майке-ковбойке, в ботинках-кроссовках, он больше походил на баскетболиста, развязного и вальяжного — если судить еще и по походке, чем на журналиста. И очки он никогда не носил. Даже блокнотов не заводил, ничего туда не записывал, во всяком случае — на виду у героев, о которых собирал материал. Он просто как бы ненароком, мимоходом интересовался их жизнью, порой даже спорил с ними, вызывал на откровенность, человек терял бдительность, начинал выговариваться, выдавать сокровенное и наболевшее. Очерки у Петрова получались задушевные, теплые, с проникновением в человеческую психологию. Обычно герои, читающие позже о себе, несколько терялись (он же столько сокровенного о них рассказывает!), а потом ничего, смирялись: вроде они действительно такие, во всяком случае — похожие, и наврано мало. Любили очерки Петрова и читатели — об этом говорили письма, которых немало приходило в редакцию после его публикаций.
Любили Петрова и женщины.
Вот он зашел на почту, и его, такого высокого, спортивного, сразу выделило несколько пар женских глаз. Женщины тем более обращали внимание на Петрова, что он как бы не видел их, не замечал. Но это, конечно, был внешний прием. Он тоже любил женщин, но, любя их, одновременно и презирал. Он презирал их за шаблонность мыслей и представлений, хотя шаблонностью этой пользовался. Каких мужчин любят женщины? Девяносто девять из ста — тут Петров мог дать голову на отсечение — любят: 1) военных; 2) высоких; 3) черных; 4) знаменитых; 5) спортивно сложенных. Пяти пальцев на руке хватает, чтобы найти ключ к якобы загадочному женскому сердцу. Именно поэтому, любя женщин, любя брать от них все, что заложено в женщинах природой. Петров одновременно презирал их. Презирал — пожалуй, сильно сказано: он делал вид, даже для самого себя, что презирает их, — просто он посмеивался над ними. Не воспринимал всерьез. Что плохо лежало на дороге — брал; что не давалось в руки — проходил мимо. Плевать. Добра этого вокруг и рядом сколько угодно, стоит только внимательней посмотреть по сторонам…
Надо сказать, что Петров не был нахальным человеком. У него были манеры. Вежлив и предупредителен, но без подобострастия. Горделиво галантен. Разговаривал неторопливо, глубоким, проникновенным голосом. Женщины находили в нем что-то от природы благородное, породистость некую. Хотя, конечно, ничего подобного там не ночевало. Мать у Петрова работала уборщицей на уральском металлургическом комбинате, отец (оба, кстати, обычного, среднего роста) всю жизнь слесарил на том же заводе. Правда, относились они к себе, к работе с достоинством, была в них, что называется, рабочая профессиональная гордость. Они чувствовали себя причастными к большому, нужному делу, ощущали себя не песчинкой, а частью гигантского рабочего коллектива, где каждый на своем месте хорош и пригоден, значителен и незаменим. Уважение к себе, к тому, что ты есть и чем занимаешься, — вот что наверняка перенял Петров у родителей, хотя вряд ли сам сознавал это. Родителей он не стыдился, такого за ним не водилось, но себя, свою жизнь и профессию считал на порядок выше. Да тут и нет ничего удивительного — дети, верил Петров, должны всегда идти дальше родителей…
Так вот, Петров зашел на почту, и сразу несколько женских глаз с любопытством и симпатией отметили его высокую, атлетическую фигуру. Петров не обращал ни на кого внимания; сосредоточенный и серьезный, подошел к нужному окошку, встал в очередь. Девушки-операторы давно знали его, вот сейчас там сидела Оля, а есть еще Наташа, обе молоденькие, лет по девятнадцать, всегда в джинсах, в батниках, стройные, обтянутые, прелесть девушки, но с ними Петров никогда не заводил романов, только деловые отношения, вежливость, добрая, всепонимающая улыбка, легкий юмор. Он чувствовал: и Оля, и Наташа готовы пойти навстречу, они согласны на большее, чем просто вежливость или веселые разговоры, но у Петрова был принцип: деловые отношения — это деловые отношения. Как говорится, не рой яму там, где живешь. Оля, оторвавшись от очередного клиента, улыбнулась Петрову так, как будто только и ждала, когда он наконец появится на почте, Петров поднял в приветствии руку: мол, здравствуй, детка, и сделал легкий благородный кивок головой, при этом тоже улыбнулся; Оля быстро порылась в ящике и, привстав из-за стола, протянула через окошко бланк Петрову:
— Владислав Юрьевич, заполняйте пока.
И никто в очереди не воспротивился этому, даже не удивился нисколько, как будто так и должно было быть.
— Спасибо, Оленька. — Легким, изящным движением протянув руку — над головами людей, Петров подхватил бланк и еще раз царственно, широко улыбнулся девушке.
Отходя от окошка все той же небрежной, вальяжной походкой, Петров затылком чувствовал, как его провожает взглядом не только Оля, но, наверное, вся очередь. Он усмехнулся.
Встав в сторонке и достав из кармана ручку, Петров наконец внимательно взглянул на бланк. Деньги пришли из Ярославля. Петров удивленно изогнул бровь. Перевернул бланк. Ба, да здесь, оказывается, целое послание. Бровь Петрова изогнулась в еще большем удивлении. Взглянул на подпись — Наталья. «Наталья, Наталья?.. — завертелось в голове. — Неужели та, которая… Не может быть!»
Петров начал читать послание.
«Владик, дорогой! Не знаю, вспоминаешь ли ты меня, скорей всего — нет, кто я для тебя, так, обычная знакомая, каких у тебя наверняка много. Я к тебе обращаюсь по делу, на большее не рассчитываю. Помнишь, ты говорил: для тебя ничего не стоит достать шубу из искусственного меха. Производство — США. Посылаю тебе деньги, как договаривались. Заранее благодарная — Наталья. P. S. Живу скучно. Часто вспоминаю тебя. Нашу встречу. Читаю твои очерки. Горжусь знакомством с тобой. Наталья».
«Дура, кто же пишет такие вещи на домашний адрес, — подумал Петров. — А если б жена?..»
Но с еще большей тоской подумал о другом: деньги… Ну и вляпался, идиот, кто его тогда тянул за язык, а теперь черт знает какая обуза… Да и как она, дура, сама не понимает: одно дело — треп в теплой компании, где одно идет к одному, и совсем другое дело, когда прошло время, как-то все подзабылось, подутряслось… А может, он не журналист никакой? Может, обыкновенный пройдоха? Откуда она знает? Пятьсот рублей — бух и послала. Ох и бабы… И что за мозги у них? Ей богу, куриные.
Но делать нечего. — Петров заполнил бланк. При этом продолжал чертыхаться в душе. Придешь сейчас домой, а в кармане пятьсот рублей. Откуда, почему? А вот, мол, дура одна прислала. На шубу. Да кто такая? Да знакомая одна, Наталья. «Что за Наталья? — впервые слышу», — скажет жена. «Да откуда тебе слышать о ней, она из Ярославля». — «Из Ярославля? Разве у тебя есть знакомые в Ярославле?» И вот так пойдет, пойдет, одно за другое, крутись, вертись, объясняйся.