Читать интересную книгу Источнику не нужно спрашивать пути - Берт Хеллингер

Процесс не мог бы протекать с такой глубиной, если бы мы вмешались в него со своими религиозными представлениями, которые известны нам из христианства разных конфессий и других религий. Все иное, что мы привыкли считать религиозным, разрушило бы религиозное, каким мы его здесь видели.

И еще кое-что необходимо учитывать. Собственно тайна остается недоступной нам навсегда. Нельзя рассматривать это как религиозное движение. Но, уважая это, такое, как есть, уважаешь то, что стоит за ним.

Если в свете данного опыта посмотреть, что происходит с людьми, которые избрали для себя путь духовный в его радикальном варианте, как, например, буддийские монахи, многие святые католической церкви, многие мистики, то, как мне кажется, они ищут очищения и просветления. Аскетизм является зачастую отрицанием реальности настоящего времени, отказом принять обыденное. Часто такой аскетизм связан с чувством превосходства над так называемыми обычными людьми. И это подозрительно. Это противоречит опыту, который призывает нас рассматривать всех на одном уровне: добрых и злых, живущих и умерших.

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

Введение

Жизнь и смерть пронизывают друг друга. Мы можем жить, только если признаем смерть и пребываем в гармонии с ней. Настоящая глава проведет нас по пути к смерти и умершим и по тому же пути в обратном направлении. Умершие делают нашу жизнь богаче.

Собранность и смерть

Собранность означает, что многое собирается вокруг одной цели. Если вы собираете свои силы сначала вокруг того, что направлено к многообразному, а затем направляете их на то, что происходит здесь, тогда вы собираетесь вокруг того, что происходит здесь. Если вы отвлекаетесь на другие мысли, это мешает происходящему. Вы вторгаетесь в происходящее, нарушая его. Происходящее пугает некоторых, поскольку внезапно происходят такие вещи, которые мы исключаем в процессе обычной жизни. Мы сталкиваемся с такими вещами, которые противоречат нашим обыденным представлениям о добре и зле, лишая нас удовлетворенности жизнью.

Особенно трудным для нас является проявление смерти во всей ее силе и величии. Смерть — это именно то, чего мы не хотим видеть, чего мы боимся. Многие воспринимают смерть как конец всего и рассматривают то, что будет после смерти как огромную потерю, а жизнь воспринимают в качестве высшей ценности, которую необходимо хранить так долго, сколько возможно, потому что после смерти все потеряно. Но, насколько мы можем видеть из происходящих здесь движений души, некоторым жизнь не представляется такой уж важной. Это глубокие движения души, на примере которых видно, что представление о жизни как высшей ценности сомнительно. Приходится признать, что жизнь — это нечто проходящее, временное. То, что предшествует жизни, откуда она пришла, это нечто, что больше самой жизни. Иначе жизнь не смогла бы прийти к нам оттуда. Прекращаясь, жизнь погружается туда, откуда она пришла. Таково мое представление об этом. А куда же иначе исчезает жизнь?

Наблюдая за расстановками, мы видим, что умершие не исчезают, они определенным образом влияют на нашу жизнь, мы тесно связаны с ними, у них существуют свои потребности, претензии к нам, ожидания. И наоборот — порой мы сами обращаем к ним свои ожидания и требования. Царство живых и царство мертвых пронизаны друг другом, мы в состоянии и должны научиться участвовать в этой игре жизни и смерти, сменяющих друг друга. Эта иная внутренняя собранность, чем если мы смотрим только на видимое, непосредственное, имеющее смысл и живое. Тогда наши корни намного глубже в земле, мы прочнее связаны с ней.

Это взаимодействие и взаимное проникновение обеих сфер великолепно описывает Рильке в своих «Сонетах к Орфею». Если дать себе вчувствоваться, можно включиться в эту игру жизни и смерти, игру живых и умерших. В своем сокровенном смысле такая сосредоточенность очень глубока и способствует развитию целого.

Живущие и умершие

Я понял кое-что важное об умерших. Многие живущие стремятся уйти к умершим. Но, если уважать умерших, они сами придут к живым и будут доброжелательны по отношению к ним. Они приходят, но держатся на расстоянии, они присутствуют, и они дружелюбны.

Многие думают, что мертвым плохо. Они действительно думают, что мертвым очень плохо. Но можно сказать иначе: умершие покоятся. Трудно только живым, мертвые покоятся.

Кто бежит от смерти, того она догонит. Кто уважает смерть, того она ведет.

