Я прерывисто обняла его, уткнувшись в широкое плечо.
— Спасибо.
— Теперь я смогу разговаривать с тобой, и наша связь не будет прерываться каждые десять минут, потому что твой телефон снова сам по себе отключился.
Я улыбнулась.
— Проверим?
Он кивнул, обрадованный моим рвением сразу же обновить подарок.
Мы переставили карту и телефон приветливо засветился. Я набрала бабушку. Никто не ответил.
— Странно, — пожала плечами я. — Обычно она всегда держит сотовый под рукой, в кармане халата.
Пока парни резались в приставку, девчонки принялись накрывать на стол. Я же попробовала снова. Ничего. И тогда набрала номер соседей. После трех гудков, теть Катя подняла трубку.
— Теть, Кать, с наступающим, — затараторила я, перекрикивая громкую музыку, которую кто-то внезапно на полную мощность врубил. — Теть Кать, а бабуля у вас? Я звоню ей, она не берет.
На том конце послышалась возня. Долгий выдох. А потом ответ:
— Давление у нее, знаешь же. Она просила тебе не говорить.
Меня словно накрыло куполом тишины, отрезав от бомбящих басов, смеха и радостных выкриков.
— Где она?
— Ее в больницу забрали.
— В какую?
— Да в третью вроде.
У меня скрутило живот. Она говорила что-то еще, но я уже плохо соображала. Пробормотала только на прощание:
— Спасибо, теть Кать. С наступающим...
— Солнце, все нормально? — Надо мной с одной стороны обеспокоенно склонилась Леся, из-за ее спины выглядывал Марк. С другой ждал ответа Пашка. — Что-то случилось?
— Мне нужно домой. Срочно, — выпалила я и прежде, чем друзья начнут задавать вопросы, вызвала такси.
— Да объясни же ты, что произошло.
— Что-то с бабушкой.
«Свободных машин нет», — ответила девушка-оператор, вежливо поздравив меня с наступающим новым годом.
— Её забрали в больницу.
Леся закрыла рот руками.
— Это серьезно?
Я почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, но заставила себя собраться.
— Не знаю, Лесь. Я ничего не знаю.
Спрятавшись ото всех в коридоре на подоконнике, я звонила то в одну, то в другую фирму, но никто не хотел в новогоднюю ночь пересекать границу.
Время шло. Результата не было. Меня начало ощутимо трясти.
— Послушай, Диан, успокойся. — Пашка коснулся моего плеча, пытаясь поддержать. — Она ведь не одна. Рядом врачи. Ей помогут. А завтра поедешь.
Я покачала головой.
— Нет.
— Ну сама подумай.
— Как ты не понимаешь? — разозлилась я на него.
— Ну хорошо, хорошо, — обречённо отступил Пашка. — Чем тебе помочь?
Я подняла на него взгляд полный надежды.
— Мне нужен кто-то с машиной, — попросила я. Он нахмурился. — Поспрашивай парней. Я заплачу. Сколько нужно.
— Диан, новый год ведь. Все отмечают. Никто не сядет за руль.
— Но нужно ведь попытаться, верно? — прошептала я. — Пожалуйста.
— Ладно, я узнаю.
Он неохотно кивнул и растворился в толпе.
— Давай я попробую папе позвонить, вдруг наш водитель согласится? — предложила Леся и тоже ускакала, прижимая телефон к уху.
Я осталась одна.
От музыки и недостатка свежего воздуха начало мутить. Я повернула оконную ручку и приоткрыла створку, впуская воздух. И вместе с ворвавшимся внутрь ледяным ветром, меня просквозило понимание: есть в этой академии одна комната, где не пьют. И я сорвалась с места.
Я неслась в общежитие парней, воскрешая пойманные между строк слова. Север упоминал, что Макс в завязке, с тех пор для всех без исключения действует "сухой закон", и эти случайно выхваченные из разговора воспоминания — вся надежда, что у меня оставалась.
В коридоре гулял холодный ветер. Кто-то так же, как и я, открыл окно и не захлопнул обратно.
Переведя дух, я остановилась у двери самой большой в Карточной Долине комнаты, из-под которой доносился смех, музыка и шум разговоров. Былая смелость сменилась жутким страхом. Я облажалась. И ничего не помешает ему на глазах у всех сломать меня как тростник, до конца. Чтобы больше не путалась под ногами.
