только одного — закончить поскорее этот день».
«Так и сделай. Спокойной ночи, солнце».
«Спокойной ночи, рыжий».
72
Вера
Попрощавшись с Хэнгом в среду, я некоторое время лежала на кровати и таращилась в тёмный потолок, испытывая странное, но удивительно мощное чувство, будто я разговаривала сейчас не с незнакомцем. Точнее, абсолютно не с незнакомцем — у человека, с которым я разговаривала, было конкретное имя.
Костя.
Наш ржачный вирт, из-за которого я вынуждена была изо всех сил сдерживаться, чтобы не расхохотаться слишком громко и не разбудить Катю, настолько напоминал мне общение с Костей, что я растерялась. Ощущение было острым и каким-то… правильным. Мне даже казалось, что я слышу шёпот интуиции у себя в ушах.
«Да… да… конечно… всё правильно… Костя, это Костя…»
Да ну, на фиг!
Пойду и правда душ приму, может, мозги хотя бы на место встанут. Точнее, полудуш — Гектор не рекомендовал залезать под воду минимум сутки. Хотя и сказал, что формально можно, если осторожно, но он всё же советует воздержаться. Я всегда была послушной девочкой, да и проблем не хотела, поэтому собиралась помыться только снизу.
На свой страх и риск оставив уснувшую Катю в комнате без видео-няни, я быстро залезла в ванну, включила воду… и тут вспомнила просьбу Хэнга.
«Думай обо мне… Представляй, что я рядом…»
Думать… Я не могла не думать. Но представляла, как и во время вирта, не какого-то неизвестного Хэнга, а вполне конкретного Костю. Что это именно он, а не струи воды, ласково гладит меня по груди и животу, спускаясь к бёдрам, и вовсе не мои руки забираются в тайное местечко между ног и ласкают всё, чего коснутся, и это не мой палец проникает внутрь, глубже и глубже…
Твою…
Я выскочила из душа, так и не закончив начатое, несмотря на то, что оргазм подкрадывался ко мне, как и во время нашего сегодняшнего диалога с Хэнгом. Но если тогда мне было слишком смешно, то сейчас — страшно.
Страшно оттого, что я слишком часто думаю о Косте, хотя не должна! Страшно, что я невольно — или вольно? — ассоциирую его с Хэнгом. И вот я уже не просто думаю о Косте, я пытаюсь представить секс с ним. Всерьёз пытаюсь. После слов Хэнга: «Думай обо мне» — я думаю о Косте.
Не о Кире, который был моим постоянным партнёром на протяжении более пяти последних лет. Не о каком-нибудь голливудском актёре и секс-символе современности. О Косте Вершинине, с которым я сидела за одной партой в школе, вместе с ним решала задачи по математике, жаловалась ему на свою равнодушную мать и гуляла с ним после уроков, катаясь на карусели и поедая пышки. И я никогда-никогда не была влюблена в него!
Чёрт… Сейчас я уже не была в этом уверена на все сто процентов. Почему? Потому что в то время, что мы с Вершининым плотно общались, мы были детьми. И общение у нас могло быть только дружеским. А когда стали подростками, почти перестали общаться.
А может, поэтому и перестали?..
Я завалилась на кровать, проверив перед этим на всякий случай Катин памперс — но, нет, дочка была сухой, и спала спокойно. И мне бы тоже спать, но…
Серьёзно: а что если мы с Костей действительно были немного влюблены друг в друга ещё тогда, в школе? Но не подозревали об этом, потому что не понимали собственных чувств? Трудно разбираться в том, чего никогда не знал и не ощущал ранее. Поэтому и отдалились друг от друга: обычная дружба нас перестала устраивать, но, как перейти к чему-то иному, никто из нас не представлял. Ещё бы — нам было по тринадцать лет!
Я вздохнула и перевернулась на бок, пытаясь вспомнить свои чувства к Косте в тот год, когда он стал отдаляться от меня, а потом окончательно переключился на Кира и других мальчишек. Я не знаю, что это было, любовь или нет, — сейчас уже сложно сказать. Одно было понятно точно: мне тогда было неприятно, даже больно.
Хотя… нет, не одно. Точно можно сказать ещё то, что Костя всегда был мне дорог. Дружили мы с ним или не дружили, общались или не общались, виделись или не виделись… Я всегда держала в уме то, что Вершинин есть на этом свете — где-то там, совсем недалеко, и я в любой момент могу написать ему: «Привет, рыжий!»
И он бы ответил мне, обязательно ответил. И знание об этом грело моё сердце и душу. Наверное, других людей так греет знание о том, что у тебя есть родители, к которым ты всегда можешь обратиться за помощью. У меня не было родителей, только Костя. И пара институтских подруг. А теперь ещё и Катя. И свёкры…
Кир? Нет, его можно не считать. Я не испытывала положительных эмоций, когда думала о муже.
А Хэнг… Общение с ним действительно напоминало общение с Костей. С одной стороны, шутливо-дурашливое, а с другой — серьёзное и вдумчивое. В каждой шутке есть только доля шутки — вот это точно про нас с Хэнгом. И про нас с Костей.
И всё-таки… а может… нет, ерунда.
Но всё-таки… а вдруг?..
Рассердившись на себя и свои дурацкие рассуждения о том, что Костя и Хэнг — одно лицо, я встала, тихо пробралась к гардеробу и достала оттуда сумку, с которой приехала к свёкрам. По странной иронии судьбы для того, чтобы перевезти кое-какие вещи в эту квартиру, я использовала свою старую сумку времён учёбы в институте, сложив туда мыльно-рыльные принадлежности. Рассуждала я так: даже если прольются, будет не жалко.
Был у этой сумки один секрет: потайной карман в подкладке на почти невидимой молнии. Я носила там колоду карт Таро. И когда перестала гадать, просто оставила её там. Даже не знаю почему. Собирая вещи к свёкрам, я вспомнила об этом кармане и его содержимом, но опустошать не стала. Тоже не знаю, почему…
Вот, теперь и пригодилось.
Я достала колоду из кармана и принялась тасовать карты. Они немного слиплись между собой от времени, поэтому я потратила на это пару минут. Пыталась передумать, уговаривала себя, что это ерунда…
В конце концов решила, что вытащу только одну карту. Всё равно гадать для себя нельзя, да и задавать конкретные вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет», тоже нежелательно — карты не могут быть настолько конкретными.
Иногда не могут. Но иногда всё же…