– Хорошо, Валерий Петрович.
* * *
Таня не видела и не слышала, как Павел вылетел из своего убежища. Просто почувствовала, как хватка мужика в какой-то миг ослабла. А следом раздался громовой голос Синичкина:
– На пол! Лежать! Лицом вниз!
Она вскочила на ноги и тут же ощутила стыд и раскаяние: «Не сумела. Не справилась. Не доиграла до конца».
Татьяна отбежала в угол комнаты и первое, что сделала, это подняла свою кофточку и прикрылась ею.
Громадный Василий уже лежал на ковре лицом вниз. Сверху его оседлал Синичкин.
«Теперь одна надежда на Пашку. – мелькнула мысль. – Может, он расколет его? Но мужику-то не в чем каяться. Со мной он ничего уголовно наказуемого не совершил… А про других ему рассказывать никакого резона нет. Как там было у Богомолова? Агенты колются, только „если они повязаны нападением на представителей власти, что само по себе карается расстрелом“. А Васечка ничем не повязан. Лишь тем, что проститутку снял. А за это, по-моему, даже штрафа не предусмотрено».
* * *
– Товарищ старший лейтенант! – умоляюще, но твердо проговорил полковник Ходасевич. – Мне срочно нужен транспорт – добраться до Москвы. Очень срочно.
– А больше вам ничего не нужно, товарищ полковник? – буркнул милицейский.
– Старлей, послушай!.. Я тебя прошу. Речь идет о жизни и смерти людей. Даже не одного человека – людей, ты меня понимаешь? И в том числе – моей дочери.
* * *
– Давай, мля, колись! – проорал Синичкин, для убедительности тыкая в ухо Василия своим газовым пугачом.
– Чего?! – ошеломленно прохрипел тот.
– Кайся, сволочь, кайся! – Павел наседал сверху на амбала – тот лежал на ковре лицом вниз. Левую руку мужика Синичкин заломил ему за спину.
– Не было у нас с ней!.. Ничего не было!
– Да?! А зачем ты сюда пришел?!
– Она меня сама позвала!
– Ты убивать ее пришел!
– Ты че, ошизел?!
– Ты давай мне про других колись!
– Про каких других?
– Про девок, которых замочил! Которых связывал и убивал! В Питере, в Самаре, в Твери, в Москве!
– Каких девок??! Ты че, дурак? Отпусти, мужик!
Отпусти!
Таня лихорадочно цепляла на себя юбку, лифчик и с ужасом смотрела на мужчин.
– Давай говори! Кайся, дурень, кайся!
– Да пошел ты!..
Таня вдруг нервно расхохоталась: сказывалось напряжение последнего часа. И сцена, разворачивающаяся перед ней, почему-то выглядела уже не страшной, а комичной, опереточной. Мужик-глыбина, лежащий на полу. Жилистый Пашка, оседлавший его сверху… И еще Таня ощутила досаду, стыд и гнев на самое себя, потому что она вдруг поняла, что…
– Давай, мужик, говори! – снова проорал Синичкин. – Я ведь и разозлиться могу!
– Паша! Отпусти его! – неожиданно для себя выкрикнула Татьяна.
Синичкин удивленно вскинул голову на звук ее голоса.
В этот момент дюжий Василий сделал резкое движение, и Паша слетел с его спины, упал на ковер набок. Пистолет вылетел из его рук.
Еремин вскочил. Поднялся и Павел.
Теперь они стояли друг против друга.
Василий размахнулся и попытался ударить Синичкина. Тот изящным движением увернулся и коротко стукнул великана кулаком прямо в лицо.
Василий отпрянул, задев журнальный столик.
Разлетелись доллары. Зазвенела падающая бутылка. Грохнулся и разбился стакан.
Павел подскочил к потерявшему равновесие, раскрывшемуся Васе и нанес ему еще два удара: в корпус, а затем сразу же в лицо. Тот как будто поскользнулся на ковре и рухнул на пол. Голова его ударилась о стену. Он замер и потерял сознание.
Синичкин стоял над ним, сжимая кулаки, тяжело дыша.
Таня, уже успевшая нацепить кофту, сказала:
– Это не он.
– Что?! – вскинулся Павел.
– Оставь его. Это не маньяк.
– С чего ты взяла?
– Не знаю. Не похож.
– Гениальный ход мысли, – саркастически заметил Павел.
– Маньяки такими не бывают…
– А где ты маньяков видела?
– Нигде не видела. Но этот, знаешь.., в общем, он был готов. Готов сразу, как только я раздеваться начала. А Валера говорил: маньяк – импотент…
– Ну, это не факт…
– И еще, знаешь… Он пришел с пустыми руками.
– Ну и что?
– А помнишь, что Валера сказал: убийца всегда приносил своим жертвам что-нибудь вкусненькое. Дорогое вино, французские сыры, икру…
– Он мог отступить от сценария, – не сдавался Синичкин.
А Таня вздохнула:
– И еще кое-что. Я вспомнила… Когда мы с ним по телефону договаривались.., он сначала пригласил меня к себе. А я… – Таня покраснела, – я сказала, что на выезде не работаю. Но маньяк-то – никогда своих жертв к себе не приглашал! Убивал всегда на их квартирах!
– Что ж ты раньше-то молчала?
– Я только сейчас поняла.
– Ну, ты, Танька, овца! – в сердцах бросил Павел.
– Впрочем, это все косвенные улики, – протянула она. – Вот что надо сделать. Обыщи его.
Синичкин сунул руки во внутренний карман пиджака Василия, вытащил оттуда паспорт.
– Это он. Василий Павлович Еремин.
– Это загранпаспорт?
– Да.
– Хорошо. Очень хорошо.
– Почему?
– Смотри даты.
Паша, кажется, ее не понимал. Глядел удивленно.
И Таня скороговоркой выпалила:
– Первое убийство – в Самаре, в октябре позапрошлого года. Второе – в Москве, в прошлом году, двадцать шестого марта. Потом – тоже Москва, тридцать первое октября…
До Синичкина наконец дошло.
– Так.., октябрь позапрошлого года. Не годится.
Паспорт выдан в январе прошлого. В марте того года Еремин никуда из страны не выезжал… В октябре – тоже. Пока все сходится!
– Проверь дальше, – попросила Таня. – Второго мая – убийство в Петербурге. Восьмого июня – в Твери. И, наконец, двадцать первого июня – снова в Москве…
– Та-ак.., черт! Тридцатого апреля он вылетел из Шереметьева. В Англию. И вернулся.., только пятого июля. – В Пашином голосе слышалось нескрываемое разочарование.
– Значит, не он, – облегченно вздохнула Татьяна.
– Но это может быть хитрый ход!
– Нет, Паша, нет, – сказала она. – Я чувствую: это не он…
Василий между тем лежал навзничь и не шевелился, однако грудь его вздымалась, дыхание было ровным.
Павел, потирая костяшки пальцев, спросил:
– Хорошо. Допустим, это не он. Но в таком случае – что нам с ним делать?
– Ты иди на кухню, – приказала Таня.
– И что?
– Я эту кашу заварила – я и буду расхлебывать.
Паша, кажется, сомневался. Таня слегка подтолкнула его к выходу из комнаты.
– Иди, Пашуня, иди. Ничего мне этот Вася не сделает. Он обычный мужик. Нормальный.
* * *
Милицейский «газик» встряхивало на каждом ухабчике шоссе. Пожилой водитель-старшина держал руль одной рукой: форсил перед Ходасевичем. Во рту его дымилась «беломорина».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});