Читать интересную книгу Сахаров В.И. Воин Яровита. - Неизвестно

Глава 24.

Зеландия. 6652 С.М.З.Х.

Зима пролетела очень быстро. За ней, как и положено, пришла весна, и я засобирался в путь. Уютный теремок в Чаруше был покинут. Мои дружинники, большинство из которых на Руяне обрели свою вторую, а то и третью половину, погрузились на корабли. Ну, а следом и моя очередь подошла. Пожитки были собраны, жена и малыш Троян со мной, Славута Мох и Торарин тоже, а на хозяйстве остается Ставр Блажко. Все на борт! Отчаливаем! Курс на Зеландию! Рарог встретил своего хозяина и хозяйку размеренным и можно даже сказать ленивым течением жизни. Вокруг все было на удивление спокойно, монотонно и основательно. Каждый трудился на своем месте и обустраивал жизнь. Твердо. Крепко. Навсегда. Для себя и своих детей. И даже киевские воины, которые намеревались у меня только подзаработать и по окончании контракта вернуться обратно на Русь, уже думали не о том, как будут тратить серебро на берегах Днепра, а как его лучше вложить здесь, на Зеландии. Почему так? А потому, что здесь люди жили гораздо богаче, чем в Киевской Руси, и на берегах Венедского моря был стимул для развития. Хочешь землю? Бери. Желаешь заняться торговлей? Пожалуйста. Имеешь тягу к ремеслу? Трудись. Считаешь, что в состоянии сколотить свою ватагу и повоевать с католиками? Никаких препятствий. До воинов моей дружины и наемных мастеров за минувший год это дошло и, сравнив раздираемую на части князьями Русь и Венедию, все без исключения приходили к логичному выводу, что в Зеландии перспектив больше. Ну, а поскольку, как известно, рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше, немало дружинников и работяг сели писать письма, которые через моего ладожского тезку отправлялись в Киев. Они вызывали родню, приглашали на остров своих друзей и, конечно же, не знали будущего и не думали о Крестовом походе, а иначе были бы осторожней. Впрочем, когда я обошел город и собрал управленцев и воевод на первый в этом году совет, то узнал, что проблемы все же есть и их немало. За зиму было два бунта среди рабов, которые дружина подавила в зародыше. Юные янычары, которых с легкой руки инструкторов стали называть “вароги” – сокращение от Вадимовых рарогов, несколько раз пытались сбежать, но у них ничего не получилось. Посланные Игорем Ольговичем убивцы, которых я до поры приказал не трогать, мутили воду среди воинов, вот только их никто не слушал, а один, особо наглый, даже был вызван на поединок и убит. Кроме того, пару раз вблизи нашего берега видели небольшие датские шнеккеры на тридцать-сорок воинов, а приказчик торговой фактории был пойман на сговоре с одним из медников, у которого он хотел узнать секрет перегонного куба. Корабелы, которые приехали в последней партии, не все оказались мастерами своего дела. Некоторые крестьянские семьи, осевшие в моих владениях, были недовольны своими участками земли. Треть ткачих из слободки в один день пострадала от приставленной к ним датской девчонки, которая кинула в котел с едой слабительных травок, но обошлось без смертей. На Комоедицу (24 марта) два кузнеца подрались из-за женщины и свернули один другому челюсти, и в тот же день неизвестный правонарушитель нарисовал на стене святилища Яровита христианский крест. В общем, в тихом омуте черти водятся, а в моем поселении порой кипели такие страсти, что не один роман написать можно. Но холода отступили, люди повеселели, и я снова на некоторое время взял управление в свои руки и начал разбираться, что и как. Для начала вместе с Торарином и Славутой посетил учебку молодых варогов и несколько дней прожил среди них как инструктор. Затем разбирался с корабелами, перед которыми поставил задачу до осени построить и полностью оснастить один шнеккер. Не факт, что из этого