Все живое несовершенно. Мертвые совершенны. Стремление к совершенству — это в глубине души стремление к смерти. Чтобы остаться жить, нужно уважать несовершенство.

Аскеты заранее отнимают у жизни нечто, чего она должна лишиться несколько позднее. Странные они, эти аскеты.

Прийти и уйти

Существует широко распространенное мнение, что умершие исчезают. Их хоронят, и их больше нет. На могилу ставят тяжелый могильный камень, чтобы мертвые не смогли подняться из могил. Это изначальный смысл погребения. Он лежит недвижим — его больше нет. Это странное представление, что их уже нет.

Мартин Хайдеггер дает этому удивительно красивое описание. Он говорит: «Потаенное появляется на свет, становясь явным, а затем снова погружается в потаенное. Потаенное существует как потаенное. Но оно существует, оно не исчезло. Оно всплывает и снова погружается».

То же самое происходит и с истиной. Что-то появляется из области скрытого и снова погружается обратно. Поэтому мы и не можем познать истину. Истину невозможно сформулировать четко. Многие думают, что истина верна и вечна, что можно обладать ей. Нет, она показывается ненадолго и снова исчезает. Мы можем это наблюдать в процессе расстановок. Она иная при каждом своем новом появлении. У истины много ликов. Истина — свойство тайного, которое на миг становится явным.

Так же и жизнь появляется из небытия, которое мы познать не в состоянии, и снова погружается в небытие. Собственное великое всегда скрыто. Это огромный мир. То, что мы способны воспринять в момент появления, нечто проходящее и ничтожно малое, по сравнению с тем большим.

Умершие покоятся в сфере скрытого. Они влияют на наш мир и если позволить им это, наша жизнь становится движима ими.

Но тот, кто погружается в скрытое до времени, действует против этого процесса. И тот, кто цепляется за жизнь больше отпущенного времени, кто пытается удержать жизнь насильно, также совершает преступление против потока «появление — погружение в непознанное». И то, и другое — против потока. «Слишком ранний уход» — неуважение к тому, что появляется на краткий миг. Так же и «удержание жизни» (страстное желание быть всегда здоровым, хотя и время уже пришло). Если время истекло, уместно отпустить нить жизни и погрузиться в небытие. Поэтому я как терапевт поддерживаю жизнь живущих при помощи умерших, если я вправе, настолько долго, насколько подобает. Но если время прошло, я никого не держу. И это моя позиция. Я не хочу противиться судьбе, идти против потока жизни, не хочу нарушать ее потока.

В такой позиции обретаешь спокойствие и глубину. Можно мысленно входить в одну сферу и в другую. Ты связан с истоками жизни. То, что выявляется, не оторвано от скрытого. Оно существует.

Движение к смерти

В душе человека живет стремление к смерти и умершим. Это очень кроткое и глубокое движение. Все движение жизни — стремление назад, туда, откуда появилась жизнь. Жизнь стремится туда, откуда она пришла. Это глубокое, кроткое движение мы могли наблюдать. Можно было видеть, насколько оно глубже и больше, чем так называемое счастье. Идущий вместе с этим движением находится в гармонии со всем, что ни есть, в полной гармонии.

Иногда в этом движении, в следовании ему возникает восходящий поток, тепловой поток, который поднимает нас. Ведь некоторые слишком рано поддаются движению. Они уходят прежде времени, и это очень плохо.

Принятие жизни и уход из нее

Жизнь приходит к нам издалека, и мы не знаем, откуда она берет свое начало. Она течет издалека и достигает нас. Она берет нас. Не мы ее. Она приходит из своего начала, берет нас, использует нас на своей службе и снова бросает нас к первоистоку, что бы это ни было.

Душе известны и изначальные причины, и происхождение жизни. Она стремится назад к первоистоку через некоторое время. Жизнь берет нас, мы чувствуем себя несомыми ее потоком, зная при этом, что она висит на шелковой нити. Через некоторое время нить обрывается, и мы снова возвращаемся к первоистокам.

Душа не испытывает страха перед этим движением. Иногда «Я> боится его. «Я» в меньшей степени боится возврата в небытие, а в большей степени боли, связанной с переходом в небытие. Тот, кто находится в гармонии с таким движением, ведет себя в соответствии с тем, чему содействует. Ведь жизнь, беря нас, требует от нас согласия с ее движением. Так мы в согласии и с жизнью, и с ее концом, когда приходит время.