что бы передать тебе волю моего царя.
— Ну, передавай, — буркнул Ахемен.
— Я — Синаххериб, великий царь, могучий царь, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех стран света, премудрый пастырь, послушный великим богам, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро, приходящий на помощь убогому, обращающийся ко благу, совершенный герой, могучий самец, первый из всех правителей, узда, смиряющая строптивых, испепеляющий молнией супостатов, вещаю тебе свою волю. Если ты не трус, то я вызываю тебя на суд богов. Бой состоится на рассвете. Биться будем длинными копьями без доспехов, до смерти одного из нас. Сегодня твои воины умирали за тебя. Готов ли ты умереть за них?
В лагере установилась тишина. Все понимали, что отказ от такого предложения был равносилен трусости, что в античном мире означал лишение власти. Пусть не немедленно, но совершенно неизбежно. Ведь царь, это прежде всего — первый из воинов.
— Готов! — просто сказал Ахемен. — Бой состоится на рассвете. — Лагерь взорвался восторженными криками. Воины и не ожидали другого ответа.
— Но в шатер ко мне ты все-таки зайди, я не люблю неожиданности, — эту фразу царя услышали только те, кто стоял рядом.
Глава 23,
где все, наконец, закончилось
Окрестности Ниневии
После того, как приглашение на поединок было принято, Глашатай зашел в шатер, где ему предстоял крайне непростой разговор.
— Поединок-это хорошо, — сказал Ахемен, сидевший в резном кресле. — Но что потом? Твой царь велел тебе передать еще что-то? Иначе после поединка ничего не закончится, это я тебе обещаю.
— Если победит Великий царь, то твои воины уходят за Тигр, и наши царства живут так, как было два месяца назад. Мы не станем требовать Аррапху, Замуа, Гамбулу, Парсуа и Хархар. Даже Опис можете себе забрать.
— Вот спасибо, — хмыкнул Ахемен, — ну хоть Сузы и Аншан мне оставили. Думал, предложите мне в свое родное кочевье убраться. Не пойдет, Глашатай. Это условия для проигравших. Ты не забывай, что все мои персы околоприморских городов сидят. А это еще без малого тридцать тысяч всадников.
— Но ведь суд богов… — начал ассирийский вельможа.
— Да плевать! Суд богов решит наши личные разногласия с твоим царем. А у меня подданные, я за них на бой иду. Не согласен.
— Чего же ты хочешь, … царь? — с заметной заминкой сказал Глашатай.
— Вавилон и Шумер — мои. При любом исходе боя. Потому что если погибну я, то царем станет мой брат Камбис. И будет воевать не хуже меня, поверь. А Вавилон вам все равно не взять, людей не хватит. Итак, если я проиграю, то мы заключаем перемирие на двадцать лет. Вам остаются земли Ассирии, Каркемиш, Сирия и Финикия. Можете забирать весь запад — Египет, Урарту, Фригию и Лидию. Я вам не буду бить в спину, клянусь. Иерусалим — не трогайте, там мой будущий зять станет царем. Мы же развернемся на восток и возьмем Дрангиану, Гедрозию, Арию и царства по течению Инда. А через двадцать лет встретимсяна этом же месте и закончим битву.
— Ну а вдруг, если случится немыслимое, и ты победишь? — осторожно спросил Глашатай. — Что ты хочешь тогда?
— Тогда я становлюсь царем Ассирии и твой народ будет жить, заняв достойное место в новой стране. Воины останутся воинами, а знать — знатью. Рабсаки царя Ассирии станут Сардарами царя Персии. И даже Царский отряд останется Царским отрядом. Жены царя будут окружены почетом до самой смерти, а его сыновья станут моими родственниками. По нашим законам, их дети войдут в царскую семью и будут пользоваться всеми подобающими правами.
— Ты не станешь истреблять мой народ? — изумился Глашатай. — И ты поклянешься в этом?
— Клянусь священным огнем! Твой народ не будет согнан с земли и истреблен. Ни одну женщину не тронут, и я восстановлю каждый дом, что был разрушен.
— Позволь удалиться, Великий царь, мне нужно донести важные вести своему повелителю.
Через две четверти часа Глашатай слово в слово пересказал царю Синаххерибу весь разговор. Великий царь налился кровью, потому что понял, какую глупость он совершил, дав возможность услышать эти вести своим сыновьям и вельможам. Им уже не нужна была победа в этой битве, потому что после победы Ассирия потеряет большую часть войска, и судьба страны будет предрешена. И Вавилон они не вернут, потому что сил на его осаду у них уже не останется. И теперь, как в той дурацкой игрушке, которая пришла из Суз, каждый его ход вел к поражению. Собственные сыновья, Арда-Мулиссу и Арад-бел-ит отводили глаза, а Абаракку, напротив, смотрел с такой преданностью, что захотелось немедленно позвать палача. Великий царь знал цену этим взглядам. На своих рабсаков царь не смотрел вовсе. Он точно знал, что в их глазах прочтет свой приговор.
Великие цари Ассирии были могущественны, но они не были богами. Поэтому, как только они переставали отвечать интересам элит, то быстро погибали от меча убийц. Так было не раз. И именно так погиб в нашей реальности великий царь Синаххериб, которого убил сын Арда-Мулиссу и главный вельможа Набу-шар-уцур, который прямо сейчас смотрел на него взглядом накормленной дворняги.
Царь отбросил лишние мысли. Зачем гадать? У него утром бой насмерть, и если великий Ашшур дарует ему победу, то он будет думать, как разобраться с предателями, что посмели усомниться. Но это будет потом. А сейчас — спать. Ему нужны силы.
Рассвет наступил как-то очень быстро. Оба воинских лагеря и не думали засыпать, ведь того, что случится утром, не бывало никогда. Божий суд тут знали, но он был совсем другим. Бывало, что колдунов испытывали водой или огнем. Выдержавший испытание — оправдывался, а клеветника казнили и отдавали невинной жертве его дом. Это было понятно и знакомо, сам богоподобный Хаммурапи установил так в своих законах. Но чтобы бились два царя, поставив на кон царство, как двое азартных игроков в «ур» (шумерский прообраз нард), такого не бывало никогда.
Великий царь Синаххериб сделал единственно верный ход. Только длинное копье, владению которым он учился с детства, могло принести победу. Персидский царь значительно превосходил его в росте и силе, а потому поединок с мечом и щитом