что-то получится, но датчане из Леддечепинга освоились, да и новгородцы уже поняли для чего они здесь. Поэтому постройка корабля это первый шаг и возможность поработать одной командой. После этого я разбирался с крестьянами, и две семьи по десять душ в каждой по моему приказу были переселены поближе к лесу и острогу варогов. Далее пару дней потратил на общение с алхимиками, Ореем Рядко и Алексеем Вязелем, которые сообща в глубине острова должны были организовать производство огненных смесей. Потом провел время со строителями и выяснил, что крест на святилище нарисовал один из мастеров, который раскаивается и желает посетить храм Яровита, которому обещает принести искупительную жертву. Затем проверял дружину и распределял воинов по кораблям. Следом был двухдневный тренировочный выход в море и стрельба из баллист по плавающей мишени, которой я остался недоволен, поскольку в среднем лишь два каменных булыжника из девяти попадали в цель с расстояния в сотню метров, и это на относительно спокойной воде. После осматривал будущую ветряную мельницу и спиртзаводик, который за зиму произвел шестьсот литров крепкого ячменного алкоголя-самогона, получившего привычное для меня название “водка”, и проводил общую финансовую ревизию хозяйства. И вот так каждый день. Чуть свет встал, привел себя в порядок, поцеловал жену, посмотрел на ребенка, перехватил чего боги на стол послали и на работу. В суете пролетело три недели, и я дожил до сегодняшнего дня. По плану следовало поговорить с ладожским Соколом. Затем провести очередной совет, на котором будут даны указания управленцам. Потом следовало дать нагоняй наставникам датских мальчишек. Ну, а ближе к вечеру я собирался разобраться с наемниками Игоря Ольговича. Все это надо было сделать в течение одного дня, ибо уже завтра начнут прибывать корабли варягов, которые отправятся в морской поход, и мне станет уже не до хозяйственных проблем. Итак, с самого раннего утра я посетил факторию ладожан, несколько складов и два жилых дома невдалеке от Кузнечной слободы. Ограды у купцов не имелось, не успели построить, точно так же как и свои причалы. Да и товаров еще не было. Пока шла подготовка к насыщению складских помещений, и мой тезка разрывался между Руяном и Зеландией. Седьмица там и несколько дней здесь, а затем опять на Руян. Вчера ладожанин прибыл в Рарог и я не мог с ним не поговорить. И как только в сопровождении охранников и верного Немого въехал на территорию фактории, так сразу же обнаружил Вадима, который распекал своих приказчиков. Однако, лишь только он увидел, кто его навестил, как тезка замолчал, отпустил подчиненных и направился ко мне навстречу. Я спрыгнул с лошади, и мы с купцом поприветствовали друг друга. После этого прошли в один из жилых домов, в котором стоял густой запах сырого дерева и, заметив, что я слегка поморщился, ладожанин процедил сквозь зубы: – Приказчики, дармоеды. Объяснял им, что все надо строить на совесть, а они пожадничали строителям лишнюю гривну за сухие бревна дать и теперь половину построек придется переделывать. – Ну да, – соглашаясь с ним, я кивнул, и присел за дубовый стол подле узкого окошка. Купец разместился напротив, посмотрел на меня и спросил: – Ты насчет Афанасия приехал? – А кто это? – в свою очередь задал я ему встречный вопрос. – Приказчик, который пытался твои секреты выведать. – Нет, я не по этому поводу. Слышал, что ты его наказал и этого достаточно. – Это да, наказал. Лишил хитреца всего прибытка за лето и в Ладогу отправил. – Вот и ладно. Я удовлетворен и вопросов не имею, поэтому прибыл по другому поводу. – Слушаю. От меня что-то нужно? – Хочу насчет переселенцев поговорить. Твой батя очередную партию уже собрал? – Должен. – Так вот. Эта партия будет последней, которую я возьму по старым расценкам