Читать интересную книгу Антропологический код древнерусской культуры - Людмила Черная

В искусстве XIV–XV вв. можно также встретить и росписи, совмещающие иконописную манеру, стиль «психологической умиротворенности» с экспрессивными белильными высветлениями Феофана Грека. К таковым относятся фрески церкви Успения в Мелетове во Пскове, выполненные в 1465 г. и насчитывавшие когда-то около двухсот композиций.[426] Среди них особый интерес вызывают две сцены, иллюстрирующие малоизвестную «Повесть об Анте скоморохе» из переводного литературного сборника «Лимониса» византийского писателя Иоанна Мосха. Первая сцена изображает скомороха, наказанного параличом за песни, поносившие Богоматерь, на второй дана счастливая концовка повести, рассказывающая о покаянии скомороха, выздоровлении с помощью Богородицы и прославление ее: скоморох показан сидящим со струнным инструментом в руках (четко видны три струны), на нем белая шляпа с тремя разноцветными полосками, рядом с ним пляшущая женщина и зрители.

В XIV–XV столетиях своего апогея достигает и развитие древнерусского высокого иконостаса: от низкой алтарной преграды, каковым был первоначально, он постепенно превращается в многоярусное сооружение, насчитывающее деисусный, праздничный, местный и пророческий ряды икон. Позднее к ним присоединяется и праотеческий чин. Усложняется и деисус: из поясных изображения становятся полнофигурными, а центральное положение занимает сидящий на троне «Спас в силах», олицетворяющий Христа в образе судьи. Первый высокий иконостас находят в Благовещенском соборе Московского Кремля. Известными живописцами, создававшими как фрески, так и иконы, были в конце XIV – начале XV вв. Феофан Грек, Прохор с Городца и Андрей Рублев. Именно они привлекались великим князем для работ в Московском Кремле в 1405 г. в Благовещенском соборе. К сожалению, иконостас сгорел в пожаре 1547 г., а сохранившиеся до наших дней иконы, хотя и датируются тем временем, но с трудом поддаются атрибуции. Из 25 икон деисусного и праздничного рядов иконы Спаса, Богоматери, Иоанна Предтечи, Архангелов Михаила и Гавриила, апостолов Петра и Павла, святителя Василия Великого, по мнению специалистов, тяготеют к мастерской Феофана Грека. Но «руку» Андрея Рублева и Прохора не обнаруживают. Из икон праздничного чина выделяется «Преображение». Легкие фигуры апостолов, свободная композиция, наполненный светом золотисто-белый хитон Христа – все это делает произведение одним из лучших в древнерусском искусстве. Андрей Рублев олицетворяет идеального русского иконописца так же, как Сергий Радонежский – святого мужа. Именно ему доверяют создание копии общерусской святыни – иконы Владимирской Богоматери. И хотя сейчас можно считать доказанным, что ряд икон из иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля не принадлежит кисти Рублева,[427] его знаменитая «Троица» и «Спас» из храма Успения на Городке в Звенигороде, безусловно, признаются апогеем древнерусского иконописания.

Шедевром был иконостас из Звенигорода (скорее всего, из церкви Успения на Городке), названный «Звенигородским чином», от которого сохранились лишь три большие иконы: «Спас», «Архангел Михаил» и «Апостол Павел». Все они близки по манере к работам Андрея Рублева, к его знаменитой «Троице», иконе «Апостол Павел» из Троице-Сергиева монастыря и фрескам в Успенском соборе Владимира, связанным с именем великого художника. Самое сильное впечатление производит лик Спаса, воплощающий гармонию прекрасного-благого, умиротворенность и силу, позитивную энергию, посылаемую взглядом Христа, обретшего на иконе типично русские черты. Еще один иконостас, к созданию которого несомненно приложил руку Андрей Рублев, – иконостас знаменитого Успенского собора во Владимире. Как сообщает Московский летописный свод 1408 года, по повелению великого князя «Данило иконник да Андрей Рублев» начали расписывать ее в 1408 г.[428] Обычно живописцы, выполняющие фрески, писали и иконы для храма. Иконостас Успенского собора первоначально насчитывал 61 икону, из которых до сего времени дошли только 20. Иконостас поражал своими масштабами, достаточно сказать, что высота деисусных икон составляет более 3 метров. В отличие от Звенигородского чина, данные иконы отличают гипертрофированные по толщине туловища фигур при наличии маленьких голов, узких плеч, удлиненных рук и ног с маленькими кистями и ступнями. Эта своеобразная диспропорция фигур, возможно, еще одна, но не совсем удачная попытка передать визуально идею превосходства духа над плотью. Кроме того, они писались с учетом высоты их положения в иконостасе, а не рассматривания их с близкого расстояния. Тем не менее специалисты не берутся приписывать эти произведения кисти Андрея Рублева или его постоянного напарника Даниила Черного. Столь же неоднозначно решается и вопрос о принадлежности Даниилу Черному и Андрею Рублеву иконостаса из Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, хотя из «Жития» Сергия Радонежского и его ученика Никона известно, что после обретения мощей святого в 1422 г. над ними началось строительство храма, завершившееся фресковой росписью (которая практически не сохранилась) и созданием трехъярусного иконостаса, насчитывавшего более 40 икон. Иконы и этого иконостаса не похожи на прежние работы Андрея Рублева, их отличает укороченность рук, некая стереотипность, отсутствие той дивной гармонии, какая присуща рублевским произведениям. Исследователи объясняют эти несоответствия тем, что старые мастера Даниил и Андрей осуществляли уже только общее руководство, а исполнителями были другие. И только великолепная «Троица», несомненно принадлежащая кисти Андрея Рублева, какое-то время была украшением местного чина Троицкого иконостаса.[429]

