другом конце лагеря, где-то за аэродромом. Оборудовано без всяких замысловатостей – обычное поле с мишенями, торчащими то там, то тут.
Все преподаватели были здесь в военной форме. У каждого на боку кольт, красивые, необычные для нас американские ремни, ножи. Увидев нас, подходящих строем к тиру, все оживились, обрадовались, как будто бы появились любимые родственники после длительной разлуки. Они понимали, что физически нам тяжело, и пытались подбодрить, и поэтому шутили. Воробьёв, Михайленко и Володя Помазков, знающие язык, смеялись вместе с ними, ну и мы скалили зубы, понимая, что шутки добрые и, наверное, хохотали не над нами.
После первых минут встречи и оживления нас построили и объявили:
– Будут ночные стрельбы.
На огневой рубеж вышли первые пять кубинцев с автоматами. Впереди них было тёмное поле, на котором даже не просматривались мишени. Луна из-за сопок только поднималась и света практически не давала. Больше света было даже от ярких звёзд… В общем, впереди – тёмное поле и пять силуэтов в коричневой форме. Дали команду – защёлкали затворы, заряжая оружие. Тишина стояла до звона в ушах, только неистовствовали местные то ли жабы, то ли кузнечики.
Зашипела, поднимаясь, белого цвета ракета, освещая лес, траву, выхватив мишени, стоявшие на стрельбище. Поле замерцало, задвигалось, наши учителя открыли огонь. Они все приняли позу, похожую на боевую стойку карате, плотно прижав автоматы к поясу. Стреляли короткими очередями по два патрона. Перенос огня, от мишени к мишени, делали всем корпусом, как бы целясь всем телом… Ракета, повисев, погасла. Стрельба стихла. Опять пришли темнота и тишина. Силуэты задвигались, поменяв позиции. Кто влево, кто вправо и вперёд, к мишеням, метров на десять-пятнадцать. Когда засвистела вторая ракета, все пятеро были на абсолютно других точках. И опять огонь из автоматов заглушил тишину…
Проверив оружие, все пошли смотреть мишени. У инструкторов по огневой подготовке оказались фонарики и мел, чтобы подсветить и закрасить пробоины. Мишеней стояло больше тридцати. Все до одной были поражены, и не по одному разу… Довольные стрелки поясняли нам, что и как происходило:
– Главное, приобрести мышечную память в изготовке к стрельбе… Надо чувствовать корпусом, кишками, куда направлен ствол… Цельтесь всем телом. Чувствуйте, куда летят пули, и тогда легко будете попадать…
Вернувшись, инструкторы показывали нам положение для стрельбы, у каждого из нас был свой автомат. Вроде всё понятно…
– Надо бы пристрелять оружие, – сказал Помазков.
– Пристреливают «бешеных собак», – вставил неунывающий Ермаков, – а оружие приводят к нормальному бою! Хотя в такой темноте – зачем тебе мушка? Целься кишками!
– Ну, как бы автомат должен попадать куда надо…
– Надо – в мишень. Ха-ха!
На огневой рубеж вышли другие пять преподавателей. Старший дал сигнал свистком. Мы уже обратили внимание на то, что кубинцы давали многие команды не голосом, как это принято у нас, а, не утруждаясь, просто свистели. Защёлкали предохранители и затворы. Ещё один свисток. Ракету в этот раз не запускали… Теперь, практически в темноте, стрелки, ориентируясь и замечая мишени лишь от всполохов очередей соседа, выпустили из своих автоматов огневой вал в сторону мишеней. На этот раз все они стремительно передвигались. Замирали в своих стойках на мгновение, для выстрела: одной, двух очередей, и – в сторону, и – вперёд. Двигались, однако, слаженно: контролируя друг друга.
Пошли с фонариками к мишеням. Честно говоря, я, да и все мы не надеялись, что найдём в невидимых силуэтах дырки. Но, к нашему удивлению, все мишени были поражены. В каждой из них дырок было больше, чем даже в первый раз. А преподаватели объясняли:
– Самое важное после изготовки – это глаза…
– Как у кошки?
– Человеческий глаз привыкает к темноте больше десяти минут, – не обращая внимания на колкости, продолжал инструктор. – Если вы в темноте, то свет – не ваш друг! Осветительная ракета вас не только освещает, она вас и ослепляет. И если вы следите за её полётом, то минут десять будете слепыми.
– Да этот «салют», – имея в виду ракету, сказал Володя Помазков, – не в нашу честь…
– Услышали свист – прикрыли глаза, – медленно, растягивая слова, говорил преподаватель. – Залегли и… краем глаза, из-под прикрытых век смотрите, как затухает свет. Когда наступила темнота – часовые на несколько минут слепые. У вас появляется преимущество.
Нам ещё долго растолковывали особенности войны ночью. Видно, что преподаватели эту ситуацию знают не только из стрельб на полигонах. Если живы, значит, хорошо прочувствовали на своей шкуре. А я говорил себе: «Слушай, запоминай, не ленись: может, когда-то это спасёт тебе жизнь…»
Возились инструкторы в эту ночь с нами долго. Вдалбливали то, что считали важным. А мы стреляли и мазали… Стреляли – и опять мимо. Зато какое счастье было, когда начали попадать. Это было ценней, чем олимпийское золото. Потому что ценнее, чем умение выживать, ничего нет!
Дело потихоньку пошло.
Эта ночь для каждого из нас была с самым сладким сном. Мы спали, спокойные и счастливые. Довольные собой и тем, что познали. Впереди у нас была ещё целая вечность: учёба в спецшколе и общение с нашими учителями…
Утро наступило как-то совсем неожиданно. Тело болело, стонало, жгло и не слушалось… Хотелось «принять ванну и выпить чашечку кофэ»
– Будет вам и «кофэ», – шутил Ермаков, – и «какава»: вперёд, за шефом!
Зарядка наша проходила с добавлением методов передвижения… Мы теперь бегали значительно меньше. Вместо кроссов мы шли, согнувшись, на полусогнутых ногах, просто на карачках или ползали на животе. Отжимались и опять ползли. Инструктором на зарядке был, конечно, Соса.
– Давайте, зарядку мы сами будем проводить, – предложил Воробьёв. – У нас большинство – спортсмены, мастера спорта…
Соса только улыбнулся и отныне каждое утро был с нами.
А его методическая целеустремлённость давала результат. Мышцы бёдер через некоторое время приобрели рельефность, а ноги – безразличие к нагрузкам. Привычка двигаться «по-вьетнамски» у нас укрепилась, вплоть до того, что сознание заставляло согнуть тело, когда ты даже «несекретно пробирался» от казармы к отдельно стоящему туалету.
* * *
– Numero uno (номер один) – это основной человек в составе группы, – говорил нам Луис, когда мы перешли через пару недель интенсивных занятий по секретному передвижению к следующему этапу подготовки. – Именно он – самый опытный, сильный, натренированный и, если хотите, удачливый – идёт впереди группы.
Капитан по очереди назначал нас на «номер один». Но чаще всего это был Халбаич. У него лучше всех получалось телом искать мины и скрупулёзно разминировать их.
Маленького роста, крепкий, как камень, и надёжный, как скала, старший лейтенант Юрий Халбаевич был удивительным человеком.