условие моё?
— Что я скажу? Всё равно тебе в огне гореть, так какая разница — вместе с лудоедкой или по отдельности. Знаю, что слово с меня попросишь. Даю тебе слово. Скоро тебя на суд виведут. Готовься.
— Готова я. Давно уже готова, — глядя прямо в глаза отцу Мигобию, ответила Ясна.
— Обещай лечить от сломанного древа, и я спасу тебя! Слишишь, Ясна? Ти ещё много пользы своему народу принести можешь! У вас огромние знания, которих нет нигде в просвещённом мире! Я дам рекомендации к королям, ти будешь блистать при самих просвещённих дворах! Тобой будут восхищаться! Тебе будут завидовать!
— Достаточно, что вы мне завидуете. Сделайте, как поклялись, и пусть всё идёт как должно.
— Жаль! Жаль. Давай дефочку, как всё закончится, я отправлю её к твоей матери
Пронёс отец Мигобий спящую Лисуню в храм, незаметно укрыл покрывалом и вышел с ней на площадь:
— Смотрите, луди! Я не знаю приговор сломанного древа! Пусть кто-то из вас откроет покривало! Ну, кто?
На помост поднялись гончар Полюта и жена его Красава. Люди небогатые, но достойные. Взяли свёрток и аккуратно развернули. Народ подался вперёд, ожидая решения сломанного древа.
— Ну что там? Не тяните! Говорите давайте! Что там? Что?
Красава повернулась и приглушённым голосом сказала:
— Спит она! Умаялась! А на месте ожогов — только розовые пятна остались! Исцелило её сломанное древо!
— Исцелило! Исцелило! — радостно и сдержанно, как бы боясь разбудить девочку, зашумела толпа. — А это точно она, а не другая? Не подложная?
— Она, она — Лисуня! — улыбаясь, сказала Красава. — Нешто я не знаю? Соседи чай! Сколько раз я их с моим Васильком купала, когда Неленя на поле уходила! Точно она!
— Сломанное древо сказало свою волю! — провозгласил отец Мигобий. — Давайте её мне, потом отдадим её на воспитание достойной женщине. А пока приведите вторую ведьму!
Убежали стражники и через время малое привели Ясну.
Братья Гудим и Потим тоже рядом с помостом стояли, и когда Ясну мимо проводили, Гудим сказал зло:
— Что, попалась, ведьма? Теперь ответишь за то, что Малька погубила и отца во тьму ввергла!
Ничего не ответила Ясна, так и прошла на помост с опущенной головой, будто не заметив их вовсе. А может и правда не заметила, уж больно сосредоточенное лицо у неё было.
— Читаем приговор! — прокричал княжий бирюч.
Дальше пошли незнакомые слова и фразы.
— Да читай ты по-человечески сразу! Чего душу тянешь? — раздались возгласы.
— А вы не прерывайте! — заорал в ответ княжий бирюч. — А то переводить не буду, сами разбирайтесь как хотите, коли грамоты не ведаете!
Зароптал народ, но дождался конца этой тарабарщины и стал слушать перевод.
— Так, тут неважно… тут тоже, — бормотал бирюч. — Здесь тоже… А, вот! «Заманила ведьма благочестивого отца Патона в его келью и стала на блуд соблазны чинить, но крепок в вере своей оказался благочестивый отец Патон и не поддался ей. За это ведьма наслала на благочестивого отца Патона помутнение разума и велела сказать стражнику, чтобы он Малька, братца ейного, ей же выдал. А после заколдовала она благочестивого отца Патона колдовством невиданным, от коего он писать бросился и сильно ругался, когда его пытались прервать. Через некоторое время благочестивый отец Патон умер страшной смертью, исписав огромное количество бумаги!..» Так, тут опять неважно… Та-ак… Вот! «Находясь в темнице, что под башней, ведьма не смирилась, а ночью с помощью колдовства подняла камень с дороги и бросила его в отца Карлиона, коий проходил по храмовому двору, и разбила оному нос. Колдовство же было явное, ибо окно темницы выходит совсем на другую сторону башни».
Яробой при этих словах застыл столбом, с выпученными от удивления глазами и замершей у открытого рта рукой с пирогом.
— «Также, — продолжал бирюч, — эта ведьма пыталась околдовать и отца Мигобия, но не смогла, ибо велик в вере своей отец Мигобий. На сём — оставляем справедливость на суд князя и сломанного древа». Всё!
Зашумел народ, разные выкрики послышались:
— А може и не виновна она! Сам Патон копыта отбросил, а на девку сваливаете!
— И мало ли кто в хмыря этого камень бросил? Кто видел, что она?
— Не верим! Она многим помогла, и зла с неё николи не было!
— Враки всё! Отпустите её! Чем докажете вину?
Шум становился громче, но тут поднялся князь:
— Что расшумелись, как вороны в базарный день? Пусть выйдет тот, кто может доказать, что это не она!
Народ притих, ибо кто ж тут что доказать может, коли не видел никто. Но вдруг раздался громкий голос, и Яробой раздвигая толпу двинулся к помосту:
— Я могу доказать! — прогремел он, встав лицом к народу. — Это я разбил нос отцу Карлиону! Темно было. Он за кустом по большой нужде присесть хотел, а я думал, что враг какой прячется, вот и запулил туда камнем. Так потом, убедившись, что там отец Карлион, я отвёл его в больницу и сдал дежурному брату. Спросите у отца Карлиона и дежурного, который в ту ночь его принял.
— На ведьму показал сам отец Карлион! — сказал отец Мигобий.
— Ну, тогда я ему не только нос расквасил, а и голову снёс, — развёл руками Яробой.
— Готов ли ты клятвой подтвердить слова свои?
— Клянусь! А коли кто сомневается в честности моей, так пусть на суд божий выходит!
— Не сомневаемся ми в честности твоей, но может ти и отца Патона гусиным пером нечаянно задел? — вставил отец Мигобий.
— Про отца Патона я ничего не скажу. Пусть про то говорит тот, кто знает, — ответил Яробой, слезая с помоста.
— Кто ещё скажет что-нибудь в защиту этой ведьмы?
— Не верим в виновность её! — зашумела толпа. — Всё наветы! Отпустите девку! Дайте ей слово молвить! Точно, пусть она слово скажет! Никаких доказательств у вас нету! Пусть говорит! Пусть говорит!
Отец Мигобий сделал знак, и стражники выпихнули Ясну на середину помоста, но прежде чем она начала говорить, к ней подошёл князь и негромко сказал:
— Красна ты, девка! Будь моей, и жить станешь в парче и золоте. А коли не согласишься, так на костёр пойдёшь… Ну?
— На костёр пойду, — так же тихо ответила Ясна, даже не взглянув в его сторону.
— Жаль такую красоту жечь! Ты ведь там почернеешь, высохнешь, будешь страшная, как сама Смерть.
— Пусть.
Отошёл князь расстроенный, в кресло уселся, стал по подлокотникам пальцами колотить, а Ясна голову подняла, на людей глянула и говорит, обращаясь к Яробою:
— Благодарю тебя, воин, за честность твою! — склонила она голову. — Обелил ты меня в