Читать интересную книгу Опасное наследство - Элисон Уэйр

Мама любит предаваться воспоминаниям. Это одно из немногих оставшихся у нее удовольствий, и я потакаю миледи, слушая ее рассказы. Она неизбежно возвращается ко дням своей юности и к моей покойной бабушке, сестре короля Генриха VIII.

— О ней говорили, что она просто чудо как хороша, и ничуть не преувеличивали. Ты видела портреты бабушки, так что понимаешь, о чем я говорю. Ты унаследовала ее мягкий характер и привлекательную наружность и наверняка разобьешь на своем жизненном пути немало сердец.

Я долго молчала, но больше сдерживаться не могу: пора уже сообщить миледи о наших отношениях с Недом. Она, конечно, прежде была большой интриганкой и вынашивала честолюбивые планы, но уже пообломала зубы, и я знаю, что теперь ее девиз — осторожность.

— Девочка моя, что это ты еще надумала?! — восклицает она с прежней своей строгостью. — Снова замуж собралась? Что за блажь? Мало тебе одного раза? — Но, что бы миледи ни говорила, я вижу: она довольна, потому что не корит меня за то, что я зашла так далеко без ее разрешения. Да я и не думала, чтобы она стала возражать: Нед давно нравился моей матери, недаром ведь она когда-то согласилась выдать за него Джейн. И между прочим, ее отец, мой покойный дедушка, был его крестным. И даже после того, как Джейн стала женой Гилфорда, миледи, встречаясь с Недом, по-прежнему продолжала называть его «сынок».

— Мадам, — убеждаю я ее, — это вовсе не блажь. Этот союз очень важен для меня. Боюсь, заключить его будет не так-то просто, но я очень надеюсь, что в скором времени наши заветные мечты воплотятся в жизнь самым счастливым образом.

— Что питает твои надежды? — спрашивает мать.

— Нед пишет: венецианский посол открыто говорит, что, когда придет время, я смогу без препятствий получить корону, потому что королева Мария, которая ненавидит принцессу Елизавету и не доверяет ей, предпочитает меня в качестве наследницы. Миледи, вы поможете нам?

— Да, Катерина, я в долгу перед тобой после всего, что случилось. Но теперь я должна отдохнуть. Мы поговорим об этом позже.

Стоит морозное ноябрьское утро. Миледи все еще в постели — она в последнее время встает поздно, — а мы с Мэри, тепло одетые и розовощекие, направляемся на конюшню, чтобы покормить лакомствами лошадок и посмотреть, не замерзли ли они в своих стойлах. Мы слышим за стеной двора грохот повозок, направляющихся в лондонский Сити, цокот копыт. Потом новый звук нарушает покой этого утреннего часа — далекий звон церковных колоколов.

Я смотрю на Мэри:

— Это что такое?

Она прикрывает рукой рот, слыша, как звон приближается, становится громче, его подхватывают и другие колокола неподалеку от нас. Вероятно, теперь звонят колокола во всем Сити и близлежащих приходах, а совсем скоро скорбная новость облетит всю Англию.

Я уверена, что настал мой звездный час.

Мы возвращаемся в дом и переодеваемся в черное — в знак скорби по ее величеству. Вместе с матерью и всеми нашими домочадцами я стою в часовне на коленях, молюсь за упокоение души нашей возлюбленной королевы Марии. Я искренне оплакиваю эту добрую женщину. Но в то же время меня распирает от возбуждения. Больше всего мне хочется немедленно отправиться во дворец и предъявить претензии на то, что по праву принадлежит мне. Потому что теперь я наконец-то стала королевой, и вся власть и слава, которые были так быстро и жестоко выхвачены из рук Джейн, отныне должны перейти ко мне. И Нед тоже станет моим! Никто не сможет этому воспрепятствовать. А Елизавете и Пембруку придется смиренно склониться передо мной. Я с нетерпением жду, когда начнется мое царствование.

Но приличествующие формальности должны быть соблюдены — как здесь, в Шине, так и в Сент-Джеймсе, где упокоилась ее величество. Нужно дать Тайному совету время для принятия решения. Процедуры и церемонии, предшествующие объявлению меня королевой, будут происходить по всем законам. Я смиряю свое нетерпение и жду лордов, которые должны заявиться ко мне, или вызова ко двору.

К полудню я от тревоги просто не нахожу себе места. Как же так, за мной уже наверняка должны были прислать. Я не могу сидеть спокойно, хожу туда-сюда по комнате, ломаю руки. Я должна знать, что происходит.

