Женщины боярского и купеческого происхождения предпочитали дорогую нарядную яркую одежду. Чисто женским видом одежды был летник – вид накладного платья длиной до щиколоток. Его основным украшением были рукава: специально расширенные внизу с помощью так называемых накапок и дополнительно украшенные нашивками из другого материала – вошвами. К одному летнику могли изготовлять по несколько вошв, с помощью которых делали наряд более или менее богатым: в завещании волоцкой княгини Юлиании в 1503 г. упомянуты 4 летника и 12 вошв к ним.[418] Летник надевали поверх рубахи и сарафана, вместо него поверх последних женщины могли носить также телогрею – длинную до полу с сужающимися и часто откидными рукавами со множеством пуговиц, которые могли застегиваться не все. Телогреи тоже были либо легкими из шелка и на шелковой подкладке, либо утепленными на меху. Как и летник, телогрея была весьма нарядным и дорогим видом одежды. Гораздо проще была суконная однорядка, бытовавшая как в гардеробе женщин, так и мужчин. Шилась она без подкладки, в один ряд ткани, отсюда, как полагают, и ее название. Ее особенностью были откидные рукава с прорехами для рук у проймы и разной длины полы: спереди короче, а сзади длиннее. Украшалась однорядка серебряными и позолоченными пуговицами, позументами, тесьмой, вышивкой.
Столь же сложным и замысловатым, как и весь костюм, был женский головной убор. Если девушка могла ходить с непокрытой головой, то женщина ни в коем случае не должна была «светить волосами». Головной убор замужней женщины включал подубрусник (повойник) – легкую мягкую шапочку из цветной ткани, прикрывавшую две косы. Подзатыльник, сшитый из того же материала и той же расцветки, закрывал голову сзади. Поверх них надевался убрус – вышитый убор, закалывающийся булавками, или волосник – сетка из золотной ткани. Поверх всего надевалась кика (кичка) – символ замужества, кокошник или сорока. Кика представляла собой сложное сооружение, включавшее мягкую тулью с жестким подзором, расшитое жемчугом чело, рясы у ушей и задок из бархата или меховой шкурки на затылке. В приданое каждой невесты входил подобный головной убор. Выходя на улицу, женщина надевала поверх кики платок или шапку.
В русский мужской костюм того времени от татар, иранцев, турок и других восточных народов попали охабни, армяки, зипуны, ферязи, сарафаны, кафтаны и другие виды платья, застегивающиеся на большое число ярких блестящих пуговиц. Парадной, а возможно, и придворной формой одежды знати была ферезея – длинная слегка расклешенная книзу широкая одежда с откидными рукавами, украшаемая всеми видами известных в то время украшений: пуговицами, воротниками, поясами, бляхами, драгоценными камнями, вышивкой, дорогим мехом и т. п. Золотые пояса упомянуты в духовных грамотах великих и удельных князей: у Ивана Калиты было девять драгоценных поясов, у Дмитрия Донского на один меньше.[419]
Пуговицы из дорогих металлов стали любимым украшением мужского костюма, чем больше их было, тем престижнее был наряд, тем богаче чувствовал себя его хозяин. По наблюдениям историков древнерусского костюма, на кафтане насчитывалось от 13 до 19 пуговиц, на опашне (охабне) – 11–30, на однорядке – 15–18, чуге – до 22 и т. д.[420] Ради щегольства число пуговиц могли доводить до 40 и более. Другой излюбленной деталью мужского костюма того времени, помимо пуговиц, был большой (часто пристегивающийся) воротник, иногда доходивший на спине до лопаток. Его украшали всем, чем только можно – жемчугом, кружевами, драгоценными камнями, золоченым шнуром, вышивкой и т. д. Жемчужные ожерелья того времени – воротники, накладываемые поверх рубах, сарафанов, однорядок и т. п. Такие «ожерелья» были очень дорогими, их носили и мужчины, и женщины. Высокие стоячие воротники – «козыри» – украшали мужское платье. Такие – «козырные» кафтаны – стали излюбленным нарядом русских мужчин вплоть до XVIII в., когда мода круто повернула на запад в сторону Европы. Воротники дополнялись пристегивающимися манжетами – зарукавьями (запястьями) которые часто вышивали жемчугом и надевали к костюму с откидными рукавами. Края дорогой одежды обшивались металлическим кованым кружевом. Обязательными считались и золотые пояса с драгоценными камнями (или матерчатые кушаки из дорогих тканей), подвешанные к ним кинжалы в ножнах и «карманы», вернее, то что их заменяло, – металлические коробочки либо кожанные калиты-кошельки. Золотая серьга в левом ухе и головные уборы с нашитыми драгоценными бляхами и другими украшениями, яркие разноцветные сапоги на высоких каблуках завершали костюм богатого человека той поры.