на поднаем. – Деньги заканчиваются? – ухмыльнулся ладожанин. – Серебро пришло и ушло, и моя дружина новое заработает. Нет. Дело в том, что мне пока переселенцев хватит. Если будут добровольцы или родственники моих дружинников и мастеров, их перевозку оплачу, а договор на службу буду заключать уже в Рароге. Подойдет человек, возьму и по деньгам не обижу, а нет, значит, пусть идет на все четыре стороны. – И надолго это? – До тех пор пока я не решу, что готов увеличить дружину. Сейчас у меня уже пять сотен воинов и этого количества до следующей весны хватит. – Дело твое, ведь ты серебро платишь. Кого этой весной с караваном в Новгород пошлешь, Саморода или Жарко? – Никого. Твоему отцу письмо напишу, а по бумаге и другим моим товарам на месте разберемся. – Можно и так, – согласился Вадим и спросил: – Прямо сейчас все решим? – Да. Чего тянуть. – Сколько бумаги предложишь? – Четыре тысячи листов. – Растет производство? – Конечно. А ваша семья, по какой цене ее возьмет? – Цена упала... Тезка задумался, и я поторопил его: – Говори прямо, как есть, а я уже решу, продавать вам товар или нет. – Одну гривну за два десятка листов. Цена была приемлемая, и я кивнул: – Принимается. – Что еще предложишь? – Водку. Двадцать средних бочонков. В среднем бочонке находилось примерно двадцать пять литров, то есть я предлагал полтонны крепкого и редкого питья, какого больше никто не производил. Купец его уже распробовал и знал, что товар будет продаваться, но он не знал расценок и шел на некоторый риск, поэтому мог взять время на размышления. Однако, видать, все было решено заранее, так как ладожанин не медлил: – За каждый бочонок дам семь гривен. – Девять, – сказал я. – Восемь, – улыбнулся он. – Идет. Партия пробная, так что цена меня устраивает. Вадим согласно кивнул и поинтересовался: – Льняные платки продавать станешь? – А возьмешь? – Само собой, товар-то ходовой. – В таком случае пятьсот платков на продажу есть. Качество отменное. – Один резан за один платок. – Итого десять гривен за все? – Да. – Принимается. Торг завершился быстро. Серебро должно было прибыть с Руяна через несколько дней, а товары купец мог забрать прямо сейчас. Мы скрепили сделку распитием маленькой баклажки фряжского винца. После этого были сделаны некоторые заказы для Рарога, и за разговором мы скоротали время до полудня. Я вернулся в городок. Пообедал, а затем пришел черед совета, который продолжался почти два часа. Текучка была решена, и когда пришел черед расходиться я оставил Орея Рядко, Славуту Мха и старого уважаемого ветерана-бобыля Ярослава Болегоста, который возглавлял занимающихся воспитанием варогов инструкторов. Жрец Яровита, который недавно закончил строительство святилища и получил себе в помощь четверку ведунов, чему-то улыбался, а вот Мох и Болегост были озабочены и хмурились, ибо была за ними провинность, и они не знали, чего от меня ожидать. Вот на эту тему я с ними и решил поговорить, а волхв остался, чтобы послушать меня и сделать из моих слов соответствующие выводы. – Значит, так, – оглядывая старых воинов, начал я, – есть один вопрос. Почему нарушаются установленные мной для варогов правила? – О чем ты, Вадим? – Болегост, суровый мужчина с перечеркивающим его левую щеку уродливым кривым шрамом, попытался изобразить непонимание. – О том, дядька Ярослав, что лично ты два дня назад разрешил нескольким воспитанникам встретиться с их родителями, которых гнали на рубку леса. Болегост понурился и пробурчал: – Это Довмонтов доложил? Главный интендант Рарога старый Гаврила Довмонтов, который показал себя как отменный хозяйственник, помимо всего прочего делал мне доклады о том, что происходит в моих владениях. Однако об этом случае сообщил не он, а десятник, который конвоировал рабов. – Нет, доложил не Довмонтов. Но это