Революция застала в этом убогом учреждении двух сестер учительниц, Таичку и Шурочку. Школа автоматически переименовалась в школу УОНО[73], а несколько позднее перешла в мое ведение вместе с сестрами.
В то время новых учебников еще не было, и Таички, как их называли, выпустив из своей программы Закон Божий, продолжали учить по–старому и плохо.
Я долго ломала голову, придумывала, где бы устроить школу, и наконец решила приспособить в усадьбе часть здания, которое прежде называлось «скотным», а потом было переименовано в домВолконского.
С тех пор как я себя помню, в средней части этого здания стояли коровы, в грязных темных закутах ютились телята, свиньи, овцы. В левом крыле, на юго–восточную сторону, жили рабочие, а напротив, через земляные сени, была прачечная. Здесь, бывало, с утра до вечера стирала курчавая веснушчатая прачка Варя, жена Адриана Павловича. Машин она не признавала, портила их и уверяла, что руками работать лучше. Действительно, каким–то чудом она справлялась с грудами белья, которое пудами подвозилось из большого дома. И белье всегда было чистое, громадные белые скатерти и салфетки накрахмалены.
Помещение было ужасное: не было ни стоков для воды, ни вентиляторов. Вода выхлестывалась прямо на пол: сырость, слякоть, густой синий пар стоял, как в бане.
В правом крыле была квартира приказчика, а напротив молочная, до сих пор сохранившая название «мастерской». Здесь в былые годы сестра Татьяна вместе с Репиным, Ге, Пастернаком, Касаткиным и другими художниками занималась живописью. Здесь же в мастерской долгое время стояла картина дедушки Ге: «Христос и разбойники».
В мезонине, над коровником, в который можно было попасть только по наружной лестнице и где не переводилось множество отъевшихся жирных крыс, был амбар. Это здание было построено дедом отца, Николаем Сергеевичем Волконским. Говорили, что у него здесь была ткацкая и прядильная фабрика и работали в ней крепостные. Это здание, выстроенное якобы знаменитым итальянским архитектором, считалось самым старым в Ясной Поляне.
Я с детства любила скотный. Он был необыкновенный. От его толстых каменных стен, широкого фундамента белого камня, на два аршина вросшего в землю, выступающих крыльев, подвалов с круглыми входами, как в склепах, мезонина с широкими итальянскими окнами веяло давно прошедшими годами, которые по рассказам были так близки нам…
Помню, как мы, бывало, приезжали из Москвы в Ясную Поляну. Скорый поезд пролетал, не останавливаясь, мимо станции Козлова Засека (теперь Ясная Поляна), а мы с Ваничкой прилипали носами к окнам и ждали. Вот кончился лес, перед глазами вырастал крутой зеленый бугор. Задерживалось дыхание: еще одна, две, три секунды… бугор постепенно снижался, и поезд вылетал на простор. Перед нами открывалось широкое поле, а там, вдали, в самом конце — Ясная. Большой дом и флигель прятались в зелени парка, а растянутый облупленный скотный был виден как на ладони.
— Мама! Няня! Смотрите!
А они заняты пустяками, собирают какие–то вещи и даже и не думают смотреть. Мы дергаем их за платья.
— Господи! Да смотрите же скорей! Ясная!
Еще секунда, и скрылись зеленые крыши и милый, старый, такой величественный и красивый издали скотный.
Опять насыпь и ничего не видно.
Сейчас мне кажется непонятным, как могли это великолепное здание довести до такой степени разрушения. Я не помню, чтобы его ремонтировали. Впрочем, один раз, когда ураганом, точно с коробки сардинок, закрутило железо, оборвало и понесло по двору, пришлось перекрывать и перекрашивать крышу.
Штукатурка облупилась, позеленели и замшились обнаженные кирпичи, из потрескавшегося фундамента лезли крапива и бузина. Коровий навоз сваливался перед фасадом в громадную пологую яму. За зиму вырастала гора, в которой рылись разномастные куры, а весной увозили навоз и яма наполнялась вонючей жижей.
В этом здании и зародилась новая Яснополянская школа. Сначала в бывшей рабочей кухне кое–как подправили полы, подперли столбами свисавшие, сгнившие тяжелые балки на потолке, поставили столы и скамейки, и бывший толстовец–коммунар, Володя Ловягин, стал учить ребят.
Володя учил плохо, и я пригласила двух преподавателей, окончивших Тульское техническое училище. Один из них — специалист–столяр, другой — слесарь. Оба крестьяне, несомненно, социалисты, но называли себя толстовцами. Они явились в Ясной Поляне еще раньше, записались в коммуну, но скоро разошлись с ней. Они возмущались бесхозяйственностью толстовцев, толстовцы же презирали их за расчетливость.
Тульские приятели оказались ловкими, трудоспособными людьми. Мы сейчас же приняли человек двадцать яснополянских ребят–подростков в школу, и мастера с учениками приступили к ремонту. Часть коров перевели на варок, вычистили навоз, настлали деревянные полы, сделали рамы, двери и стали учить ребят ремеслу и грамоте.
Мастерские сразу пришлись по душе крестьянам. Ребята повалили в усадьбу, отбоя не было. В мастерские просились не только яснополянские, но из дальних деревень, верст за 10–15. Мы не могли расширяться. У нас не было ни учителей, ни оборудования, ни помещений. Несколько раз я обращалась в Наркомпрос, и только после многих напоминаний к нам наконец командировали известного в Москве старого педагога. Он должен был «обследовать» Ясную Поляну и доложить начальству о наших начинаниях.
Я провела его в мастерскую через скотный двор. Старик неуверенно, в суконных дамских с пряжками ботиках шагал по выбитому каменному полу, осторожно ступая через едко пахнущие навозные лужи, мимо спокойно пережевывавших коров. Увидя грузного швицкого быка, свирепо косящегося на нас выпуклым глазом, старик остановился.
— Не бойтесь, он привязан.
— Я думал, что мы идем в школу?
— Да.
— Но это больше похоже на скотный двор?
— Сейчас, налево, пожалуйста.
И мы вошли в светлую, с широкими с обеих сторон окнами, чистыми выбеленными стенами, комнату.
Работа кипела. Ребята строгали, стучали молотками, пилили; пол был засыпан пахнущими сосной стружками. Столяр–инструктор, большой человек с рыжеватой бородкой, в сапогах и русской рубахе, сейчас же завладел педагогом и, захлебываясь, с увлечением стал развивать перед ним план нашей будущей организации.
— Мастерские, — говорил он, — должны научить ребят столярничать и плотничать. При нашем малом наделе крестьянам, у которых несколько сыновей, в хозяйстве нечего делать. Если же ребята, окончившие мастерские, желают остаться дома, то они должны уметь чинить сельскохозяйственные орудия: плуги, сохи, телеги, а кроме того, понемногу улучшить свою крестьянскую обстановку: делать для себя рамы, двери, мебель — комоды, стулья, столы. Кругом Ясной Поляны леса: казенная Засека, дарственный лес, и что же? Ведь этот превосходный поделочный материал сжигается на дрова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});