Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Змея, сэр… змея, мистер Потт! Что вы хотите сказать, сэр?.. Это шутка!
— Шутка, сэр! — закричал мистер Потт, сделав жест, выражавший горячее желание запустить чайником из британского металла в голову гостя. — Шутка, сэр… Но нет, я буду сдержан! Я буду сдержан, сэр!
И, в доказательство своей сдержанности, мистер Потт с пеной у рта бросился в кресло.
— Дорогой сэр! — выкликнул мистер Уинкль.
— Дорогой сэр! — подхватил Потт. — Как вы смеете, сэр, обращаться ко мне со словами «дорогой сэр»? Как вы смеете, говоря это, смотреть мне в глаза, сэр?
— В таком случае, сэр, мне остается спросить, — ответил мистер Уинкль, — как вы смеете смотреть мне в глаза и называть меня змеей, сэр?
— Потому что вы змея! — отвечал мистер Потт.
— Докажите это, сэр! — горячо сказал мистер Уинкль. — Докажите!
Мрачное облако пронеслось по глубокомысленному лицу издателя, когда он вытащил из кармана утренний номер «Независимого» и, ткнув пальцем в какую-то заметку, швырнул газету через стол мистеру Уинклю.
Сей джентльмен взял ее и прочел следующее:
«Наш невежественный и мерзкий противник в отвратительных заметках по поводу последних выборов в нашем городе осмелился вторгнуться в святилище частной жизни и коснулся крайне недвусмысленным образом личных дел нашего бывшего кандидата и нашего будущего представителя, несмотря на гнусно подстроенное его поражение — мистера Физкина. Чего добивается наш подлый противник? Что сказал бы этот грубиян, если бы мы пренебрегли, подобно ему, общественной благопристойностью и приподняли завесу, которая, к счастью для него, защищает его личную жизнь от насмешек, чтобы не сказать омерзения? Что, если бы мы указали и комментировали факты и обстоятельства, которые хорошо известны и замечены всеми, кроме нашего слепого, как крот, противника?.. Что, если бы мы обнародовали следующее излияние, которое мы получили, когда начали писать эту статью, от талантливого согражданина и сотрудника:
„МЕДНЫЙ ЛОБ“
Коли знал бы П…Как много заботРогатым состоять супругом,То сделал бы, поверь,Чего нельзя теперь,И свел ее до свадьбы с Уинклем-другом.»
— Какие рифмы к слову «забот», негодяй? — торжественно вопросил мистер Потт.
— Какие рифмы к слову «забот»? — повторила миссис Потт, чье появление в этот момент предупредило ответ. — Скажем — Потт!
Говоря это, миссис Потт ласково улыбнулась ошарашенному пиквикисту и протянула ему руку. Взволнованный молодой человек в смущении готов был пожать поданную ему руку, если бы не вмешался негодующий Потт.
— Назад, сударыня, назад! — крикнул редактор. — Пожимать ему руку на моих глазах!
— Мистер Потт! — сказала удивленная леди.
— Несчастная женщина, смотрите! — воскликнул супруг. — Смотрите, сударыня, — «Медный лоб». «Медный лоб» — это я. «Она» — это вы, сударыня… вы!
В порыве бешенства, сопровождаемого чем-то вроде дрожи, вызванной выражением лица его супруги, Потт бросил свежий номер «Итенсуиллского независимого» к ее ногам.
— Однако, сэр, — сказала удивленная миссис Потт, наклоняясь, чтобы поднять газету. — Однако, сэр!
Мистер Потт вздрогнул под презрительным взглядом своей супруги. Он делал отчаянные усилия подвинтить свою храбрость, но она быстро развинчивалась.
Ничего нет ужасного в этой краткой реплике: «Однако, сэр!» — когда приходится ее читать, но тон, каким она была произнесена, и взгляд, ее сопровождавший, казалось, прямо указывали на отмщение, долженствующее обрушиться на голову Потта, и произвели на него соответствующее впечатление. Самый неопытный наблюдатель мог бы обнаружить в его взволнованной физиономии готовность уступить свои веллингтоновские сапоги любому бесстрашному заместителю, который согласился бы в данный момент стоять в них перед миссис Потт.
Миссис Потт прочла статью, испустила громкий кряк и грохнулась на ковер у камина, визжа и колотя каблуками, так что нельзя было сомневаться в характере ее чувств по данному поводу.
— Моя милая, — сказал устрашенный Потт, — я ведь не говорил, что верю этому… Я… — но голос несчастного утонул в визге его супруги.
— Миссис Потт, сударыня, позвольте и мне… умоляю вас, успокойтесь! — сказал мистер Уинкль, но вопли и стук участились и стали еще громче.
