class="p1">Кэш тоже это спланировал? Он хотел, чтобы я была подозреваемой?
— Убийство — самоубийство. — говорит Питер. — Но Броуди никогда не производил на меня впечатление убийцы. Может быть, именно поэтому он покончил с собой. Или, может быть, произошло что-то еще.
Я моргаю. Питер предполагает, что это было не убийство — самоубийство? Он намекает, что я имею какое-то отношение к его смерти? И я действительно имею к этому какое-то отношение. Кэш убил моего сводного брата, чтобы защитить меня. Но я должна это скрыть.
— Но ты видел, как он причинял мне боль. — заикаюсь я.
Питер сдерживает смех.
— Я также видел, как ты надрала ему задницу. Но все это может быть совпадением. Не уверен.
Он наклоняется вперед.
— Но Уинстон вовлечен в это. Я чувствую это.
На улице сигналит машина, и смех заливает комнату, как разбивающиеся волны, заставляя реальный мир казаться далеким.
Уинстон связан. Он связан, потому что сейчас он мертв, лежит под половицами. Он не убийца, но человек, убивший Дина — тот же человек, который убил Уинстона.
— Нам придется проверить все подвалы в Ки-Уэсте. — говорит он. — Даже здесь. Мы просто ждем разрешения.
Я сглатываю.
— Ты думаешь, ты что-то найдешь?
— Люди будут разыгрывать драму ради своих пятнадцати минут славы. Но когда мы найдем что-то настоящее, мы узнаем.
Он сильно хлопает по столу.
— Не волнуйся, Ремеди. Мы поймаем убийцу.
— Но что, если он исчезнет до этого?
— Он этого не сделает.
Мое сердце учащенно бьется. Куда денется Кэш? Что он будет делать?
— Но у Уинстона нет никакого мотива. — возражаю я.
Кроме меня. И это даже не имеет смысла.
— Зачем ему делать что-то подобное?
— Ему не нужна причина. — говорит он. — Люди запутались. Они делают что-то, потому что им это нравится. Спроси себя об этом, Ремми. Когда у человека нет души, что помешает ему уничтожать все на своем пути?
Я хихикаю, проводя руками по волосам, но внутри я знаю, что он что-то замышляет. Потому что, если Кэш на самом деле убил всех этих людей, у него, вероятно, нет никаких причин.
Он убил их, потому что хотел этого. Потому что он всегда делает то, что хочет. Это почти придает моральную праведность тому, что я сделала со своим отчимом, а похищение Кэшом моего отчима — подарком.
Но все остальные? Убийство Дина? Убийство Уинстона? Как я должна морализировать их смерти?
— Ты так говоришь, как будто убийство — обычное дело в Ки-Уэсте. — хмурюсь я.
— Ты пытаешься преуменьшить значение этих смертей? — спрашивает он, прищурив глаза. — Убийства теперь обычное дело, Ремми. Разве ты не понимаешь?
Мою кожу обдает жаром, волосы на теле встают дыбом от этого скрытого обвинения в его словах. Что я могу сказать, чтобы сбить его со следа? И почему я хочу защитить Кэша?
— Я могу помочь тебе. — говорит Питер.
Он придвигается ближе ко мне, держа меня за руку, как будто хочет утешить, но мой желудок сжимается, делая меня слабой.
— Уинстон не так силен, как он думает. Даже у таких мужчин, как он, есть слабости.
Я вырываюсь из его хватки. Я не уверена, почему мы все еще говорим об этом.
— Я думаю, тебе следует уйти. — говорю я.
Он потирает руки.
— Я мало что могу сделать, чтобы помочь тебе. — предупреждает он. — Но если ты поможешь мне прямо сейчас, я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться в твоей безопасности.
В безопасности. Все, чего я когда-либо хотела — это безопасность. Но Питер не дал мне этого. Ни полиция. Ни Дин. Единственный человек, который обеспечил мне такую безопасность — это Кэш.
Я следую за Питером к входной двери.
— Береги себя. — говорит он. — Я здесь ради тебя, хорошо?
Я киваю, не в силах заставить себя произнести больше ни слова. Я закрываю входную дверь, затем выдыхаю, но не испытываю от этого облегчения. Тем не менее, у меня все еще есть инстинкт, что Питер защитит меня сейчас.
Но если это означает защиту от «Тени», смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя самой собой без Кэша?
Мой телефон гудит от сообщения Кэша.
«Сегодня вечером.»
Я закрываю сообщение игнорируя его. Я едва могу дышать, поэтому звоню Дженне, хотя знаю, что Кэш, вероятно, каким-то образом прослушивает мои телефонные звонки. Я просто не буду вдаваться в подробности.
Дженна: «Привет, леди»
Я: «У тебя есть минутка?
Дженна: «Конечно.»
Шум на заднем плане стихает, она идет в другую комнату.
Дженна: «В чем дело?»
Я: «Скажем, что ты сделала что-то плохое.»
Дженна: «На сколько плохое?»
Я: «Убийство — это плохо?»
Она смеется.
Дженна: «Поняла. Продолжай.»
Я: «И ты…»
Я бью себя в грудь. Мне неприятно это говорить, но это правда.
Я: «И ты влюблена в кого-то, кто совершает гораздо больше плохих поступков, чем ты. И вдобавок ко всему этому у тебя есть шанс сдать этого человека полиции.»
Дженна: «Твой вопрос состоит в том, должна ли ты поступить правильно или защищать свою любовь?»
Я прикрываю лицо ладонями. Она всегда раскрывает меня.
Я: «Что мне делать? Я чувствую, что схожу с ума.»
Дженна: «Как ты думаешь, что тебе следует сделать?»
Я усмехаюсь.
Я: «Поступить правильно.»
Дженна: «А что ты хочешь сделать?»
Я делаю глубокий вдох.
Я: «Поступить неправильно.»
Она вздыхает, в ее голосе звучит тоска, и я жалею, что не могу рассказать ей все. Как так получается, что, находясь с Кэшем, я чувствую себя в безопасности, умиротворенной и более независимой, чем когда-либо в своей жизни?
Почему меня привлекает его постоянная опасность? Если он заберет у меня Дженну, я никогда его не прощу.
Дженна: «Ты знаешь, я не осуждаю.»
Дженна: «Случаются неприятные вещи. Но тебе решать делать так, как ты считаешь нужным. Жизнь несправедлива, и у нас не бывает второго шанса, понимаешь?»
Все это звучит правдоподобно, во всем этом нет ничего справедливого. Моя мать постоянно доверяла не тем мужчинам. Уинстон напал на Дженну, обращаясь с ней так, как будто она не заслуживала элементарной порядочности. Мой сводный брат заставил меня замолчать. И мой отчим, человек, которому я должна была доверять, насиловал меня годами.
Эти убийства? В конце концов, они не кажутся такими уж разными. Это другое преступление. Другой выбор. И я тоже убила. Я такая же, как Кэш.
Но Дин не причинил мне боли, как мой сводный брат или отчим. Единственная вина Дина в том, что он был слишком мил, чтобы мы могли быть совместимы. И теперь он мертв. С другой