— В чем-то правы.
— Итак, они остаются при вас, верно? И они по-прежнему будут требовать от вас подчинения всем людям, при необходимости положить жизнь за них, постоянно обуздывать себя, чтобы не причинить им вреда. Вы можете объявить себя человеком, но править вами будут встроенные в ваш мозг нормы поведения, чему ни один человек не может быть подвергнут.
Эндрю кивнул:
— И японцы, которые стали бразильцами, оставались, как и положено японцам, желтокожими, и разрез глаз у них оставался японский, и все другие расовые особенности у этих восточных людей сохранялись, а у бразильцев — выходцев из Европы — ничего подобного не было. Но, несмотря на это, перед бразильским законом они были такими же бразильцами. И я перед человеческим законом буду человеком, несмотря на то что в мой организм введены правила Трех Законов.
— Но само наличие этой структуры в вашем мозгу может привести к непризнанию вас…
— Нет, — возразил Эндрю. — Почему же? Первый Закон говорит, что я не должен причинять вреда человеку или допускать нанесение ущерба ему своим бездействием. Но разве вас не связывают те же обязательства? Каждого цивилизованного человека? Разница здесь только в том, что у меня нет выбора, я должен подчиняться Закону, в то время как другие люди могут позволить себе вести себя нецивилизованным образом, если они готовы конфликтовать с полицией. Теперь Второй Закон: он требует от меня подчиняться людям, это верно. Но он не требует от людей отдавать мне приказы, и если я получу полный статус человека, тогда, быть может, будет считаться неучтивостью ставить меня в положение, когда я из-за внедренного в мой мозг правила против собственного желания должен буду выполнять чей-то приказ. Это было бы использованием моей слабости, так сказать. Но наличие у меня этого ограничения не играет решающей роли. Разве мало есть людей с ограничениями разного рода, но никто не считает их из-за этого не людьми. Ну а что касается Третьего Закона, который предостерегает меня от саморазрушения, я бы не сказал, что он является тяжким бременем для любого здравомыслящего существа. Так что, видите, Саймон…
— Да. Да, Эндрю, вижу. — Де Лонг теперь довольно посмеивался. — Согласен. Вы побили меня, сдаюсь. Вы в той же мере человек, как всякий, вы заслуживаете законного признания этого факта.
— Ну тогда, если «Файнголд энд Чарни» начнет процесс…
— Не торопитесь, Эндрю, пожалуйста. Вы задали нам чрезвычайно сложную задачу. Человеческие заблуждения излечиваются не так уж быстро. Любой нашей попытке провозгласить вас человеком будет противостоять колоссальная оппозиция.
— И я так думаю. Но мы уже однажды справились с «колоссальной оппозицией», когда Джордж Чарни и его сын Пол отвоевали мне свободу.
— Да. Но дело в том, что на этот раз нам придется обращаться во Всемирное законодательное собрание, а не в региональное, и добиваться закона, который провозгласит вас человеком. По совести говоря, я настроен не так уж оптимистично.
— Я вам плачу за то, чтобы вы были оптимистом.
— Да. Да, конечно, Эндрю.
— Хорошо. Итак, мы пришли к согласию, что дело может быть сделано. Остается вопрос — как это осуществить. С чего лучше всего начать, как вы считаете?
После небольшого колебания Де Лонг сказал:
— Для начала было бы лучше всего, если бы вы переговорили с кем-нибудь из влиятельных членов Законодательного собрания.
— С кем именно?
— С председателем Комитета по науке и технике, пожалуй.
— Отлично. Не могли бы вы устроить мне встречу с ним?
— Если хотите. Но вряд ли вы нуждаетесь в таком посреднике, как я, Эндрю. Такая известная и досточтимая личность, как вы, может…
— Нет, вы устроите эту встречу. (Эндрю и не заметил, что отдал недвусмысленный приказ человеку — так он привык к этому на Луне.) Я хочу, чтобы он знал, что меня поддерживает фирма «Файнголд энд Чарни» в этом деле, поддерживает целиком и полностью.
— Хорошо, тогда…
— Целиком и полностью, Саймон. За прошедшие сто семьдесят три года я вложил в вашу фирму большой капитал. Я мог бы даже сказать, что только благодаря тому, что я постоянно давал работу ей, она достигла своего теперешнего состояния. Я это делал потому, что в прошлом кое-кто из членов этой фирмы хорошо служил мне, и я чувствовал, что я в долгу у фирмы. Теперь у меня нет долгов перед фирмой «Файнголд энд Чарни». Совсем наоборот: сейчас я требую вернуть мне мой долг.
Де Лонг сказал:
— Я постараюсь сделать все возможное.
Глава 19
Председатель Комитета по науке и технике Всемирного законодательного собрания был выходцем из Восточного региона Азии, и это была женщина: маленькая, изящная — не женщина, а эльф, — на самом деле она не была такой хрупкой, как казалось. Ее звали Чи Ли Синг. Ее прозрачные одежды (которые скрывали то, что она хотела скрыть, одним ослепительным блеском) превращали ее в нечто крохотное, элегантное, в безделушку, обернутую в пластик. На восемьдесят четвертом этаже величественной башни из зеленого стекла — Нью-Йоркской штаб-квартиры Всемирного законодательного собрания — на фоне роскошного большого с высокими потолками кабинета она выглядела совсем малюсенькой, такой незначительной. Но при этом она излучала силу, профессионализм и беспредельную компетентность.
Она сказала:
— Я сочувствую вашему желанию получить все права человека. Как вам известно, вероятно, в нашей истории существовали периоды, когда значительная часть населения была лишена прав человека, и эти люди яростно сражались, чтобы получить их, и в итоге победили. Но до обретения свободы эти народы страдали под бременем различных деспотий. А вы, со своей стороны, пользуетесь успехом, достигли многих наград и почестей. Полагаю, вам очень многие завидуют. Так, пожалуйста, расскажите мне, каких еще прав вы ищете, кроме тех, что уже есть у вас?
— Простейшего из простых — права на жизнь, — ответил Эндрю. — Робота в любой момент можно демонтировать.
— И человека в любой момент можно казнить.
— А позвольте спросить, когда же в последний раз имела место такая казнь?
— Ну… — Ли Синг поежилась. — Конечно, смертный приговор в нашей цивилизации выносится нечасто, и давно уже никому его не выносили. Но в истории человечества к нему прибегали несчетное множество раз. И нет никакой принципиальной причины, чтобы в последующие годы не вернуться к этой практике, если граждане Земли и Законодательное собрание найдут это необходимым.
— Хорошо, можно вернуться назад и снова рубить головы друг другу, или убивать электрическим током, или еще как — нибудь, если только такое решение будет принято. Но факт остается фактом: ни одно человеческое существо не подвергалось законной смертной казни так долго, что никто не может вспомнить, когда это было в последний раз, и я не слышал, чтобы хоть кто-нибудь требовал возвращения к экзекуциям. И в то же время даже сейчас, прямо здесь со мной можно покончить одним словом человека, облеченного властью. Ни суда. Ни следствия. Ни апелляций. Вот вы можете нажать на кнопку звонка, вызвать охранника и сказать: «Этот робот вызвал мое неудовольствие. Выведите его вон и демонтируйте». И меня выведут вон и демонтируют — вот и все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});