— Дорогая моя, — сказал мистер Потт, — мне очень жаль. Если ты не думаешь о своем здоровье, подумай хотя бы обо мне, дорогая. Перед домом соберется толпа.
По чем настойчивей умолял мистер Потт, тем неистовей были вопли.
К счастью, однако, при особе миссис Потт состояла телохранительница, некая молодая леди, прямой обязанностью коей было заведование ее туалетом, но крайне полезная во многих случаях жизни и больше всего в этой специальной области, где ее госпоже требовались поддержка и содействие в любой ее склонности противоречить желаниям несчастного Потта. В надлежащий срок вопли достигли слуха молодой леди и привели ее в комнату с быстротой, которая существенно угрожала привести в беспорядок ее локончики, затейливо свисавшие из-под чепчика.
— О моя дорогая миссис! — восклицала телохранительница, стремительно опускаясь на колени рядом с распростертой на полу миссис Потт. — О моя дорогая миссис! Что случилось?
— Ваш хозяин… ваш жестокий хозяин… — бормотала страдалица.
Потт явно начал сдаваться.
— Какой позор! — укоризненно сказала телохранительница. — Я знаю, он сведет вас в могилу, сударыня. Бедный ангел!
Он сдавался все заметнее. Противник продолжал атаку.
— Ох, не оставляйте меня… не оставляйте меня, Гудуин! — лепетала миссис Потт, судорожно цепляясь за руку упомянутой Гудуин. — Вы — единственное существо, которое меня любит, Гудуин!
После этого трогательного обращения Гудуин разыграла маленькую семейную трагедию собственного сочинения и пролила обильные слезы.
— Никогда, сударыня… никогда, — сказала Гудуин. — О сэр, вам следует быть заботливее… внимательнее, вы не знаете, как вы обижаете миссис. Когда-нибудь вы об этом пожалеете, я знаю, что пожалеете, и всегда это знала.
Несчастный Потт робко поднял глаза, но ничего из сказал.
— Гудуин, — позвала миссис Потт слабым голосом.
— Сударыня? — отозвалась Гудуин.
— Если бы вы только знали, как я любила этого человека!
— Не расстраивайте себя воспоминаниями, сударыня! — сказала телохранительница.
У Потта был совершенно перепуганный вид. Пришла пора, когда оставалось только прикончить его.
— А теперь, — рыдала миссис Потт, — теперь, после всего, что было, с тобой так обращаются, так позорят и оскорбляют в присутствии третьего лица, и это лицо — посторонний человек. Но я этого не потерплю! Гудуин, — продолжала миссис Потт, приподнимаясь в объятиях своей союзницы, — мой брат, лейтенант, заступится за меня. Я разведусь с ним, Гудуин!
— Он этого заслуживает, сударыня, — сказала Гудуин.
Какие бы мысли ни пробудила в уме мистера Потта угроза о разводе, он их скрыл и удовлетворился тем, что сказал с великим смирением:
— Моя дорогая, ты меня выслушаешь?
Единственным ответом был новый взрыв рыданий, и миссис Потт с возрастающей истеричностью начала требовать, чтобы ей сообщили, зачем она родилась на свет божий, и чтобы ей дали целый ряд сведений того же рода.
— Дорогая моя, — увещевал мистер Потт, — не поддавайся этим горьким чувствам. Я ни на минуту не поверил, что для этой заметки есть какие-либо основания, дорогая… Это невозможно! Я только рассердился, моя милая… Можно сказать, был в бешенстве… оттого, что шайка «Независимого» осмелилась это напечатать, вот и все!
Мистер Потт бросил умоляющий взгляд на безвинного виновника несчастья, словно просил его не упоминать о змее.
— А какие шаги, сэр, намереваетесь вы предпринять, чтобы получить удовлетворение? — осведомился мистер Уинкль, обретая смелость по мере того, как он видел, что Потт ее теряет.
— О Гудуин! — пролепетала миссис Потт. — Он собирается отхлестать редактора «Независимого»… собирается, Гудуин?
— Тише, тише, сударыня, прошу вас, успокойтесь, — ответила телохранительница. — Конечно, отхлещет, раз вы этого хотите, сударыня.
— Обязательно! — сказал Потт, уловив в поведении супруги симптомы нового обморока. — Конечно, я его отхлещу!
— Когда, Гудуин? — осведомилась миссис Потт, еще не решив, как ей быть с обмороком.
— Разумеется, немедленно, — сказал мистер Потт. — Сегодня!
— О Гудуин, — продолжала миссис Потт, — это единственный способ ответить на клевету и восстановить мою честь в глазах общества.
— Ну, конечно, сударыня, — отвечала Гудуин. — Ни один мужчина, если только он мужчина, сударыня, не может отказаться.
- Блюмсберийские крестины - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников) - Чарльз Диккенс - Классическая проза