– Ты должна смотреть туда. Там – Франция. Это твоя родина, там ты будешь расти, там пройдет твоя жизнь. Священник из Сен-Жозефа не будет против, если мы чуть-чуть слукавим и запишем местом твоего рождения Розамбу. Ты полюбишь Розамбу. Еще совсем немножко, и мы приедем туда.
Жилиана завозилась на ее руках и вновь радостно и звонко заагукала. Каролина крепче прижала девочку к себе, поцеловала ее волосы. Как часто бывало за последние дни, она снова подумала о женщине, что была матерью ее ребенка все эти месяцы. Каролина так никогда и не увидела Зинаиду, но, казалось, знала о ней все, а главное – что Зинаида от всей души любила ее Жилиану. Только этим можно было объяснить, что девочка ни к кому не испытывала недоверия или страха. Малышка была доверчива ко всем, она привыкла, чтобы с ней играли, чтобы с ней говорили. Она не научилась плакать, зато умела смеяться.
Девочка с любопытством подняла голову. Зашумели спускаемые паруса. «Кромвель» входил в порт. Якорь был сброшен, цепь со звоном разматывалась и уходила в воду. Судно вздрогнуло, словно невидимая рука остановила его. Симон подошел к Каролине. Его лицо сияло.
– Что вы предпочитаете? Отель на Канебье – или что-нибудь поспокойней? Может, на Прадо? Там есть совсем новая гостиница, прямо в парке.
– Ни Канебье, ни Прадо, – твердо сказала Каролина. – Мы не будем ночевать в Марселе. Мы наймем карету и самых быстрых лошадей. – Она подняла вверх дочку. – Мы дома! – повторяла она как заклинание. – Ты еще не знаешь, Жилиана, как прекрасна Франция. Я все покажу тебе, все. Мы должны сейчас же ехать в Розамбу – там самое прекрасное место на земле...
Сколько раз пришлось еще Симону услышать эти слова за время их путешествия! Когда он предлагал сделать привал или отдохнуть денек, Каролина неизменно отвечала:
– Отдохнем в Розамбу.
Ее исступление внушало Симону страх. Непонятная сила влекла ее вперед, смутное предчувствие, что у нее осталось не так много времени. Кроме того, Симон стал всерьез опасаться за здоровье матери и ребенка. Он уже хотел прибегнуть к хитрости, чтобы заставить Каролину остановиться хотя бы на ночь, как вдруг, не доезжая Лиона, Каролина приказала кучеру ехать медленней. Она открыла окно, взяла Жилиану на колени и принялась рассказывать ей об отце, герцоге Беломере, который вырос тут.
Ее нервозность исчезла. После того как они остановились в отеле «Бельведер», Каролина поехала в город. Наутро она до одиннадцати часов пробыла в постели. О дальнейшем пути не было и речи. После затянувшегося завтрака Каролина велела заложить открытую карету. Симон снова отвез ее в город. Почти до вечера она делала покупки. За несколько часов она растратила все полученные в Марселе деньги. Однако здесь была не Африка. Каролина находилась во Франции и носила фамилию человека, имевшего неограниченный кредит в любом банке.
Проходил день заднем. Каролина все не заводила разговора о дальнейшей поездке. Когда же она, наконец, решилась ехать дальше, то использовала каждую возможность задержаться в пути. Симона ее медлительность пугала теперь не меньше, чем недавнее горячечное нетерпение. Но, может, это были всего лишь пустые страхи, а Каролине просто доставляло удовольствие находиться среди людей, говорящих на родном языке, нравилось просыпаться спокойно, не испытывая страха перед предстоящим днем.
Снова и снова она приказывала останавливать карету и выходила из нее с Жилианой на руках. При виде отары овец; яблони, согнувшейся под тяжестью плодов; цветущего розового куста; детей, запускающих бумажных змеев на убранном поле; стада гусей, загородивших дорогу; кошки, сидящей на ступеньке дома.
Но было и другое времяпрепровождение, вопиюще противоречащее этим идиллическим минутам, – ее болезненная страсть к покупкам. В Мароне она велела остановиться, чтобы купить шесть картонок с кружевами. В Шали это были шерстяные покрывала для кареты; в Бьене – красная и белая седельная сбруя, сервиз из голубого фарфора и вторая карета, чтобы сложить в нее все покупки. В Дижоне, наконец, к этому прибавилась вороная двухлетка, понравившаяся Каролине при посещении конного завода. Лошадь приглянулась ей, потому что, как и ее любимая кобыла Луна, имела белую звезду во лбу.
Казалось бы, Симон должен быть счастлив, наблюдая за этой молодой красивой женщиной с ребенком на руках. Вместо этого его беспокойство росло день ото дня. В поведении Каролины было что-то глубоко тревожащее его. Она проживала каждый миг с такой жгучей страстностью, как будто этот час, этот день – все, что осталось ей в жизни.
18
Неторопливо ехала карета по прогретой солнцем земле. Стояло позднее лето. В этот день была изнуряющая жара. Сквозь зеленые занавески на открытых окнах кареты пробивался мягкий свет.
Жилиана спала в своей корзине, укрытая легким покрывалом. Снова и снова Каролина переворачивала одеяльце, стирала капельки пота с ее лба. Карета слегка покачивалась. Сзади на привязи шла чистокровная кобыла, купленная Каролиной в Дижоне. Каролина слышала ее бег, он резко отличался от равномерного топота запряженного в карету жеребца. У ее кобылы был свой ход: в нем угадывалась нервозность и печаль о потерянной свободе.
Рядом с Каролиной лежала газета, бутылка с водой и маленький голубой веер из лакированной бумаги, который Канкель смастерил для Жилианы. Она то и дело брала его в руки, чтобы обмахивать вспотевшую девочку. На небе собирались облака. Каролине не нужно было раздвигать занавески на окнах, чтобы убедиться в этом. Что-то едва ощутимое появилось в воздухе, немая мольба о дожде, которую издавала природа. Ее нервы и чувства ощущали эти невидимые токи. Она любила эту насыщенную электричеством атмосферу. Каролина оживилась. Ее вдохновляла мысль, что цель ее путешествия совсем близка.
Кучер придержал жеребца. Колеса заскрипели, останавливаясь. Каролина откинула занавеску, выглянула из окна кареты. Крестьянская телега, груженная мешками, запряженная двумя черно-белыми волами, загородила узкую улицу. Животных вел мужчина в старой соломенной шляпе. Из выцветшей голубой ленты, которой была обвязана шляпа, торчали сухие былинки. Сердце Каролины быстро забилось, потому что только Арни носил такую шляпу. Это был крестьянин с отдаленной фермы, что находилась на юге от Розамбу. Симон соскочил на землю.
– Как дела, Арни? Ты на мельницу? Крестьянин кивнул.
– Пшеница. Завтра намолотим еще целую фуру. – Он залез в карман своей льняной куртки. – Посмотри на эти зерна. Мы даже не знали, какую цену имеют наши поля. Как будто земля решила вернуть нам все, что отняла война. Попробуй одно! Сладкое, как миндаль. Теперь моим женщинам больше не понадобится сахар для пирогов.