― Кстати о гостеприимстве, я надеюсь, ты не против продлить его ещё немного. ― Она бросила на Джека слегка смущённый взгляд. ― Мой грузовик обледенел, и я не могу представить, чтобы эти просёлочные дороги когда-нибудь были расчищены. Они слишком далеко от города.
Взгляд Джека был прикован к груше. Он подозрительно понюхал её, а затем, явно довольный запахом, положил в рот, прищурился и улыбнулся, как довольный кот. В животе Харпер закружились бабочки, видя чистую радость и удовольствие, отразившееся на его лице. Его улыбка стала шире, и он сказал с полным ртом:
― Оставайся столько, сколько нужно.
― Спасибо.
Откусив несколько кусочков, она повернулась к нему, вытирая грушевый сок с уголка рта.
― Джек, то, что ты говорил о своей дикости… Знаешь, тут нечего стыдиться. То, как ты рос, в этом нет твоей вины. Ты делал то, что должен был делать, чтобы выжить. Большинство людей не смогли бы.
― Выживание ― величайшая тренировка из всех, ― пробормотал он, нахмурив брови.
Его заявление смутило и озадачило её.
― Тренировка? Для чего?
Он покачал головой, словно возвращаясь к действительности.
― А что было с тобой после смерти твоих родителей?
― Со мной? О, я… я была отдана на патронирование.
― Патронирование?
Харпер покачала головой.
― Да. Это государственная программа для детей, за которыми некому ухаживать. Частные и групповые детские дома.
― В каком из них ты была?
― Ну, я... Я несколько раз переезжала с места на место.
Джек пристально посмотрел на Харпер, и она заёрзала, почувствовав себя незащищенной, застигнутой врасплох.
― И теперь ты работаешь в одном из них?
― Да. Неполный рабочий день, в основном для того, чтобы чем-то занять себя в холодные месяцы, когда мой бизнес замедляется. Я помогаю с детьми.
― Но ты работаешь по ночам, когда они спят.
Она моргнула, глядя на него.
«Он не пропускает ни одного слова?»
― В общем, да. ― Харпер вдруг почувствовала, что ступила на зыбкую почву. ― Им также нужны работники на ночную смену.
― Ты следишь за ними, пока они спят? ― Он наклонил голову и поглядел на Харпер, словно читая её мысли. Он пытался понять её точно так же, как пытался понять слова, обычаи и вещи, о которых ничего не знал, пока не сталкивался с ними в новом, непривычном мире, частью которого ему пришлось стать. Или, точнее, этот новый мир был навязан ему в виде Харпер, появлявшейся на пороге его дома снова и снова.
― Тебе тоже пришлось выживать, Харпер? ― спросил Джек, пристально глядя на неё своими голубыми глазами.
Она судорожно сглотнула. Она всегда приукрашивала своё пребывание в приёмных семьях для своих друзей и просто знакомых. Но с Джеком она не видела в этом необходимости. Он считал её честной, и она хотела быть честной. И не только с ним, но и с самой собой.
«Может быть, отмахиваясь от своего прошлого негативного опыта все эти годы, я оказала медвежью услугу своему собственному духу?»
― Да. Мне тоже пришлось выживать. Не так, как тебе, но… да.
Они встретились взглядами, и между ними возникло понимание, близость.
― Это то, что ты хранишь внутри? То, о чём ты никому не рассказываешь?
Харпер кивнула, слегка улыбнувшись, прежде чем взять последний кусочек груши. Она чувствовала, что вот-вот расплачется. Горько, сильно, безнадёжно и отчаянно. То, как Джек смотрел на неё… Он будто знал и понимал каждый ужасный, одинокий момент, который она пережила. Харпер с усилием проглотила кусочек груши. Если она и дальше будет так сидеть, эмоции, переполнявшие её, вырвутся наружу. Они требовали и вопили, чтобы их выпустили, освободили.
«Только не здесь… только не сейчас, когда глаза Джека так пристально меня изучают».
Она порывисто встала, подошла к Джеку и взяла его за руку.
― Пойдём. Я хочу попробовать ту штуку, о которой ты мне рассказывал.
― Какую?
― Выкрикивать свои секреты с вершины скалы.
Джек усмехнулся, но не сопротивлялся, когда Харпер повела его к двери, где лежала верхняя одежда.
Они оделись, спустились по ступенькам и снова пошли к задней части дома. Солнце стояло уже высоко в небе, и лёд сверкал золотом вместо белого серебра. На деревьях щебетали зимние птицы, и повсюду слышалась капель.
Харпер вдруг ощутила себя очень глупой. Свежий воздух заставил её почувствовать себя лучше, помог успокоиться, и теперь она колебалась.
«Что я делаю?»
Но как только эта мысль пришла ей в голову, она заметила прямо перед собой припорошенную снегом небольшую возвышенность.
«Так… почему бы и нет, чёрт возьми?»
Харпер глубоко вздохнула, шагнула вперед и поглядела на серо-голубые горы вдалеке. Прошлые печали, казалось, требовали освобождения, эмоции вихрем кружились внутри, боролись ― каждая из них желала быть выпушенной первой.
Харпер сложила ладони рупором и закричала:
― Мне так больно и… обидно, и меня ужасно злит, что никто в городе не захотел взять меня к себе, когда умерли мои родители! Иногда мне хочется уехать подальше от этого проклятого города и никогда не оглядываться назад! Никогда не возвращаться!
Она тяжело вздохнула, глядя на вершины гор, представляя, как облачка пара ее дыхания вместе со словами, словно давняя, так долго скрываемая, сдерживаемая правда, уплывает от нее, чтобы поселиться в этих тёмных вершинах. Харпер повернулась и осторожно сошла со скалы, где стоял Джек, задумчиво рассматривая её.
― Лучше? ― спросил он.
Она гулко вздохнула, её грудь быстро поднималась и опускалась.
― Да. Мне кажется, да. ― Она сделала паузу. ― Да. Ты был прав. Это помогает. Я чувствую себя лучше и…
― Продолжай.
Она помолчала, но потом кивнула, снова взобралась на скалу и повернулась к горам.
― Иногда я ненавижу Бога за то, что он отнял у меня моих родителей! Я… ― Рыдания подступили к её горлу, но она попыталась остановить их. ― Иногда мне хочется, чтобы я тоже умерла той ночью…
У Харпер перехватило горло, когда она инстинктивно попыталась удержать болезненные слова, льющиеся из её усталой, изголодавшейся по любви души, и одновременно сделала усилие, чтобы выдавить их.