Помолчали. Витязь молоко кислое прихлебывает. Ингельдот кваску попивает, и боится и ждет разговора. Да молчалив витязь, не тороплив. Закурил, задумчиво стены оглядывает.
Страшится Ингельдот слова Сигмондова. Страшит его кара за грехи, но и чается благую весть, утешение и освобождение от витязя принять. Помнит, как немногими словами, в трактире говоренными, способствовал вознесению Свинячьего Лыча к теперешней славе. Может и единым своим словом, одним движением сбросить вниз в гиену тленную, лишить всех благ мирских, всех загробных блаженств.
А витязь ни гугу. Оглядел одноцветные стены, пустым своим взглядом на Ингельдота уставился. Не вынес первосвятейший хлада витязевого взора, глаза потупил.
Да, точно ли, плотский человек перед ним? Или верна молва людская что рожден витязь стылой полуночной зарей от месяца-хладоносца, что повивали его росы вечерние, а облак небесный баюкал его в просторах необъятных?
Не ладно было Ингельдоту. Нынче вовсе дурно сделалось То горячий пот со лба рукавом отирает. Жарко, словно распяли его на гридироне над угольями пламенными. То рясу плотно запахивает, дрожит, трясется, словно, нежданно, посреди лета, вьюжный ветер в окно задул, зимней стужей келью наполнил. Не стерпел более Ингельдот, весь зад о лавку изъелозил.
— Дык, таки делы у нас в монастыре, — запинаясь, косноязычно начал:
— Дык, беда с нашим Ангелом Небесным приключилась.
— Это еще не беда. Дальше хуже будет.
— Да то мне ведомо. Научи, благодетель, как дальше животеть? Силушки более нету, весь измаялся, беды горшей ожидаючи. Поведай мне, неученому, что это за напасти такие.
— Поведать то я тебе могу, Да смысла в том не вижу. Все равно не поймешь.
— Да куда мне, батюшка, супротив твоей учености. Тут сказу нетути. На все воля твоя. Да только, что делать научи. По гроб жизни благодарен буду.
— Научу, вот только не знаю, рад ли будешь этой науке.
— Рад, милостивец, рад.
— Надо эти нуль транспортировки прекратить, заглушить твой алтарь. Только так можно будет прервать транзит между континуумами. Ни к чему хорошему привести он не может.
Ингельдот, всей мудрости Сигмонда понять не смог, но уяснил таки, что намерен витязь его алтарь разрушить, лишить волшебного Зверя-Кролика. Пал на колени, полез витязю сапоги лобызать.
— Не сироти, батюшка. Как же нам без чудесного Зверя жить-то?
— Я же говорил, что не рад моему совету будешь. — Брезгливо ноги отодвинул. — Как жили раньше, так и живите. Только сядь по человечески.
— Не сяду, свет ты наш. — И дальше полез сапоги слюнявить. — Не губи, кормилец.
— Ах ты, нелегкая. Садись, Свинячий Лыч, а то хуже будет. — И ткнул под физиономию первосвятейшего свой кулак. Кулак, которым многих опытных бойцов, могучих воинов в грязь валивал.
Это Ингельдота успокоило. Поднялся друид, бороденку поскреб, сел на лавку, квасу хлебнул.
— Эх, без Зверя-Кролика вся обитель в запустенье придет. Да и тебе, не гневайся на меня только, славе твоей Кролик не помеха, наоборот даже.
— Да знаю я. А вот Локки помнишь?
— Да как не помнить. Почитай каждую ночь снится поганый. — Вздрогнул первосвятейший.
— А не желаешь, чтоб с десяток таких разом пожаловало? Вывалит эдакая орава с твоего алтаря, да с оружием… — Сигмонд, подыскивал подходящее определение, не нашел, махнул рукою. — Ну, с оружием колдовским. Всю твою обитель молниями разнесут. Что тогда, скажи?
Сказать было нечего. Того и боялся Ингельдот, в то и верить не хотел. А на, вот, сам витязь Небесного Кролика предупреждает. Горька ему его доля показалась. Еще горше чем тогда, в трактире на ярмарке. Даже жить расхотелось.
И вдруг… И вдруг снова, как в тот раз, затеплилась в душе малый огонек надежды призрачной. Хитро заблестели глазки. Да не знал, как к витязю с таким делом подойти, как подступиться. Больно уж кощунственное измышлялось. Поелозил еще задом по лавке. Решился.
— Витязь, не вели казнить, вели слово молвить, вопрос воспросить.
— Да спрашивай, чего там. Для того и собрались, чтобы прийти к консенсусу. Хотел бы я иного, без тебя алтарь к чертям собачим взорвал. — Видел Сигмонд, что задумал что-то ушлый Свинячий Лыч. — Говори, не бойся.
— Я вот что спросить хочу, ты не гневись только. Ты то сам, небось из тех же краев, что и Зверь Кролик? — Разом выпалил Ингельдот и испуганно на витязя уставился.
— Да, можно так сказать, что из тех.
— Вот и ладно, вот и хорошо. — Потирал руки Ингельдот. — Стало быть тебе его обычаи ведомы.
— Кого? Какие обычаи?
— Да Зверя-Кролика.
Сигмонд рассмеялся. — Да какие у кролика обычаи могут быть?
Ингельдота витязево веселье немного смутило, но продолжал дальше выспрашивать. — Да разные обычаи. Уж прости меня дурака, если не то сказываю, но ты, вон, даже съел одного.
— Так и не одного. Я их много съел.
— Вот и славно! — Опять потирал Ингельдот потные ладони. Признание Сигмонда в многочисленном кроликоядстве его весьма утешило и обнадежило. В безысходности пришедшая шальная мысль не казалась такой уж кощунственной и неисполнимой. Малый огонек надежды разгорался устойчивым пламенем.
— Вот я и говорю, тебе его обычаи, ну, привычки там разные, ведомы.
— Ингельдот, ты уж не темни. Прямо спроси что хочешь.
— Он ест морковку? — Брякнул и глаза от страха зажмурил.
Сигмонда, однако этот вопрос вовсе не озлил. — А почему бы не есть? Ест. Да ты сам его морковкой кормишь. Еще и огрызки продаешь.
— Значит Зверь Кролик питается морковкой?
А! — Сигмонд начал догадываться о хитромудром замысле ингельдотовом. Понял его мучения. — Так чего же ты это сразу не спросил? Я, конечно в этом вопросе не авторитет, я вообще то занимался другими проблемами, но в детстве жил у меня домашний кролик.
— Вот я ж и говорил, что тебе его обычаи ведомы. — Радовался Ингельдот такому повороту дела. — Стало быть — питается?
— Питается. И не только морковкой. Он и хлеб жрет и капусту и другие овощи. Траву даже жрет, только нельзя ему мокрую давать, с росой или после дождя. А то заболеет и сдохнет. Но воду давать необходимо Так что не переживай, одного кролика мы здесь прокормим [6].
— А нельзя ли двух-трех? Что б надежнее значит было. — Осмелел и онахалился Ингельдот.
— Обойдешься. Прокормить то прокормим, да не выйдет. Чтоб трех кролей собрать — три дня надо, а их у нас нет. Бог знает что произойдет. Могут очередные Локки нагрянуть.
— Ну один, так один.
Задумался Ингельдот, бороденку шкребет. Так просто Зверя в клетку посадить, словно каплуна в корзину, никак не годиться, вся святость потеряется, все волшебство уйдет. Надо все умно сделать, тонко, чтоб комар носа не подточил.