загляну на работу и посмотрю, как там обстоят дела.
– Хорошо, – одной ладонью Бен прикрывает глаза, другую кладет между ушей Пабло. – Похоже на план.
– Бен? – Я присаживаюсь на краешек дивана. – Как ты себя чувствуешь? Есть какие-нибудь последствия удара, из-за которых нам стоит беспокоиться?
– Честно говоря, не знаю, – он убирает руку, чтобы посмотреть на меня. Лицо бледное, под глазами залегли тени, отросшая щетина смягчает линию челюсти. – Все пытаюсь уложить в голове произошедшее.
– Я тоже, – отвечаю я. – По крайней мере, Прекрасная Ферроньера вернулась на выставку и выглядит так же, как и прошлым утром. Правда, кажется, что с того времени прошла вечность.
– А ты не можешь снова прогулять работу? – спрашивает Бен. – Ты же, наверное, тоже устала.
– Я в порядке. Отдам файлы и пойду на работу, – я показываю ему флешку с фотографиями. – Напишу и отдам Анне заявление об увольнении и, если получится, тихонько улизну пораньше.
– Тебе тоже нужно поспать, – он берет меня за руку. – Может, приляжешь ко мне на минутку?
– Если прилягу, то пролежу тут весь день, – отвечаю я. – Все нормально, кофе и сахар мне помогут.
– Я буду скучать, – говорит Бен, его голубые глаза помутнели от усталости. – Мне спокойнее спится, когда ты рядом.
Опускаюсь на колени и утыкаюсь лицом ему в грудь.
– Я тоже буду по тебе скучать, – говорю я. – Но тебе нужно отдохнуть. Пабло за тобой присмотрит, – треплю уши пса, пока он изо всех сил пытается влезть между нами. – Я быстро, обещаю.
Когда я выхожу из комнаты, он уже спит.
* * *
Работа кажется мне сном наяву. Мир приобрел сюрреалистичный оттенок, как будто все, что я знала, немного изменилось, осталось прежним, но не таким же.
Прекрасная Ферроньера вернулась на выставку. Посетители в штатном режиме приходят и уходят. Кто-то сразу устремляется к да Винчи, кто-то минует его, направляясь к определенному залу или экспонату. Я рада видеть завсегдатаев, для них Коллекция – не просто галерея, а продолжение их дома и их самих, место, где редкие вещицы становятся хорошо знакомыми чудесами. Так происходит всегда, знаю не понаслышке.
На смене сейчас Мо, который следит за происходящим в выставочном зале с особой внимательностью.
Даже к Анне, по всей видимости, целиком и полностью вернулось самообладание. На совещании я сижу рядом с ней, пока она делится нашим прогрессом с директорами: мы планируем организовать выставку экспонатов сокровищницы Коллекции, которые когда-то считались магическими. Никто не потребовал моего увольнения, и у меня не было возможности самой написать заявление, потому что я весь день помогала Анне. Мне не хватило духу оставить ее. Не будь я так измотана, меня бы уже трясло в истерике от всей этой иронии.
Во время обеденного перерыва я встречаюсь с Джеком на площади Святого Джеймса, где он придержал нам скамейку. Он робко протягивает мне мой любимый кофе – очень горячий и с двойным шотом эспрессо – и бейгл с копченым лососем и творожным сыром.
– Я не был уверен, захочешь ли ты со мной говорить. – Слова Джека застают меня врасплох прежде, чем я успеваю поведать ему, что произошло за последние двадцать четыре часа.
– Почему? – в замешательстве спрашиваю я. – Бен упоминал, что ты приходил.
– И он тебе не рассказал? – похоже, Джек удивлен.
– Не рассказал что? – хмурюсь я.
– Я облажался, – признается он. – Я пытался предупредить Бена, подготовить, а он не хотел слушать, спешил поскорее уйти к тебе. И… упал. Сильно ударился головой. Но на вид был в порядке. Я убедился, что с ним все нормально, прежде чем уйти.
– Джек, – я качаю головой. – Он потерял сознание на улице, и его забрали в больницу. Он мог умереть!
Его глаза распахиваются шире.
– Прости, пожалуйста. Я думал, что он в порядке. Клянусь, это было случайно!
– Если бы ты не пришел путаться под ногами, он бы не упал. – В груди нарастает злость. – Джек, какого черта ты творишь? Это не твое дело!
– Мое, Вита, когда ты не в силах трезво мыслить. Как он может принять решение, не зная, что на кону?
– Я все ему расскажу, – отвечаю я. – Просто нужен подходящий момент.
– И когда же он наступит, Вита? – спрашивает Джек. – Надеюсь, до того, как он вступит в вечную жизнь, не представляя, каково это? Или после того, как он умрет?
Я отвешиваю ему пощечину и тут же в ужасе отдергиваю руку.
– Извини. Не надо было, – заикаясь, говорю я. – Я не могу говорить о нем так, словно он какой-то эксперимент, и если он умрет и я не смогу его спасти, то ничего страшного не произойдет.
– Понимаю, – говорит Джек, проводя рукой по лицу. – Я не хотел показаться жестоким, просто эта ситуация многое для меня прояснила. Раньше я думал, что мы всегда будем вдвоем. Но все рано или поздно меняется, хотим мы того или нет.
– Так вот в чем дело? – спрашиваю я, чувствуя, как наше хрупкое перемирие натягивается и лопается. – Ты хочешь, чтобы у меня не было ничего своего и я вечность провела с тобой? Мы разные, Джек. Может, когда-то мы и были похожи, но не сейчас. Я не отношусь к миру, как к безделушке или игрушке. Я хочу жить в нем, быть его частью и, в отличие от тебя, заботиться о ком-то еще кроме себя.
– С тобой невозможно это обсуждать, – Джек резко встает и раздраженно проводит рукой по волосам. – Я знаю, что эгоистичен и тщеславен, но я всегда был рядом. Мне нужно знать, уверена ли ты, что хочешь этого. Уверен ли Бен? Знает ли он, что будет наблюдать, как умирают его близкие? Знает ли, что ты возненавидела эту жизнь, когда умер Доминик? Возненавидела всем сердцем настолько, что иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня.
– Иногда мне тоже так кажется, – я выплевываю эти слова раньше, чем осознаю, что говорю и кому. Мы с Джеком ошеломленно смотрим друг на друга. – Я не это имела в виду, – слишком поздно спохватываюсь я. – Я очень устала и просто хочу спасти его, Джек. Конечно, я люблю тебя, ты же мой самый близкий друг. Я желаю тебе всего самого лучшего и поэтому не понимаю, почему ты не хочешь для меня того же.
– Знаю, – натянуто отвечает он. – Ну и что вы нашли? Ты сказала, вы что-то нашли. Секрет вечной жизни?
– Пока не знаю, – я гадаю, можно ли залатать дыру, которую я проделала в наших отношениях. Не так я себе представляла этот момент. Мы сидим по разные концы скамейки, между нами –