– Да что же такое? – недоуменно закрутился он. – Тут, что, эпидемия среди покойников?
Ведун прикрыл глаза, пытаясь осмыслить увиденное. Итак, в деревне, похоже, оживают мертвецы. Причем все! Ну, днем они ходить не могут, Белбог и Сварог такого не допустят никогда. Но вот богиня ночи Среча с Чернобогом дружна, и при них этакие «шалости» только приветствуются. И все же, все же… Мертвецы не должны вставать из могил. Никак не должны. Что же здесь не так?
Олег покрутил левой рукой, поднес запястье к уху. Крестик холодный. По его мнению, все вокруг нормально. Ведун присел, еще раз опустил руку на землю. Ничего особенного, земля как земля. И тут его осенило: земля! Она обычная! Освященная земля всегда противится прикосновению колдуна, становится горячей, теплой, колючей – но только не остается никакой!
– Ах ты, сволочь! – вскочил он и кинулся в церковь.
Священник зажигал иконы перед большим распятием, установленным перед самым алтарем. Иконостас в храме был бедненький – всего две иконы, да и те блеклые. Еще какой-то образ висел на стене, справа от алтаря.
– Чего тебе, сын мой? – обернулся служитель Божий. Попик был молодой, лет двадцати, гладко выбритый, что в последние дни Середин встречал довольно редко. – Чего тебе с-сы…
Подойдя вплотную, Олег резко наклонил голову, и его лоб врезался попу в переносицу. Тот хрюкнул, отпрянул назад, но тут же сложился в обратную сторону от сильного удара в солнечное сплетение.
– Ты чего же, гад, делаешь? – От удара по голове клобук слетел на пол. – Ты чего творишь, сволочь?!
Поп, полусогнувшись и петляя, кинулся к выходу, вывалился в уличную пыль, жалобно прохрипел:
– Помогите…
– Помогите? – Ведун присел рядом и еще раз впечатал свой кулак в ненавистную харю. – Ты почему, сволочь, умерших в неосвященную землю кладешь?! А?
– Пути Господни… Воля Его…
– Что-о? Это Бог тебе велел людей в землю зарывать? Это Бог тебе велел души их неупокоенными оставлять? Ах ты, говнюк мерзкий…
От нового удара поп ткнулся лицом в землю и с неожиданной силой закричал:
– На помощь, люди! Язычники на храм Господний руку поднимают!
– На храм?! – Середин рванул попика вверх, да так что ноги его заболтались в воздухе. – Это в храме ты паскудство такое творишь?
– Ты чего делаешь, язычник? А ну, оставь отца Никона! Оставь говорю!
Олег увидел краем глаза подбегающего крупного мужика, отшвырнул в сторону свою жертву, вырвал саблю из ножен. Крестьянин резко затормозил, попятился, закрутил головой, отбежал к ближней изгороди, принялся торопливо раскачивать кол. Между тем уже и из других дворов появились люди, причем многие прихватили с собой косы, топоры, лопаты.
– Ну, что, собрались, защитники? – окинул их взглядом ведун. – Торопитесь к мертвецам бродячим присоединиться? Нравится так жить? Нравится жить с упырями на улице? Вы хоть подумали, чему молитесь, люди?! Вы хоть знаете, что это такое? – указал он на крест, поднимающийся в небо с шатра церкви. – Символу смерти вы молитесь. Символу смерти и страданий. Потому и живете так, со смертью в одной деревне. Счастья захотели с новым богом обрести? А ну, – пнул он ногой лежащего попа, – кто сказал: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч»?
– Это Матфей, – ошарашенно распахнул свои голубые глаза священник. – Глава десятая, стих тридцать четвертый. Ты знаешь Священное писание, дикарь?
– Вот такая вас жизнь и ждет, смерды. В вечной войне, а не в покое и радости. А ну, поп, кто сказал: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную»?
– Матфей, девятнадцать, двадцать девять, – прошептал священник разбитыми губами, поднимаясь с земли.
– Вот это вы, мужики, уже сделали. Отцов и матерей своих забыли, предков опозорили. Предали землю родную, деда своего Сварога на символ смерти променяли. По делам и награда!
– Ты будешь проклят, дикарь, – обретя равновесие, попик ощутил и уверенность в себе. – Ты будешь горсть в геенне огненной. Ибо «Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека. В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них!».
– Я знаю Откровение, – кивнул Олег. – Знаю, что уж в мастерстве пыток, убийств, истязаний и угроз вы всех прочих на две головы переросли. Но уж коли так, то и я тебе подарок свой оставлю…
Ведун отошел к крыльцу церкви, несколькими ударами сабли оттесал от опорного столба горсть щепок. Потом, отойдя к могилам, срезал с вытянувшегося там побега осины ветку, ножом отсек от нее пять палочек. Вернулся на дорогу, одной из сухих щепок сгреб с дороги впитавшую кровь священника пыль. Посмотрел византийцу в глаза, улыбнулся. Потом чиркнул зажигалкой и поднес огонь к сложенным в кучку щепкам. Они полыхнули мгновенно, словно только и дожидались такого случая. Олег выбрал одну из осиновых палочек, внес ее в огонь, четко и разборчиво зашептал:
– Я мщу за причинённое людям зло, насылаю разлад, неудачу и проклятие на головы врагов, да будут они прокляты и наказаны.
Когда кора на веточке стала заметно обугливаться, Олег вынул ее из огня, зажал в левом кулаке, сунул в пламя другую.
– Как смеешь ты чародействовать в присутствии слуги Божьего?! – хрипло воскликнул священник, оглянулся на крестьян.
Те молчали, зачарованно смотря на творимое колдовство.
Опалив кровавым огнем все пять палочек, Олег отошел к церкви, захлопнул ее дверь, а потом воткнул первую веточку между дверью и косяком:
– Да будет проклят живущий здесь, – вторую с другой стороны: – Да будет проклят враг человеческий. – Третью: – Да будет проклят несущий зло…
Последнюю, пятую палочку ведун приткнул сверху, намертво запечатав проход своим заклятием. Потом отошел к попу:
– Ты уж прости меня, парень, за горячность, – похлопал Олег его по плечу. – Возможно, ты всего лишь баран и клинический идиот и оставлял людей без упокоения и отпевания без всякого злого умысла. Если не было злобы, проклятие, возможно, не станет причинять тебе ответного зла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});