цветы. Могли бы и вложить записку.
Она думает, что цветы, наверное, от Юлии — этот поступок как раз в ее духе. Анна осторожно разворачивает бумагу, стараясь ее не порвать. Бумага плотная, серебряная — ее стоит сохранить. Она достает ножницы и разрезает нитки, которыми связаны стебли цветов. Букет разваливается. Анна кладет его и бережно встряхивает, чтобы листья распрямились, но не поломались. И когда она расправляет цветы, то вдруг замечает, что между стеблей что-то белеет. Она оцарапывает палец шипом, пытаясь разделить стебли. Между ними сунут маленький конверт. Значит, записка все же была, но она так глубоко запрятана, что ее можно найти, только полностью распотрошив букет. Анна переворачивает конверт, но он не надписан.
— Посмотри, Андрюша, здесь конверт.
— Ну так открой его.
Анна колеблется. Зачем так прятать записку? Юлия размашистым почерком написала бы Анино имя прямо на конверте и просто сунула бы записку сверху, между цветами. Юлии скрывать нечего. Внезапно розы кажутся слишком красивыми и безупречными, а зелень — темной и даже зловещей. Шип проколол ей кожу. Она смотрит, как на пальце медленно выступает капля крови и, не скатываясь, застывает бусинкой.
Нужно развернуть записку.
Анна промакивает кровь с пальца и разворачивает листок, мелко исписанный незнакомым ей почерком. Она смотрит на подпись, но записка подписана одной буквой: «Л». Адреса в ней нет.
— Это не мне, наверное, это тебе. — Она протягивает ему записку, борясь с искушением прочитать ее самой.
— Мне?
— Возьми.
Мальчика перевезли в Москву, в Морозовку. В. подозревает, что при лечении были допущены серьезные профессиональные ошибки. Говорят, Б. арестована. Тут паника, людей вызывают. От Р. и Р. никаких известий. Пожалуйста, не звони мне. Будь крайне осторожен. Записку сожги. Удачи. Л.
Слова «Будь крайне осторожен» жирно подчеркнуты ручкой, как будто Лена боялась, что он упустит из виду самое главное. Андрей дважды перечитывает записку и протягивает ее Анне.
— Это от Лены, — говорит он.
— От Лены?!
Анна молча читает записку и затем сворачивает ее.
— Лучше сожги ее немедленно, — произносит она. — Лена ужасно рисковала — у нее же дети!
Андрей зажигает спичку, держит записку над пепельницей и поджигает ее с уголка. Пламя охватывает бумагу, и он роняет ее в пепельницу, где она догорает. Вскоре от нее не остается ничего, кроме горстки пепла.
— Смой в раковину, — просит Анна. — Цветы, я полагаю, мы можем оставить.
Он споласкивает пепельницу и раковину, пока от жженой бумаги не остается и следа.
— Это напоминает мне рассказы, которые мы читали в школе. Там вечно фигурировали антисоветские шпионы и подстрекатели, — замечает Анна. — Они постоянно жгли записки, написанные невидимыми чернилами. А потом их разоблачал какой-нибудь храбрый пионер.
— Господи, — совершенно не слыша ее, говорит Андрей. — Если они и вправду арестовали Бродскую…
— А кто такие «Р. и Р.»? Один, я так понимаю, Русов.
— А другая — Ретинская, рентгенолог. Ее тоже перевели в Москву, вместе с Русовым. Похоже, между ними что-то есть.
— Если они станут допрашивать Бродскую и она что-нибудь не то о тебе скажет… — тихо говорит Анна.
— Бродская не из той породы.
— Любой сделается из той породы, если дело примет дурной оборот.
Они молча смотрят друг на друга. То, что Аня говорит, — правда, и Андрей это знает. У Бродской нет детей, но у нее старенькая мама. Им нужно лишь пригрозить, что они ее тоже арестуют. Но даже если так, не все поддаются угрозам. Бродская — женщина с сильным характером. Да и потом, в чем она должна сознаться? В заговоре, который привел к тому, что рак дал метастазы? О каких «профессиональных упущениях» здесь можно говорить?
Хуже всего, что он находится в полном неведении. Он не может позвонить никому из коллег. Лена считает, что телефон прослушивается: «Пожалуйста, не звони мне». Похоже, она права.
Что, если он завтра придет на работу, отправится прямиком в администрацию и потребует объяснить, что происходит? Ему скрывать нечего. У него нет причин прятаться дома, как преступнику. «Я должен вам сообщить, что, начиная с этого момента, вы временно отстранены от исполнения обязанностей, вплоть до окончания расследования по факту злоупотребления ими…»
Отстранен, оставлен в подвешенном состоянии. Бродскую они арестовали, а его нет, хотя его привлекли к лечению сына Волкова раньше Бродской. Она попала в переплет из-за него. Если бы не Андрей, ей бы не пришлось оперировать Юру. Интересно, что она сейчас думает. Почему она должна защищать Андрея? Если бы не он, она была бы сейчас в Ленинграде и, наверное, как обычно, допоздна задерживалась на работе, спокойная, деловитая, всегда на высоте положения. Каждый день в больницу поступают новые пациенты, а времени всегда не хватает. Но ты привыкаешь к такой жизни.
«Вы временно отстранены от исполнения обязанностей, вплоть до окончания расследования»…
«Ей придется прикрыть свою мясницкую лавочку»…
— Как только Коля придет домой, я скажу, что ему придется уехать к Гале, — говорит Анна. Она бледна, но пытается казаться спокойной. — Книги, Андрюша. Нам нужно пересмотреть все книги.
— Что?
— И бумаги моего отца, на случай если мы что-нибудь пропустили.
— Я думал, мы все отвезли на дачу.
— Всегда что-нибудь, да не заметишь.
«Зато они ничего не пропустят», — думает Андрей.
— В книгах ты разбираешься лучше меня, — говорит он. — Тогда займись ими. А я разделаю курицу и поставлю ее вариться.
Она смотрит на него в изумлении.
— А ты умеешь?
— Конечно, умею, за кого ты меня принимаешь? Я миллион раз видел, как ты это делаешь. И вообще, у меня была практика в анатомичке, я делал вскрытия. Кстати, Аня, насчет моих учебников можешь не беспокоиться, в них ничего нет.
— Не забудь удалить желчный пузырь. И воды налей столько, чтобы она слегка покрывала куру, добавь перцу и пучок трав, что я насушила в прошлом году. Все равно, скоро мы сможем насобирать свежих.
Он смеется.
— А что ты смеешься? Откуда мне знать, чему вас там учили на