, потому что они почти что содержат неявно оценочные сравнительные суждения о рассматриваемых культурах. Никому не понравится утверждение, что его культура способствует лени и нечестности, и, конечно же, подобные суждения вполне дают почву для значительных злоупотреблений.
И тем не менее любой, кто жил или путешествовал за границей, не может не заметить, что отношение к работе весьма сильно определяется национальной культурой. До некоторой степени эти различия можно измерить эмпирически, например сравнив относительную экономическую эффективность различных национальных групп в многоэтнических общностях, таких как Малайзия, Индия или США. Более высокая экономическая эффективность определенных этнических групп, таких как евреи в Европе, или греки и армяне на Ближнем Востоке, или китайцы в Юго-Восточной Азии, достаточно известна и не нуждается в тщательном документальном подтверждении. Известны резкие различия в доходах и образовании между потомками добровольно иммигрировавших в США из Вест-Индии, и тех, которые были привезены прямо из Африки в качестве рабов. Фукуяма считает, что такие различия предполагают, что экономическая эффективность не определяется исключительно средой, например наличием или отсутствием экономических возможностей, а связана и с различиями в культуре самих этнических групп430.
Термин же «трудовая этика» подразумевает различия в том, каким образом и до какой степени работа людей определяется культурой и обычаями, т. е. в некотором смысле тимосом.
Почему Фукуяма говорит о тимотических корнях труда? Исследователи отмечают сложность перевода этого термина с греческого на иные языки. Так, А.Ф. Лосев пишет, что у Платона thymos обозначает большей частью «целенаправленность», «стремительность», «устремленность», он трактует тимос как целенаправленную стремительность или горячность, которая может быть и нейтральной с точки зрения морали и может играть в ней как положительную, так и отрицательную роль: «Thymos является у Платона очень тонким, гибким и весьма чувствительным этико-психологическим орудием, возникающим как середина