И если Владивою еще удавалось отвлечься от безрадостных мыслей: днем с головой окунаясь в повседневные заботы, а по вечерам заглядывая в кувшин с вином, то несчастная молодая женщина, не обретшая счастья в новом браке и теряющая голову из-за ревности к собственной дочери, от такой жизни начала потихоньку сходить с ума. А барон, чувствуя в этих, случившихся с Катаржиной переменах, свою вину, но не находя сил переступить через желание и брезгливость тела, еще больше замыкался в себе. Порой месяцами не разговаривая с супругой. Не видя ее цельными седмицами. С каждым днем все больше понимая, что женился он не на женщине, а на венце баронессы. И должность барона, это единственное, что в этой жизни принадлежит лично ему. Потому, что даже дочь у него от брата, а своих детей от постылой супруги уже не дождаться, как и прихода любви, которая, по слухам, делает людей счастливыми. И Владивой, чтоб придать хоть какой-то смысл своей жизни, стал посвящать себя заботе о Дуброве. Отдавая этому все время, силы и желания. Порой забывая и о сне, и о еде… Слившись с городком и замком в единое существо, физически чувствуя где требуется расчистить засорившийся колодезь, а где – срочно необходимо укрепить прохудившуюся стену или подвести новые блоки под просевший фундамент.
Кто знает, возможно, и та смертельная болезнь, что в конечном результате свела в могилу баронессу, приключилась с Катаржиной не столько из-за простуды или какой иной заразы, сколько от нежелания женщины оставаться в этом безрадостном для нее и пустом мире.
И барон, с одной стороны чувствуя несказанное облегчение от сброшенной тяжести, вдруг, с какой-то ослепляющей ясностью понял, что вместе со смертью жены, он тоже теряет смысл жизни. Становясь никому ненужным и даже лишним. И в какой-то иступленной злобе решил, что сделает все возможное, но не отдаст венец Дуброва никому. Даже ценой чести и жизни родной племянницы… А также – собственной. Но как сказано умными людьми: 'Если хочешь рассмешить Богов, расскажи им о своих планах…'
И вот всего пару дней спустя, он лежит посреди бесконечной и безлюдной степи, смотрит на невозмутимые и далекие звезды, доедает, только что подстреленного и зажаренного на костре, зайца и счастливо улыбается. Оттого, что судьба в очередной раз перемешала колоду, и Анжелина осталась невредима, по праву унаследовав родительский венец, а он – получил шанс обустроить собственную жизнь, уже не совершая прежних ошибок. А что эта новая судьба определенно требует всех усилий ума и тела, то тем слаще должен быть конечный результат…
С этой мыслью рыцарь крепко уснул, не слыша, как рядом, всего лишь на расстоянии полета стрелы, проскакал небольшой отряд харцызов.
* * *
Владивой шел, нескончаемой и ровной, как стол, степью, перекидывая солнце с левой руки на правую, уже пятый день и совершенно не рассчитывал в ближайшие сутки встретить человеческое жилье, когда наткнулся на буерак. Достаточно глубокий, для того чтоб спрятать от любопытных глаз, в своей северной оконечности молодую дубовую рощицу. И довольно просторный, чтоб втиснуть в себя еще и небольшое озерцо с десятком березок да верб по южном берегу. А завершала эту удивительную картину недавно срубленная просторная изба, будто выросшая между несколькими кедрами.
На пороге избы, лицом к гостю, сидел седой мужчина и успокоительно поглаживал ладонью вздыбленный загривок готового к прыжку гепарда. Второй такой же зверь, спокойно лежал у ног хозяина и только с любопытством следил за незнакомцем, поводя длинными усами.
– Доброго дня и крепкого здоровья, хозяин, – отозвался первым, громко, как и приличествует человеку прибывшему без злого умысла, Владивой.
– И ты здоров будь, Ханджар… – немного хрипловатым и неожиданно мощным басом отозвался хозяин. – Подходи ближе, гостем будешь.
Не подавая виду, что удивлен таким приветствием, рыцарь приблизился и только теперь заметил, что мужчина не просто сед, а еще и достаточно стар. Трудно оценить мужской возраст с первого впечатления, но хозяину здешних мест было никак не меньше семидесяти лет. И еще – он был совершенно слеп. Вместо любопытных зениц в лицо Владивоя глядели безразличные бельма.
– Вот я и дождался тебя, – проговорил неспешно хозяин. – Не спешил ты, а я уж который день поджидаю…
– Извини дед, – несколько грубовато перебил его речь рыцарь, – но, ты меня наверно за кого-то другого принял…
– Думаешь, если я слеп, то уже не зная что говорю? Не волнуйся, для того чтобы наблюдать далекое у меня есть ум, то что поближе – распознают мои уши, ну, а всякую мелочь, можно и пощупать. Или сам не ведаешь куда забрел, барон Владивой?
– Еще раз извини, хозяин, – Владивой уже догадался, что не к простому старику занес его очередной каприз судьбы. – Но я и впрямь не знаю с кем судьба свела.
– Островидом меня тут кличут. Да и не только тут. Просто я уже лет сто из степи не выбирался, вот и не уверен, что в Зелен-Логе, кто-то, кроме Мастера, еще помнит о моем существовании.
– Али Джагар? Ренегат? – слова вырвались раньше, чем рыцарь успел подумать, что они могут прозвучать оскорбительно для хозяина дома. Но старик только расхохотался и довольно продолжил:
– Значит, помните… Это хорошо, больше веры моим словам будет. А что касаемо тебя, то было мне видение, что придет из Зелен-Лога рыцарь, вот ты и пришел. Иль не рыцарь?
– Рыцарь, – подтвердил Владивой. – Должность барона жена может забрать, но рыцарский пояс и шпоры – отнимет только смерть. Рыцарь.
– Вот и славно, – покивал седыми космами отшельник. – Только имя тебе рыцарь сменить придется. Каждый, кто в Заскалье попасть сумел, в Проходе как бы заново родился. Обычно имя делает, усыновивший новика курень, но и у меня тоже такое право есть. Поэтому, нарекаю тебя именем Ханджар. Так и отвечай всем, кто право спросить имеет: Ханджар, сын Островида. И не спеши отказываться, имя не простое, в нем судьба твоя дремлет… – потом старик помолчал немного, будто добирая слова, но произнес совсем иное. – Пить, есть хочешь? Время-то обеденное…
– С удовольствием, – Владивой не стал отнекиваться, зная, что у харцызов отказаться от трапезы считается либо оскорблением, либо демонстрацией недоверия и неприязни.
– Ну, тогда пошли в дом, – пригласил Островид гостя и сам поднялся. – За столом оно беседовать сподручнее. Слова в горле не увязают. А поведать мне есть о чем, Ханджар. Потому, как заждались все тебя уже здесь, хоть сам ты еще об этом и не догадываешься.
Войдя в избу Владивой понял каким образом слепому старику удавалось поддерживать такой идеальный порядок и чистоту. Возле большой печи, разделявшей дом на светлицу и горницу, хлопотала еще совсем не старая дородная и румяная баба. Увидев гостя она сперва заправила выбившиеся из-под косынки посеребренные каштановые локоны, внимательно оглядела чужака и только после этого отвесила ему глубокий поклон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});