Одним из самых замечательных иконостасов середины XV века считается так называемый «Кашинский чин», хранившийся в г. Кашине, но созданный в Твери, во время правления самого яркого ее князя Бориса Александровича (1425–1461 гг.). Его составляют двадцать семь икон: одиннадцать фигур деисуса, семь икон из праздничного чина и девять пророков.[430] Иконы выполнены в тонкой манере, ориентированной на рублевский стиль, их характеризует точность рисунка, выверенность композиций, пластическая выразительность, прекрасная гамма красок. Искусствоведы особо акцентируют внимание на ансамблевой цельности, уравновешенности всех частей Кашинского иконостаса. Он олицетворяет собой тот самый «чин», фиксирующий идеальное сочетание благого и прекрасного, внешнего и внутреннего.

Так же как архитектура, фресковые росписи и иконостас, достигают расцвета и совершенства форм богослужебные и церковноучительные книги (лицевые с миниатюрами и без них), предметы декоративно-прикладного искусства (паникадила, свечи, оклады икон, церковная утварь), церковное облачение священнослужителей и памятники лицевого шитья – все, что наполняло средоточие средневековой культуры «Души» – храм. Свои вершины покоряют миниатюристы, создавая шедевры книжной миниатюры. Ориентируясь на достижения в иконописании, художники книги переносят на пергамент, а затем с XIV в. и на бумагу лучшие композиционные решения, совершенные цветовые сочетания, художественные достижения в передаче образов. Высота искусства книжных миниатюристов заставляет исследователей предполагать, что авторами миниатюр в некоторых из знаменитых рукописей были Андрей Рублев, Феофан Грек, Дионисий и их ученики. Так, две полосные миниатюры «Псатыри», созданной в последние десятилетия XIV века в Новгороде и получившей позднее название «Псалтырь Ивана Грозного», изображают царя Давида и псалмопевца Асафа в манере, близкой к фрескам Феофана Грека.[431] В другой новгородской рукописи того же времени – «Погодинском Прологе» – даны довольно грубо выполненные в народном тяжеловесном стиле «портреты» некоторых святых (Симеона и его матери Марфы, епископа дамасского Анании, Козьмы и Дамиана, пророка Наума, Василия Кесарийского и др.), лики и одежды которых покрыты резкими белильными мазками, копирующими технику фресок великого мастера. Таким образом, новгородские миниатюры ориентировались на творчество Феофана Грека. Московские же миниатюристы шли за византийскими образцами и Андреем Рублевым. «Евангелие Хитрово», получившее свое название по имени его владельца в XVII в. главы Оружейной палаты боярина Богдана Хитрово, отличается восемью великолепными миниатюрами, изображающими четырех евангелистов и их символы. Считается (хотя и не признается всеми), что образы Матфея, Марка и Луки писал Андрей Рублев.[432] Иногда великому мастеру приписываются и миниатюры «Морозовского Евангелия» из Успенского собора Московского Кремля.

Столь же совершенны и дошедшие до нашего времени образцы прикладного искусства, созданные для богослужебных нужд по заказу церкви. Шедевром можно назвать серебряный панагиар из ризницы Софийского собора в Новгороде, сохранивший имя своего создателя – Ивана – и время создания – 1435 г., написанные на верхней створке. Замечательна подставка панагиара: скульптурные изображения четырех воздевших кверху руки ангелов, стоящих коленями на спинах львов, держащих друг друга зубами за хвосты. Мастер Иван несомненно был знаком с образцами западноевропейской торевтики, что отразилось в трактовке фигурок львов и оградки поддона в виде крестоцветов. Литые фигурки, украшающие оклады книг, икон, драгоценные церковные сосуды, получили широкое распространение и в Москве, особенно на рубеже XIV–XV веков. Выдающимися памятниками своего времени считаются два Сиона, сделанные для кафедрального Успенского собора по приказу Ивана III в 1486 г. Выполненный в форме пятиглавого собора Большой Сион состоял из двух частей: верхняя – XV века, нижняя, представляющая собой горельефные изображения двенадцати апостолов, была взята из романского реликвария XII в. работы кельнского мастера. Малый Сион воспроизводил форму московского одноглавого храма с тремя рядами кокошников.[433]