Мужской головной убор варьировался и включал тафью (скуфью), похожую на восточную тюбетейку; высокий суживающийся кверху колпак, украшавшийся пуговицами, серьгами, меховой оторочкой и т. п.; шляпу с небольшими загнутыми кверху полями; меховую горлатную шапку, также высокую и расширяющуюся кверху. От татар мужчины переняли бритье головы, за что неоднократно их упрекала церковь.
Все это вместе взятое создавало образ тучного (порой из-за многослойной одежды), степенного – чинного – человека. Он не мог двигаться быстро, а посему выступал чинно, что считалось сохранением своего достоинства и чести. Ничегонеделание весьма ценилось русским обществом, достоинством всякого значительного человека была недеятельность, изнеженность, неподвижность. Такому образу жизни в полной мере соответствовал многослойный (как капуста) русский костюм того времени, состоящий из нескольких тяжелых, длиннополых, сшитых из дорогих тканей платьев с длинными широкими рукавами. И это вопреки христианскому пониманию праведного – трудового, равнодушного к богатству и нарядам, скромного в пище и быту – образа жизни в миру.
Под стать одежде было и поведение русского народа, по-прежнему с удовольствием участвовавшего в языческих празднествах, игрищах, плясках, плесканиях и т. д. Праведный – чинный – образ жизни не вызывал народных симпатий, на что указывают постоянные нарекания церковных писателей и иерархов в поучениях к нерадивой пастве и др.
3. Апогей средневековой культуры
В XIV–XV вв. культура «Души» достигает своего апогея. Расцвет ее выражается в окончательном оформлении цельной и завершенной концепции человека, в котором все, что связано с душой, безоговорочно превосходит все, что связано с телесным началом; мир невидимый подавляет и подчиняет себе мир видимый, а вечное время являет собой абсолютную ценность в сравнении с временем реальным.
Цветение культуры «Души» было пышным. На Руси возникают многие и разные культурные центры, образованные либо отдельными княжествами – Московским, Тверским, Владимирским, Нижегородским, Рязанским и пр., либо республиками – Новгородом Великим и Псковом, либо вошедшими в Литву и Польшу бывшими русскими городами – Киевом, Черниговом, Полоцком, Смоленском и др. Но все же «собирание русских земель», которое ведут московские князья, сопровождается большой культурной работой по превращению Москвы в стольный град, в достойный центр Руси. Все земли развивают самобытные литературу и искусство, что особенно наглядно проявляется в архитектуре и иконописании, но в то же время все поддерживают тесные контакты и связи и между собой, и с религиозной и культурной метрополией православия – Константинополем. Особую значимость приобретают монастыри как центры книжной, иконописной и духовной культуры в целом, сеть которых в это время стремительно разрастается, охватывая не только центр Руси, но и ее северные, восточные и западные окраины. Монастырские иерархи, как, впрочем, и белое духовенство и светские власти, поддерживают тесную связь с Афоном, южнославянскими землями, в особенности с Сербией и Болгарией. Да и весь христианский мир оказывается в круге интересов и устремлений русских людей из разных регионов, они ощущают себя его законной составной частью. Все это вместе взятое оказывает благотворное влияние на создание необходимых условий для расцвета культуры. Во всех областях искусства создаются произведения, которые принято считать вершинами, ставшими каноническими образцами для последующих поколений. Подъем культуры, стремящейся к торжеству горнего над дольним, к невиданной высоте духа и доминированию души человеческой над бренным телом, привел к созданию шедевров и древнерусского зодчества, и иконописания, и монументальной живописи, и декоративно-прикладного искусства, и литературы. Определенная свобода и открытость творчества мастеров этой эпохи, усиление личностного начала, динамичное развитие всех сфер культурной жизни вызывались, на наш взгляд, лежащим в их основе всесторонне разработанным и оформившимся решением проблемы человека в таком антропологическом ключе, где душа и все с ней связанное превосходили и подавляли плотское начало и иже с ним. Полет духа, свободный и прекрасный, породил гениев и подарил русской культуре массу выдающихся произведений.