Отем.
Я подавляю вздох.
– Папа отвезет.
Впервые верный своим словам папа действительно вернулся в Карлтон и начал работать в «Уайт-энд-Уэст мьюзик эмпориум», ворвавшись в мою жизнь в качестве друга-переростка, который никогда не был мне нужен. Согласен, грубо. Но мне сложно не презирать того, чье неожиданное внимание, теперь совершенно бесполезное и навязчивое, несколько месяцев назад могло бы все изменить.
Тем не менее я хожу с ним везде, куда бы он меня ни повел, потому что на этом настаивает мама, а ее я сейчас злить не готов.
Открывается входная дверь, заходит мама, и мы умолкаем. Я пытаюсь прочитать выражение ее лица, когда она идет к нам и падает в кресло рядом.
– Вы сегодня были в приюте? – спрашивает мама, и мы оба киваем, словно марионетки. – Хорошо. – Она массирует колено, но как-то рассеянно, словно по привычке. Регулярно принимаемые препараты заметно облегчают боль. – Пора бы нам троим поболтать.
Мы с Отем переглядываемся.
– Давай, – с опаской соглашаюсь я.
Мама натянуто улыбается.
– Я дико на вас злилась, – начинает она и делает паузу, словно не зная, с чего начать.
– Мы заметили, – говорю я. Отем от всей души меня пинает, и я умолкаю.
– И все еще злюсь, – продолжает мама. – То, что вы натворили… Так, ладно, я обещала себе не отвлекаться на другую лекцию. – Она делает глубокий вдох. – Потому что дело в том… Когда я встречалась с Джеймсом Шепардом и мы обсуждали, что делать дальше, я поняла, что подаю вам не лучший пример.
– Что? – Я удивленно выпрямляюсь. – Ты подаешь нам отличный пример!
– Мне тоже всегда хотелось так думать. Однако большую часть вашей жизни я все делала сама. И никогда не просила о помощи, будто в этом есть что-то зазорное. Я хотела, чтобы вы стали сильными и независимыми, – так оно и вышло, но вы хватили через край. Я тоже. – Мама поднимается с кресла. – Нелегко признаться… До того как началась история с судом, я собиралась закрыть «Запасной шар». Я устала вести бизнес сама, и мне хотелось попробовать что-то новое. Вам я сказать боялась – я думала, это значит признать свое поражение. Тут Девитты подали на меня в суд, и я не стала особо бороться, хотя шансы были. Решила сдаться. Мне следовало вас предупредить.
Она вновь садится в кресло, ожидая от нас ответа, и я пытаюсь его придумать, пусть до меня с трудом доходит смысл ее слов. Отем тоже сидит как громом пораженная, без конца теребя прядь волос и барабаня ногой по полу.
– Значит… ты сама хотела, чтобы наш боулинг разорился? – наконец спрашиваю я.
– Ну, тогда бы я с твоими словами не согласилась, – отвечает мама. – Но сейчас, задним числом, я думаю, что так все и было. – Она замечает наши растерянные лица. – Я знаю, что это место значило для вас очень много. Долгое время оно было важной частью нашей жизни. И я горжусь тем, что у нас был свой семейный бизнес. Однако я устала. Вот что я пытаюсь донести.
Отем потирает лоб.
– А именно?
– Я не призналась, что мне нужна помощь, я предпочла полный крах. А ведь это проблема, правда? Причем я передала эту черту вам обоим. – Ее темные глаза смотрят прямо на меня. – Быть гордым и упрямым не всегда плохо. Именно такие качества и нужны деловому человеку. Только без перебора. Потому что, когда я заболела, все тут же развалилось.
Отем кусает губы.
– Тетя Елена, ты не виновата…
– Я и не говорю, что виновата, – перебивает мама. – Я говорю, что стала для вас примером нездорового поведения. И хочу все изменить. – Она подается вперед, ее лицо оживляется. – Джеймс дает мне полный карт-бланш в управлении Карлтонским единым комплексом: я могу вообще его закрыть и заново воссоздать «Запасной шар». Но я не хочу. Мне нравятся планы на КЕК, они разумны. Мне импонируют взгляды Джеймса, так что я присоединилась к «Недвижимости Шепарда» в качестве руководителя культурно-досуговым направлением.
Она выжидательно смотрит на нас.
– Так ты теперь работаешь на отца Айви? – спрашиваю я. Не знаю, почему я назвал его так, а не по имени. Видимо, мои мысли витали где-то там же.
– Да. Это интересная работа с отличными бонусами. Только на лекарства мне будут доплачивать по двадцать долларов. – Она, прищурившись, смотрит на Отем, которой вдруг стала невероятно интересна нитка, торчащая из диванной подушки. – Работа в команде внесет приятное разнообразие в мою жизнь: это именно то, что мне сейчас нужно. Это нужно и вам, потому что обеспечивать семью не ваша обязанность.
Несколько секунд мы молчим, переваривая ее слова. Я пока не понял всего, что она сказала, – особенно меня смутила мысль, что наш боулинг был не фундаментом нашей семьи, а камнем на ее шее, – но я чувствую облегчение. Потому что, может быть, теперь я смогу мириться и с другими вещами.
– Все у нас будет хорошо. И даже лучше, – уверенно говорит мама. – Я смотрю на дело против тебя, Отем, с оптимизмом. Надеюсь, что твое искреннее раскаяние и тот факт, что ты сдалась полиции, все изменят. А сейчас у меня есть возможность создать что-то новое, и поверьте, я правда очень этому рада. – Она бросает на меня хитрый взгляд. – Я не хочу, чтобы происшествие с Патриком Девиттом родило в вас озлобленность. Не нам судить других. Вам ясно?
Мы оба согласно бурчим, мама поднимается с кресла.
– Отлично. Сейчас я немного отдохну, а потом приготовлю ужин. – Она идет наверх, и мы слышим, как закрывается дверь ее спальни.
– Да уж, есть над чем подумать, – произносит Отем.
– И не говори, – бормочу я, растирая висок. После того, как Чарли ударил меня по голове клюшкой для гольфа, на виске остался небольшой шрам.
– По-моему… по-моему, это все-таки хорошо, – осторожно говорит Отем. – Кажется, тетя Елена довольна.
– Да, пожалуй.
Отем заплетает бахрому с диванных подушек в косички.
– Управляющий директор КЕК… Кто бы мог подумать?
– И первым делом нужно заменить название, – говорю я, и Отем прыскает от смеха, а потом смотрит на меня искоса.
– Так может… теперь стоит кое-кому написать? А не притворяться, что тебе совершенно этого не хочется, и ходить с грустной миной и плохим настроением.
– Это мое обычное настроение, – возражаю я. Она корчит рожу, и я добавляю: – Да и дело уже не в том, что Айви натворила в «Запасном шаре». Я перестал злиться, когда она чуть не погибла. – Даже сейчас думать об этом мне страшно. Тренер Кендалл в тот вечер был просто неуправляем и легко мог убить любого подвернувшегося под руку. Моими последними словами, сказанными Айви, могли стать: «Ты жалкая, я больше никогда в жизни не хочу тебя ни видеть, ни слышать».
– Тогда почему вы не общаетесь? – спрашивает Отем.
Я пытаюсь вжаться в диван.
– Из-за того,