и неважно. Я об этом узнал и теперь жду ответа. – Вадим, самые младшие среди варогов, которым не больше восьми лет, сорвались. Они увидели своих родителей, и давай кричать, а я не устоял, признаю. Сердце не камень, вот и дозволил им с близкими свидеться. – А то, что после этого твои труды насмарку пошли, понимаешь? – Да. – Это не должно повторяться, дядька Ярослав. Никогда. Твоя задача, как начальника над малолетними данами, сделать так, чтобы они забыли родной язык, близких им людей и свои обычаи, а ты говоришь, сердце не камень. Может быть, не справляешься? Тогда так и скажи, найдем другую работу, на складе ветхие доспехи перебирать и маслом смазывать. – Не надо со мной так, Вадим! – вскинулся Болегост. – Я себе цену знаю и не мальчишка, чтобы меня отчитывать! – Сядь! – приказал я. Старый варяг потемнел лицом, и его правая ладонь опустилась на рукоять меча. Однако он присел и его тут же поддержал Славута: – Вадим, не серчай, случайно все вышло. Мы воины, а не деревяшки бездушные. Прикажешь, перебьем всех данов или лично на рабский рынок оттащим, ибо понимаем, что они вражьи дети. Но смотреть на слезы малышни трудно. – Понимаю, – сказал я. – Однако иначе никак. Поставлена цель – взять группу чужаков и вырастить из них воинов, которые станут биться за наш народ. Сделать это можно только тремя способами. Кормить их отравой, которая мозги мутит и поить маковыми отварами, чтобы они стали рабами, которые ради дурмана готовы на все. Приласкать их и обогреть, а потом дать свободу родителям этих детей и обеспечить всем достойное житье-бытье. Или же разделить мальчишек на мелкие кучки и истощать, заставлять бегать, прыгать, метать камни, драться между собой, развивать чувство соперничества и вдалбливать в их головы то, что нам нужно. Первый и второй способы отпадают, а значит, остается третий путь. Уже имеются какие-то результаты, мальчишки освоили венедский язык, начинают принимать нашу веру и меняют имена. Но если нажим ослабить, то все пойдет прахом. – Это понятно, – Болегост взмахнул мозолистой рукой. – Мы им поблажек не давали, но тут дело случая. – А разве из Рарога не сообщали, что мимо острога погонят рабов? – Сообщали, – понурился варяг. – Однако я думал, что все обойдется. – Ладно, – я прислушался к эмоциям Славуты и Ярослава, которые, действительно, корили себя за оплошность, помолчал и обратился к Болегосту: – Доложи, что у вас там сейчас происходит. – Все делаем, как ты приказал, Вадим, – Ярослав заметно приободрился. – Молодняк гоняем круглые сутки. Всех разбили на десятки, чтобы в каждом было одинаковое число парней постарше и помладше. Каждый десяток живет в отдельном доме и к каждому прикреплен один наставник. Десятки между собой грызутся, а мы это поощряем и постоянно проводим игры. Кто первый семь кругов вокруг острога намотает, тому еда лучше. Кто больше камней из одного места в другое перетащит, тем одежку справную. Кто готов имя сменить, тем лишний час свободного времени, чтобы волхва могли послушать и отдохнуть. Ну, а за проступки наказываем. Бросили товарища по десятку, который отстает, всех на пустую похлебку. По-датски заговорили, розгами сечем, опять же всех, а если кто-то серьезную провинность совершил, того в подвал к крысам и мышам, до тех пор, пока помирать не станет. Затем его волхв вынимает, лечит, дает помыться и едой делится. В общем, сплошные ухищрения, но они действуют. – Они всегда действовали, – произнес я. – Тысячи лет до нас эти трюки использовали и потом применять станут. Короче, продолжайте делать все, как велено. Бег и тяжелый труд. Через пару седьмиц вам бревна привезут, и начинайте обносить острог еще одной стеной, да следите, чтобы гвозди не пропадали. Для мальчишек должен быть только один авторитет – наставник, а выше него хозяин этих земель и их