прочь как сумасшедшая, лишь бы он не связал меня своим признанием. Мне не нужна была ни его любовь, ни умопомрачительный секс, ни его финансы. Мне нужна была я сама, которую мне предстояло восстановить из руин.
Морщины прорезали лоб Пасечника, взгляд с трудом прятал душевную боль. Ему было больно, как тогда в вертолёте. В этом не было моей вины, но всё же…
— Спасибо за…
Он прикрыл ладонью мой рот, не дав договорить.
— Не надо. Это лишнее.
Вздохнула с облегчением. Конечно, лишнее. Скоро приедет женский отряд, полковник наберёт новых сотрудников, в суете будней воспоминания сотрутся, потеряют значимость. Кто-нибудь из женщин окажется в его постели. Все его сегодняшние желания затеряются под ворохом новых, свежих чувств. Чего скрывать, в сексуальных играх я дилетантка и вряд ли стану профи с моим-то комплексами. Пасечник преодолеет боль, даже если сейчас мой отказ показался ему катастрофой. Думаю, это не катастрофа — просто удар по самолюбию.
Уткнувшись в мою макушку, Пасечник дышал мною, словно набираясь впрок, пока не кончилось наше время. Что оно уходит, мы чувствовали оба. Не смотря, ни на что, я была благодарна ему. В его объятиях мне становилось спокойнее, его поцелуи заставляли забывать прошлое, его бесконечная нежность лечила меня, давала надежду, что всё когда-нибудь придёт в равновесие, и я стану счастлива.
— Скоро суд. В целях безопасности предлагаю побыть здесь.
— Разве я не должна…
— Я нанял адвоката и дал ему доверенность, как начальник колонии. Ты же отбывала срок. Считаю, что тебя надо полностью оградить от судебного процесса. Если хочешь, можешь отвечать на вопросы судьи онлайн, не хочешь — просто смотреть. Как тебе такой план?
— Хороший.
Он понимал, что я боюсь суда, только не представлял насколько. При одной мысли, что там должно произойти, меня начинало трясти, сердце выпрыгивало из груди, лоб покрывался испариной. Явиться в суд, означало по доброй воле прыгнуть в яму с ядовитыми змеями, снова пройти все круги ада. Легче второй раз умереть.
— А деньги адвокату?
— Платит ведомство в счёт компенсации за… причинённый ущерб.
Пасечник не зацепил меня на крючок зависимости, не соврал про свою якобы щедрость, не стал корчить благородного рыцаря и трепаться про чувство долга и заботу, которые я привыкла слышать от бывшего мужа. В словах Пасечника не было подводных камней и намёка, что я ему теперь должна по гроб жизни. Но «причинённый ущерб» выбил меня из колеи, я вдруг заплакала как девчонка. Никакими деньгами не возместить ущерб за пытки, боль, страх, унижение, которые мне причинили.
— Майя, не в моих силах исправить прошлое.
Я бы очень хотела, но не в моих силах забыть о прошлом. Пасечник не говорил положенного в таких случаях дурацкого «успокойся», он вообще ничего не говорил, просто вытирал мокрые щёки и целовал в макушку. Моё ранение оказалось гораздо глубже, чем я предположила вначале. Был ли на свете доктор, который смог бы помочь?
Выплакавшись, я затихла.
— Ты в каждом отряде выбираешь женщину?
Пасечник оторвался от моих волос, отстранившись, внимательно взглянул мне в глаза.
— Зачем тебе?
— Хочу знать.
— Я тебя пугаю?
— Человек не меняется. Ты — часть своей системы.
— Хорошо, что ты это сказала. Но человек может измениться, если сам этого захочет.
— Это была Карина?
Кажется, во мне неожиданно проснулась ревность. Ещё один звонок от гормональной зависимости. Ведь раньше мне было фиолетово на Карину. Пасечник проницательно посмотрел на меня, спрятав улыбку в глазах.
— Не помню. В моих мыслях давно поселилась пчёлка Майя, — он поцеловал меня в нос. — Ты до сих пор вся в страхах, маленькая пчёлка. Но это лечится.
Пасечник притянул меня ближе, мысли отключились от его нежного поцелуя, колени ослабли, внизу живота собралась тёплая волна, и я превратилась в сладкое желе, готовое к употреблению.
Мы с Пасечником больше не поднимали травмирующих тем, по ночам занимались любовью, если можно так назвать секс между начальником и бывшей заключённой, днём я гуляла по территории лагеря (странно, что всё время стояла солнечная погода) или помогала поварихе Светочке — новой пассии Витьки, той самой с розовыми волосами. Она оказалась компанейской девчонкой, рассказавшей, как по дурости они с приятелем угнали соседскую девятку, и попали в аварию. Парень получил серьёзную травму, а Света, сидевшая за рулём, отделалась диким испугом и двумя месяцами колонии.
Через несколько дней состоялся суд. Пасечник настроил свою секретную связь, и я очутилась зрителем в зале суда. Отягчающим вину Бортникова оказалось не только то, что он отправил на скамью подсудимых меня, но и то, что, оказывается, заплатил Стасу (его привели под конвоем) за насилие надо мной. Бортников отрицал вину, сказал, что заплатил, чтобы Стас присмотрел за мной, но Смердин подтвердил слова обвинения. О том, как Смердин и Козлов за мной присмотрели, сказали кратко, присоединив к делу показания Виктора и справку о моём ранении.
Адвокат предъявил суду мошенническую схему Бортникова при продаже нашей квартиры и потерю моей доли, заявление бывшего мужа в суд о лишении меня материнских прав и свидетельства соседей об отношении отца к собственному ребёнку. Адвокат вызвал соседку тетю Надю, которая подтвердила, что отец жестоко обращался с сыном. Детали и доказательства жестокости Бортникова я выслушала с каменным лицом. Все слёзы, кажется, были выплаканы.
В заключительном слове адвоката образ бывшего мужа приобрёл поистине демонические черты. Ему присудили три года колонии общего режима, с разменом квартиры и выплатой компенсации пострадавшей стороне, то есть мне.
На следующий день был суд над Козловым и Смердиным. Пасечник попросил меня присутствовать. Я наотрез отказалась. Это была не трусость, а бешеное желание заткнуть уши, закрыть глаза и спрятать голову в песок. Моя душа корчилась в муках, едва вспоминая о них. Меня окунут в подробности той грязи и унижений, в которых я не виновата, но опять должна пережить, сохраняя при этом выдержку и непроницаемую маску на лице. Не хочу даже представлять.
— Майя, пожалуйста.
— Я не могу.
— Ты будешь слышать только мои ответы.
— Это…невыносимо.
— Я знаю. Просто будь рядом. Ты сможешь.
Пасечник уговорил меня. Не знаю, чем он руководствовался, но, видимо, считал, что я должна знать всё. Он устроился перед монитором, надел гарнитуру. Если слушать только его голос, можно и не знать, что происходит в зале суда.
Судья женщина в чёрной мантии что-то вещала, сидя на возвышении за судейским столом, я повернулась боком. Не хочу. Хорошо, что нет звука, можно закрыть глаза и очутиться на солнечной поляне, вдыхая медовый запах луговых цветов. Сорвать ромашку,