В последние недели я слышала разговоры о том, что придворные покидали умирающую королеву и уезжали в Хэтфилд, служить принцессе Елизавете, предвидя ее восхождение на трон. Что ж, скоро они узнают, как ошибались; и если Елизавета рассчитывает получить какие-то выгоды от их поддержки и отказать мне в том, чем я должна владеть по закону, то лучше ей сначала хорошенько подумать. Но я проявлю милосердие ко всем, даже к ней. Мое царствование начнется не с обвинений и приговоров, но в сиянии славы и всеобщего одобрения. И я найду Елизавете хорошего мужа, чтобы он держал интриганку под присмотром.

Я уже больше не могу выносить томительное ожидание. Закутавшись в плащ, я говорю матери, что уезжаю во дворец Сент-Джеймс, и приказываю приготовить мне лодку. Зову своих горничных и поторапливаю лодочника.

Когда мы наконец высаживаемся у Вестминстера, я вижу собравшиеся там громадные толпы. Почему же я не получила вызова раньше или сообщения от Тайного совета? Может быть, они не знали, где меня найти? Я проталкиваюсь сквозь толпу, чтобы поскорее попасть в Сент-Джеймс, и тут замечаю герольда, который встает на мостик и разворачивает пергаментный свиток.

Как хотите, но тут происходит нечто странное — как можно заявлять о воцарении монарха еще до того, как самого монарха об этом известили?

— Слушайте меня, слушайте, добрые люди! — кричит герольд. — Елизавета, милостью Божьей королева Англии, Франции и Ирландии, защитница веры, шлет приветствия своим возлюбленным подданным и приказывает мне зачитать обращение ее величества.

Елизавета? О господи! Как это может быть? Королевой должна быть я, Катерина, милостью Божьей… такова была воля королевы Марии. Нет, здесь что-то не так, все не так… тут произошла какая-то прискорбная ошибка! Кто-то должен сказать об этом герольду!

Но ничего подобного — он громко оглашает послание:

«Поскольку Господь Всемогущий, к нашей глубокой скорби, решил по милости Своей забрать к Себе из этой жизни нашу дражайшую сестру, светлой памяти Марию, прежнюю королеву Англии, — упокой, Господи, ее душу — и возложить на нас, как на единственного истинного наследника по крови и закону преемственности, корону королевства Английского, мы настоящим обращением ко всем нашим подданным сообщаем им, что они освобождаются от всех обязанностей и верноподданнических обязательств перед нашей покойной сестрой и с этого дня по закону Божескому и человеческому несут обязанности только перед нами, их полновластной госпожой и королевой. Мы со своей стороны обещаем им любовь и заботу, дабы они жили в благополучии, и не сомневаемся, что они будут блюсти свой долг, как то и подобает законопослушным, добрым и истинно любящим подданным».

Он читает что-то еще, но я больше ничего не слышу. Толпа взрывается такими криками радости и одобрения, что последние слова герольда тонут в шуме, вокруг меня — сплошное ликование и похвалы в адрес Елизаветы. «Дочь великого Генриха VIII» — вот как называют ее некоторые из присутствующих.

— Хвала Господу, теперь пришел конец сожжениям! — восклицает толстая женщина рядом со мной. — Страшные дни королевы Марии кончились, и наступает благодать правления королевы Елизаветы!

— Сегодня вечером будем жечь костры и веселиться! — восклицает кто-то еще.

И внезапно, перекрывая этот оглушительный рев, все колокола Лондона начинают праздничный перезвон, и повсюду вокруг меня люди обнимаются и целуются. Некоторые даже плачут от радости. Невоспитанные и невежественные лондонцы дерзко толкают меня. Разве этого хотела королева Мария? Ее тело еще не успело остыть, как ее величество уже предали. И как только Елизавете удалось провернуть все это?

Толстуха неожиданно поворачивается ко мне:

— На твоем месте, милашка, я бы сняла эти черные тряпки. И хватит корчить скорбные гримасы. Лучше возблагодари Господа за то, что Он послал нам новую королеву.

— Мне что-то нехорошо, — лгу я, отчаянно мечтая поскорее уйти отсюда.

— Ах, детка, извини, я не знала. Может быть, тебе помочь?

— Нет, спасибо, — выдавливаю я и, не видя ничего вокруг, двигаюсь обратно к ждущей меня лодке. Я опоздала: Елизавета оказалась умным противником. К тому же на ее стороне любовь народа. И мне хватает ума понять, что та волна радости, которую подняло известие о воцарении новой королевы, практически не оставляет мне как претендентке на корону совершенно никаких шансов.

На наших лошадях черные попоны до самой земли. Наши траурные одеяния роскошные, но мрачные, словно мои мысли; я еду в процессии за катафалком королевы Марии к Вестминстерскому аббатству, где упокоится ее прах. Те же безотрадные мысли не оставляют меня и во время участия в пышных траурных церемониях, устроенных королевой Елизаветой. Сердце мое кипит от негодования, когда я слушаю возвышенную похоронную мессу — службу, которую вскоре объявят вне закона, — или сижу рядом с младшей сестренкой Мэри на поминальной трапезе.