спаситель от рабской доли, голода и холода Вадим Сокол из Рарога, воинами которого они станут. Десяток – это семья, а другой нет. Один за всех и все за одного. Родной язык – венедский. Самый лучший бог, ради которого не стыдно на смерть пойти, грозный Яровит. За отличия и усердие награды, а за проступки неотвратимое наказание. Все, что я расписал ранее, выполнять в точности. Я посмотрел на Болегоста. Он еле заметно вздрогнул и произнес: – Исполним. Взгляд на Славуту и он повторяет эхом: – Исполним. – Вот и хорошо. Вопросы есть? Новгородец и варяг переглянулись, и откликнулся Мох: – Только один. – Какой? – Ты в инс... – он запнулся, наморщил лоб и продолжил: – в инструкции написал, что если погибнешь в бою, нам следует всех воспитанников отправить в Аркону. Зачем? – Только там смогут сказать, как воспитывать варогов дальше, а сами вы такого намудрите, что потом все горя хлебнут. – Ясно. – Тогда ступайте и не держите на меня зла, воины. Дело серьезное и оплошностей быть не должно. – Понимаем. Болегост встал, виновато пожал плечами и направился на выход. Славута следом, а Рядко остался. Воины вышли, и жрец спросил: – Теперь мой доклад по варогам нужен? – Да. – Изволь. Твоя задумка работает и если не останавливаться, то со временем мы таких бойцов вырастим, которым сама смерть не страшна. Они, конечно, будут слабее витязей и ведунов, но сильнее рядовых воинов. – Я знаю. Ты мне лучше скажи, парней, которые могли бы сильно в нашего бога уверовать, приметил? – Да. Пятерых. – Сможешь их отдельно от других готовить, чтобы они стали жрецами? – Смогу, но это против наших правил. Служителем бога становятся по зову души и крови, а не по наставлению. Это не работа, а образ жизни. – Все это мне известно, друг Орей. Но варогам нужны свои жрецы, как священники у католиков. Для этого их необходимо готовить, а обучить молодняк сможешь только ты. – Сделаю, что ты хочешь, Вадим. Однако учти, верховный жрец Яровита будет про это знать, и если он такое обучение не одобрит, то я откажусь. – Понимаю, Орей. Поэтому можешь написать письма Огнеяру и своему учителю Войдану Лебедяну, и если они мой поступок одобрят, начинай занятия с отобранными тобой мальчишками. Молча Рядко встал и кивнул мне. Затем он вышел и я подумал, что, по сути, создаю не просто новое войско, наподобие янычарского, а то, что в мое время называлось деструктивной сектой, в которой психика человека ломается и ему даются новые психологические установки. А что делать? Выживать-то как-то надо, и если мой первый опыт окажется успешным, то его масштабы можно увеличить и вместо двухсот пятидесяти мальчишек в учебном лагере будет три-четыре тысячи варогов, а то и больше. – Тук-тук! – в дверь постучали. – Да, – вставая и поправляя меч, сказал я. На пороге появился Поято Ратмирович, который доложил: – Вождь, воины без оружия построены во дворе. На стенах лучший десяток арбалетчиков. Дружинники из последнего киевского набора, которых ты нам указал, под присмотром стрелков. – Отлично. Идем, Поято. На Рарог опускались ранние апрельские сумерки. По-славянски этот месяц зовется кветень и скоро большой праздник, Ярило Вешний. К тому времени, как мы его отпразднуем, соберутся все участники предстоящего похода в Ла-Манш. Мы выйдем в море, и начнется боевая страда. Ну, а пока надо разобраться с подсылами черниговского князя. Я вышел во двор и оглядел воинов. Позади меня Поято Ратмирович, Ранко Самород, Корней Жарко, Илья Горобец, Гаврила Довмонтов, Гнат Твердятов и Немой. Ну, а перед нами плотные коробки дружинников: пруссы, варяги Саморода и пришедшие этой зимой одиночки, киевляне из двух наборов и случайные приблуды из бывших рабов. Всего их четыреста пятьдесят воинов. Еще один десяток сейчас на сторожевых башнях вдоль моря, второй на причалах, третий в остроге