мне или нет — дело твое, но я прямо скажу тебе: то, что нам удалось найти эти кости, поразило меня самого до глубины души. Разумеется, я собирался всех немного обмануть! Ты же прекрасно все понимаешь, не мне тебя учить! Потому-то я и поручил это важное дело легковерному Ташкуну, надеясь без труда управлять его поступками. В самый подходящий момент, за день-два до начала похода, я должен был указать почтенному мудрецу, где искать останки с явными признаками святости, каковые с помощью моих верных дервишей упрятал в одном не слишком отдаленном месте, где они, наверное, до сих пор и лежат. Так что можешь себе представить, как я был изумлен и по-настоящему потрясен, когда выяснилось, что благочестивый Ташкун и в самом деле нашел могилу Абу Ханифа. Я опять поверил в свою счастливую звезду, Микаэль. Раз произошло такое, счастье не покинет меня!
Однако в серале я уже привык не верить никому и ничему и это недоверие отравило мою душу, а потому слова Ибрагима меня не убедили.
Чудесное обретение священных останков Абу Ханифа заставило великого визиря позабыть обо всех своих горестях и печалях, которые еще недавно камнем лежали у него на сердце. Последние зимние дни в Багдаде прошли весело — устраивались пышные торжества по случаю бывших и в ознаменование будущих побед, а злобные сплетни о великом визире понемногу утихли. С приближением весны Ибрагим все больше успокаивался, и уверенность в себе опять вернулась к нему. Ничто теперь не казалось ему невозможным, он снова купался в лучах славы, и власть его была безграничной.
Весь свет с завистью следил за его триумфами. Напрасно шах Тахмасп просил о мире. Великий визирь отправил в Венецию и Вену гонцов с вестью о взятии Багдада, а из Франции от короля Франциска уже спешили к Ибрагиму высокородные посланники, дабы поздравить сераскера с блистательной победой.
Уныние великого визиря сменилось пылким восторгом. Ибрагим понимал, что сейчас он — в зените своей славы, но все же сумел сохранить ясность ума и суждений и даже присущую ему обычную холодную осторожность.
За день до моего отъезда из прекрасного Багдада Ибрагим позвал меня к себе и, давая последние приказы и напутствия, проговорил:
— Я сыт по горло предательством и неповиновением и никого больше не собираюсь прощать. Поезжай к Хайр-эд-Дину, в Тунис. Ты ответишь головой, если он поддастся на уговоры сераля или императора, позабыв, чем обязан мне. Помни, Микаэль: ты собственной головой отвечаешь за преданность Хайр-эд-Дина и обеспечиваешь мне таким образом его поддержку. Я назначил его бейлербеем Африки не для того, чтобы он расширял там свои владения и укреплял свою власть. В награду за преданность он получил Тунис и теперь обязан начать войну на море с императором и Андреа Дориа, чтобы я мог спокойно воевать в Персии, не думая о возможной опасности с тыла. Разъясни ему это поубедительнее. Если же он попытается отсидеться в Тунисе, то лишится бунчуков куда быстрее, чем их получил.
Чтобы подчеркнуть свое особое ко мне доверие и расположение, великий визирь велел на прощание передать мне такие богатые дары, о каких я не смел и мечтать. И тогда я прикинул, сколько же заплатили великому визирю багдадские купцы за его покровительство. И еще я понял, что меня ждет сказочное будущее, если, разумеется, счастье не отвернется от Ибрагима, а я не подведу его и окажусь достойным слугой великого визиря.
Вернувшись домой, я застал Джулию в страшном волнении. Увидев меня, она сразу же набросилась на меня с упреками:
— Весь сераль возмущен позорным убийством казначея Искандера. У великого визиря Ибрагима не осталось в серале ни одного друга или защитника, ибо ужасная судьба благочестивого Искандера окончательно убедила всех в том, что ни знатность, ни богатство, ни огромные заслуги перед султаном, ни годы преданной службы господину нашему и повелителю — ничто не может спасти человека от ненависти и злобы этого кровожадного безумца Ибрагима.
Примерно в том же духе Джулия еще долго ругала меня за всевозможные прегрешения великого визиря, но я не обращал внимания на ее слова, ибо все еще пребывал под впечатлением великолепия Багдада и ни минуты не сомневался в том, что счастливая звезда великого визиря Ибрагима озаряет его путь с небесных высот.
Как-то вскоре после моего возвращения домой меня неожиданно навестил один богатый еврей, торговец драгоценностями; он передал мне роскошные подарки и наилучшие пожелания здоровья и благополучия от Аарона из Вены. После долгого обмена любезностями гость мой решился наконец рассказать о цели своего визита.
— Ты друг великого Хайр-эд-Дина, Микаэль эль-Хаким, — начал он, — поэтому я и осмелился обратиться к тебе. Мне говорили, что прошлым летом, когда Хайр-эд-Дин захватил Тунис, бей Мулен Хасан в такой спешке покидал свою касбу, что в испуге забыл обо всем на свете, и прежде всего — о красном сафьяновом мешочке, который он, владыка Туниса, на всякий случай наполнил двумя сотнями тщательно отобранных крупных алмазов. Когда же случай этот пришел, Мулен Хасан позабыл прихватить с собой красный мешочек. Однако в перечне даров, которые Хайр-эд-Дин преподнес султану Османов, сокровище это даже не упоминается, да и торговцам, тайно перепродающим драгоценности, — ни в Стамбуле, ни в Алеппо, ни в Каире — такие алмазы не попадались. Я долго старался выяснить хоть что-нибудь о судьбе красного мешочка, расспрашивал своих единоверцев в разных городах, ибо, как ты понимаешь, благородный Микаэль, дело это очень меня заинтересовало. И, разумеется, ты не пожалеешь, Микаэль эль-Хаким, если откровенно расскажешь мне, что известно тебе об этих алмазах. Аарон заверил меня, что на тебя можно положиться, ибо ты — человек чести и уже имел раньше дело с подобными драгоценностями. Поверь мне, я щедро заплачу тебе за эти камни и, конечно же, сохраню нашу сделку в строжайшей тайне. Если потребуется, я продам алмазы в Индии, возможно — даже в Китае, так что никто ничего не узнает. Мне кажется, что великий визирь все же причастен к этому делу — ведь речь идет об огромном богатстве! — но благородному Ибрагиму можно смело положиться на мою скромность.
— О великий Аллах! — в негодовании вскричал я. — Где ты слышал эти бредни и как посмел оскорбить великого визиря, связывая его имя с пропажей алмазов? Знать не знаю ни о каких мешочках!!
Но еврей клялся, что говорит правду, и, пытаясь переубедить меня, добавил:
— Я узнал об этом от самых надежных людей. В