Читать интересную книгу Всегда настороже. Партизанская хроника - Олдржих Шулерж

— Тише, это я… Хотел пить и наткнулся на тебя…

Утром все завтракали на кухне. Только Честя Ясоник спрятался за дверью — следил. Михал смотрел, как Большой Франта уминал яйцо и хлеб и вдруг спросил его:

— Как это тебе удается так свободно передвигаться? Тебя ведь ни разу не задержали. Значит, у тебя есть какие-то документы?

Большой Франта уставился на Михала своим колючим взглядом.

— Мои документы — это револьвер, — буркнул он, откусывая от большого ломтя, а прожевав, добавил, посмеиваясь: — Я использую его и против тех, кто мне не верит.

Когда Франта в одной руке держал яйцо, а в другой хлеб, Михал дал знак. Писклак хотел железным правилом для косы оглушить Большого Франту. Но тот мгновенно вскочил и ударил Писклака ногой в живот. Писклак отлетел к стене.

Никто не предполагал, что Франта окажет сопротивление. Он побежал к двери и вытащил револьвер, но в этот момент из-за приоткрытой двери в комнату раздался выстрел. Честя Ясоник целился в левую сторону груди Большого Франта, но пуля задела за пальцы его руки, сжимавшей пистолет. Франта рухнул на пол, изо рта пошла кровавая пена. Писклак тотчас же выхватил у Франты пистолет и выстрелил ему в висок.

Все выбежали во дворик, чтобы в случае опасности скрыться: ведь в сокольском клубе — он стоял напротив — размещались немецкие солдаты. Но к счастью, в эти минуты мимо проехала автоколонна, и рев моторов заглушил выстрелы.

Михал и его друзья вернулись на кухню и стали обыскивать труп. В карманах оказалось несколько удостоверений на самые разные имена, а также трудовые книжки и заводские пропуска. В портфеле нашли список членов нелегального краевого комитета.

Труп спрятали в яме под крольчатником. Сверху завалили дровами.

Передохнув, собрались уходить в горы. Только Михала никак не могли заставить идти вместе с ними — он считал, что в городе принесет больше пользы.

— Придут сюда наши люди и будут знать, что им делать. Да и что со мной может случиться?..

Так и ушли без него.

* * *

Честя Ясоник — парнишка лет семнадцати. У него красивое смуглое лицо. Взгляд немного диковатый. Это, видимо, из-за того, что верхние зубы у него выступают над нижними.

К участию в Сопротивлении его привлек Папрскарж, который вспомнил о нем, когда надо было во что бы то ни стало раздобыть батарейки для радиопередатчика. Честя работал в мезиржичском филиале восточноморавской электростанции и охотно выполнил его просьбу. Потом все пошло само собой. Досталик каким-то образом разузнал о Ясонике и познакомил его с Михалом. Когда же начались аресты, Честя ушел в лес.

Большого Франту Честя Ясоник застрелил без всяких колебаний. Ситуация сложилась такая, что другого выхода просто не было. Этого негодяя с колючими глазами ему не было жаль нисколько — он получил по заслугам, но Михала и тех остальных ему было очень жаль. Почему Михал не ушел с ними в тот раз?! Немцы знали о каждом шаге своего агента и поэтому труп Большого Франты нашли довольно быстро. Трудно сказать, кто навел их на правильный след. Возможно, Ферда, потому что после этой истории он словно сквозь землю провалился. Гестаповцы засели в домике Михала и вскоре схватили нескольких хороших парней, которые пришли туда, не зная о происшедшем. Потом немцы сровняли домик Михала с землей. Самого Михала с женой и остальных арестовали и куда-то увезли.

Честя думал о них в ту ночь, когда с товарищами под проливным дождем возвращался, в землянку. Шли медленно, с трудом вытаскивая ноги из мокрого снега. Первым шел Юрий. Последним — Иван, которого прозвали Попом, потому что был он весь какой-то круглый, толстый да и говорил к тому же по-поповски медленно, важно. Командир послал их в Мезиржичи, чтобы у гестаповца Фарка они взяли бумаги предателей. В дом его они проникли с помощью дворника, бумаги забрали, а Фарка с женой застрелили. Теперь через Пишкову они возвращались в Озницу.

Ночевать они должны были в землянке под Пишковой, где их поджидал Ярцовяк. Но дорогой так промокли, что решили вначале зайти к Скыпалам. Хозяйка быстро собрала на стол. Поставила сливовицу. От нее ребята никогда не отказывались, а сейчас она была, как никогда, кстати. Только Иван-Поп явно перепил. Все улеглись спать, а он один все сидел и пил.

На рассвете в горницу вбежала хозяйка.

— Беда! Немцы окружают хату! — закричала она.