варогов вместе с ветеранами, четвертый на стене в карауле и десяток арбалетчиков держит на прицеле убийц. Мой взгляд скользнул по лицам людей, молодых и старых, опытных морских волков и тех, кто пока еще не проливал человеческой крови. Все они разные и у каждого в голове свои мысли. Однако есть у них и много общего. Верность слову, например, храбрость и готовность уничтожать врагов нашего народа. Впрочем, все это мысли на отвлеченную тему. Пора начинать и я поднимаю вверх правую руку. Это сигнал стрелкам, которые готовы свалить тех, кто прикрывается личиной друга. После чего я опускаю ладонь, делаю пару шагов в направлении строя и, повысив голос, говорю: – Воины! Все вы поклялись мне в верности, а я дал роту, что буду с вами честен, и за вашу службу расплачусь серебром! Верно!? – Да-а-а! – строй ответил гулом и в душах людей я почуял непонимание. – Наши клятвы даны, и большинство воинов держит ее, как я блюду свой уговор! Однако есть среди нас предатели! Люди князя Игоря Ольговича Черниговского, которые посланы за моей жизнью! Мне известно про них и я мог убить этих подсылов еще на Руяне, когда впервые встретился с ними. Но я дал им шанс и возможность как-то проявить себя! Зря! Этого не произошло! Убийцы, которых было семь человек, а осталось шесть, продолжают точить свои клинки и думать о том, как они вонзят их в мое сердце! Вот только я не давал им шанса для нападения! Поэтому они затаились и если бы не грядущий поход, то, возможно, они получили бы еще несколько дней свободы! Но время на исходе и сейчас я даю им возможность выйти из строя и объявить себя! Если они проявят мужество, то будут переданы на суд своих товарищей! Ну, а коли нет, то умрут, словно шелудивые псы, тела которых выкинут в помойную яму! – на краткий миг, прервавшись, я оглядел строй в котором дружинники стали коситься на своих соседей киевлян, и спросил: – Все ли меня услышали!? – Да-а-а! – снова ответили воины. – Кто эти предатели!? – Только укажи на них, и мы порвем гадов! Снова подняв вверх раскрытую правую ладонь, я успокоил дружину и, дождавшись тишины, подал команду: – Наемникам князя Игоря Ольговича выйти из строя! Тишина. Все замерли, и я решил, что убийцы добровольно не выйдут. Жаль. Мне казалось, что хотя бы часть из них мужчины. Однако только я так подумал, как строй раздвинулся и вышел один из киевлян. Следом второй и третий, а за ними четвертый. Двое остались среди воинов, и в этот момент раздался характерный щелчок арбалетной тетивы, а затем в тишине голос стрелка с башни позади строя: – Один готов! Хотел метательный кинжал кинуть, ну я его и подстрелил. Я кивнул и одновременно с этим вышел пятый, последний подсыл черниговского владетеля. Дело сделано. Воины еще раз убедились, что их вождь все видит и знает, а значит, вскоре сложится еще одна легенда о воине Яровита и основателе зеландского Рарога. Нормально. Рядом встал Самород, который посмотрел на моих несостоявшихся убийц и полушепотом спросил: – Что с этими делать? – Судить, Ранко. – И какое наказание им назначить? Смерть? – Да. Но смерть в бою с католиками. Они первыми пойдут в атаку на вражеские корабли и погибнут, как положено умирать мужчинам, с оружием в руках. – Я тебя услышал, Вадим. – Вот и ладно. Было, я развернулся к жилому донжону и в этот момент с оборонительной башни, которая смотрела в сторону моря, раздался крик наблюдателя: – Вижу корабли! Три лодьи! Это Вартислав, узнаю его знаки на парусах! “Вот и кончился мир, – промелькнула в голове мысль. – Княжич, видать, решил немного раньше остальных прибыть. Торопится, потому что молодой и горячий. Ну, а раз он появился, с этого момента все мои силы будут брошены только на подготовку к походу и на военные действия. И я этому, как ни странно, но рад. Наконец-то, опять настоящее дело”.