Но у меня не было иного выхода. И я постучала.
Дверь открыл Макс, и из проема, словно волной, по мне ударило стыдом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Лапуля? — не без доли удивления произнес он. Явно не ожидая увидеть меня на пороге.
Что говорить, еще утром я и сама бы себя даже под дулом пистолета сюда не привела. Но произнесла весьма решительно:
— Мне нужен Виктор.
Вместо ответа Макс шире открыл дверь, пропуская внутрь.
В комнате от народу было не протолкнуться. Я не знала практически никого из приглашенных, но протискиваясь между ними, ощущала только решимость. А потом увидела его.
Север стоял у окна, опираясь ногой о стену. В его руках был пластиковый стаканчик. А напротив стояла девушка. Высокая эффектная блондинка, скорее всего тоже из выпускного курса. Она рассказывала ему что-то крайне увлеченно. А он… он улыбался.
Улыбался так, как когда-то улыбался мне. Искренне и открыто.
К горлу подступила желчь. Я с усилием ее сглотнула.
Он повернул голову и безошибочно выцепил меня взглядом, в сером море которого бушевали штормы. Мне он не улыбался. Больше нет.
Я знала, что то, что собиралась сделать — безрассудно, но он, вроде как, смирился с этим моим качеством.
Выдохнув, облизала пересохшие губы и собралась с духом. Оказалась рядом с парой быстрее, чем смогла речь придумать, и выпалила:
— Ты сегодня пил? — пришлось повысить голос, чтобы перекричать музыку.
Я много раз думала, что не смогу больше заставить его оторопеть, но кажется мне вновь удалось сделать это. Видеть Севера растерянным — не многим такое доводилось.
Девушка, что беседовала с ним, возмущенно обернулась.
Попытавшись спрятать руки, которым от волнения не могла найти места, я обхватила себя ими и повторила уже тише:
— Мне срочно нужна твоя помощь, поэтому я хочу знать, в состоянии ли ты сесть за руль? — от каждого слова внутри все сильнее стягивалась пружина, и больше всего на свете я боялась, что именно она-то меня и уничтожит. Хватило бы одного только слова. «Уходи».
— Прошу прощения, но кто ты такая, чтобы так врываться… — вот только закончить речь ей не позволили. Виктор произнес строго: «Оставь нас на минуту».
Блондинка не смогла скрыть удивления. Она буквально открывала и закрывала рот, с которого не срывалось ни звука. Сверкнув глазами, буркнула что-то нелесное и удалилась прочь.
А я вся сжалась.
Север смерил меня долгим взглядом, таким, от которого даже самым смелым становилось неуютно, но промолчал.
— Моя бабушка в больнице. Такси отказывается ехать за город в новогоднюю ночь. Помоги добраться хотя бы до Эльблонга. Там я найду кого-нибудь, — с губ сорвался шумный вздох. Все самое главное я уже сказала, но, заглядывая ему в глаза, добавила шепотом: — Пожалуйста. У меня кроме нее никого не осталось.
Я чувствовала как, пока он молчал, нить между нами натягивалась все сильнее.
— Я знаю, ты не обязан мне помогать, — закончила я осторожно. — Но я без тебя не справлюсь.
Секундное замешательство, а потом он холодно произнес:
— Одевайся, я только ключи от машины возьму.
Всю дорогу мы молчали. Словно оба понимая, сейчас как никогда не стоит сотрясать воздух. Я лишь изредка указывала Виктору, куда повернуть.
Границу мы пересекли быстро и без проблем, а вот в родной стране столкнулись с тем, к чему оказались не готовы.
— Информацию о состоянии больного вы можете узнать по телефону, днем. — Так как приехали мы ночью, да еще и в канун нового года, с нами даже разговаривать отказались.
— Послушайте, — распинался перед медсестрой в старом потертом халате Северов. — Нам просто узнать, где она. Хотя бы в каком состоянии.
Я же стояла, прислонившись плечом к стене просто в какой-то жуткой прострации. Бабушкин телефон не отвечал. В приемной, ничего толком не говорили. Попасть в нашу больницу — все равно, что в бермудский треугольник. Тебе: а) никто не поможет, б) пытаться просить об этом — просто бесполезно.