Партизаны быстро оделись, схватили автоматы и выбежали во двор. Честя Ясоник в спешке не успел обуться и так, с мокрыми сапогами в руках, побежал за остальными. Немцы в это время были шагах в двухстах от домика. Партизаны задними дворами добрались до леса и скрылись. Шли проваливаясь по колено в снежную кашу. В ложбинке остановились передохнуть и в этот момент увидели солдат. Мгновенно прижались к земле, и немцы их не заметили.

Теперь ребята решили изменить направление и начали подниматься на крутую гору. Чемодан с вещами и документами спрятали — он был очень тяжелый, — а мешки продолжали тащить на себе.

Вдруг Иван-Поп начал куражиться:

— Никуда я не пойду… Сказал, не пойду и все! — кричал он.

Иван был еще пьян. Но ребята уговорили его идти дальше.

На вершине холма им встретился крестьянин с котомкой из лыка. В ней лежали большие куски хлеба. Он спросил, в какой стороне Острава. Ребята предупредили его, чтобы он не спускался в деревню. Но он махнул рукой и пошел дальше. Прошло несколько минут — и они услышали короткую очередь. Немцы застрелили крестьянина.

Из района Пишковой, как раз из тех мест, где была землянка, долетала частая стрельба.

— Ярцовячек обороняется, — тревожился Юрий.

Но тут и их немцы заметили. Застрочил пулемет. Ребята залегли, а когда пулемет минуту спустя замолк, ползком добрались до густого кустарника.

Грохот стрельбы снова откатился в долину. Ребята спустились к шоссе, но там появились немецкие машины, из которых выскакивали солдаты. Все залегли в кустарнике, в нескольких десятках метров от шоссе. Натерпелись и тут с Иваном-Попом. Он без умолку болтал — никак не мог протрезвиться. Затыкали ему рот, ругали его, но все напрасно. К счастью, скоро он уснул.

В кустарнике партизаны отсиживались весь день. Яростная стрельба со стороны Пишковой не прекращалась ни на минуту. К вечеру оттуда донеслось несколько взрывов и стрельба прекратилась.

Тронулись в путь, когда стемнело. Немцы к этому времени сняли с шоссе патрули. Шли через буковую рощу под дождем. Все промерзли и проголодались.

Вдруг со стороны речки появились какие-то парни с автоматами в руках. Это был Москаленко со своими ребятами. Издали их сбило с толку одеяние Станина — он был в галифе и жандармском плаще.

Все вместе вернулись на основную базу. Там были землянки и две большие палатки — трофей после налета на немецкий склад. Обычно в холодную пору ребята отправлялись ночевать к хозяевам одиноких усадеб, а на рассвете возвращались к себе. Теперь же им оставались только сырые и промерзшие землянки — к домам местных жителей никто не смел приблизиться.

На следующий день командир послал Честю Ясоника и Ивана-Попа на Пишкову. Немцы с Озницы тем временем ушли, и поэтому Честя с Иваном добрались до землянки без особых приключений. Но они с трудом узнали знакомое им место. Землянка была разрушена, все вокруг разворочено. В одной из воронок лежал изуродованный труп Ярцовяка.

Партизаны похоронили Ярцовяка. Поверх могильного холмика положили камни от разрушенной землянки.

* * *

Сон у партизан неспокойный. Трлифай во сне то и дело ворочается с боку на бок, стонет. Потом вдруг вскакивает и кричит:

— Бегите, ребята, идут эсэсовцы с собаками!

Ребята просыпаются, окликают его, думая, что он фантазирует во сне. Каждому из них уже не раз снилось такое. Иван-Поп почти каждую ночь кричит, а Фима так скрежещет зубами, что делается страшно.

Кто-то запускает в Трлифая сапогом и при этом ругается. Но Трлифай в здравом уме. Он встает, быстро собирает вещи и повторяет:

— Я вам говорю: бегите! К утру они будут здесь!

Все окончательно просыпаются.

— Откуда ты это знаешь? — наседают на него.

Но Трлифай знай себе твердит:

— Бегите, говорю вам, бегите. — И собирается уходить.

Зовут командира. Тот знал, что у Трлифая в ближней деревеньке домик, что он уже дважды убегал из отряда домой, но, правда, возвращался. Сейчас Трлифай признался, что предал партизан немцам. Однажды, когда он пришел навестить жену и детей, немцы подкараулили его.

— Пришлось все им рассказать. Они грозились убить жену, детей, — плача, рассказывал Трлифай. Нервы у него окончательно сдали. — Они меня к вам послали, чтобы вы ничего не заподозрили… Бегите!..

Партизаны собрались и ушли в лес.

Вскоре они убедились, что Трлифай не врал: в лесу наткнулись на подразделение эсэсовцев, которое направлялось к их лагерю. К счастью, они заметили немцев вовремя и успели обойти их, но без перестрелки все же не обошлось.