хлебу хорошо подниматься во время закваски, должна была закрепиться этим обрядовым действием.
Свадьбу сопровождал так называемый «перепой» — обряд подношения заздравной чаши родителям невесты, жениха и другим участникам свадебного поезда.
Кульминация свадьбы — брачная ночь — тщательно оформлялась и охранялась в соответствии с языческими требованиями. Известно, например, что великокняжеские брачные ночи охранял вооруженный всадник. Молодые должны были спать в особом — холодном — месте, чаще всего в сеннике, подклете, бане. Пол устилали снопами, куда подкладывали также полено, чурбан или иной фаллический символ, мужскую шапку и другие предметы как пожелание, чтобы рождались мальчики. Во времена правления Ярослава Мудрого (1019–1054) широко был распространен обычай совокупления посаженого отца и посаженой матери в постели молодых, о чем свидетельствует статья церковного права, вводящая за это штраф в размере золотой гривны. Но символически этот акт продолжал существовать в «катании» по постели новобрачных двух разнополых представителей свадебного «поезда» (свахи и дружки жениха; свахи невесты и свата жениха).
Перед тем, как лечь в постель, невеста должна была снять с жениха сапоги, о чем мы уже упоминали. Затем следовал ритуал кормления молодых курицей, кашей, яйцами, хлебом. Утром молодых будили, обычно разбивая о дверь горшок, проверяли факт дефлорации невесты, затем следовал ритуал мытья. В баню молодых вел участник свадебного поезда — «тысяцкий», то есть глава свадебного войска. При этом он надевал на шею лошадиный хомут в знак успешной дефлорации невесты женихом. Если же невеста оказалась нечестна, то ее саму и ее родных позорили, надевая им хомуты. После бани продолжался свадебный пир. После пира к отцу и матери невесты посылали так называемое «крояное» — лакомства в виде орехов, пряников, ягод и фруктов. Об этом упоминается в «Домострое» XVI века.
Приданое невесты в виде нарядов и украшений, называемое «крута», попадало в руки свекра и свекрови. Но если молодой муж умирал, то жене ее «круту» возвращали.
В течение первого года совместной жизни молодожены должны были провести обряд «показа» новой семьи. Как правило, происходило это на масленичных гуляньях. Молодая надевала на себя все платья и сарафаны, платки, несколько шуб (а все, что не смогла надеть, держала в руках), демонстрируя богатство новой семьи. Затем молодожены посещали родителей жены, при этом зять должен был дать «выкуп» односельчанам, некую денежную сумму «на мяч» (то есть для покупки мяча, в который играли на Масленице), а на самом деле на выпивку. Если же он этого не делал, его могли избить всем селом.
Языческая свадьба, исключавшая венчание в храме, имела в своей основе, как кажется, четко выраженную идею создания новой телесной единицы, нового организма — семьи. Символом семьи был круг, который должен был вычленить и замкнуть эту новую «ячейку общества»: недаром свадебный обряд включал круговой обход вокруг дерева; круглый большой каравай был символом свадьбы; молодых в брачной постели могли связывать поясом… Все это приводит к выводу об особой роли круга в языческом свадебном обряде. Но круг был особо значим и глубоко символичен не только в свадебном празднестве, а буквально в каждом явлении и событии повседневной жизни язычников.
Скоморохи
Языческий праздник, в отличие от современного, вполне мог обойтись без музыки, песен, шуток и игр, поскольку в его основе лежало переживание опасных пограничных состояний. Но пир, свадебный ли, победный после войны или после дележа собранной дружиной дани с покоренных племен, не мог обойтись без скоморохов и шутов, так же как и языческие игрища. Об этом свидетельствуют археологические находки кожаных раскрашенных скоморошьих масок, а также многочисленные исторические источники, прежде всего «Повесть временных лет», называющая скоморохов вместе с трубами, гуслями и русалиями «дьявольскими лестьми». При этом скоморохи прочно ассоциируются в летописном тексте с «игрищами», на которых «людей множьство… яко упихати начнуть друг друга, позоры деюще от беса…»[213]. Христианские поучения постоянно призывали «бегать от смеха лихого» и от скоморохов, его носителей, не пускать их в свои дома «глума ради».
Многие исследователи связывают скоморохов с народными музыкантами, акробатами, танцорами, глумцами, лицедеями, ряжеными, поводчиками дрессированных медведей, пародистами и мимами, а позднее и с юродивыми. Все это так, но трудно объяснить происхождение самого термина «скоморох». Кем же они были, откуда взялись, как расширялись их функции и возможности в языческой культуре, а затем и в христианизированном быту русских людей?
Как нам кажется, скоморох — слово скандинавского происхождения, как и само явление, пришедшее на территорию восточных славян вместе с варягами. «Моление Даниила Заточника», созданное в XII столетии, свидетельствует, что шуты-скоморохи заполняли время на княжеских пирах, развлекая пирующих. Уже зачин «Моления…» отсылает к картине начала пира, где скоморохи и музыканты играют важную роль, начиная торжество: «Вострубим, яко в златокованые трубы, в разум ума своего, и начнем бити в сребреные арганы возвитие мудрости своеа»[214]. Правда, Даниил Заточник, стремившийся доказать, что его мудрость и остроумие развиты не по годам и могут украсить любое княжеское собрание и подать князю мудрые советы, как бы описывает «пир разума» своего, но прототипом ему служат, конечно же, княжеские пиры языческих времен. Наличие музыкантов и акробатов на пирах византийских императоров доказывают сценки из росписей на стене лестницы Софийского собора в Киеве, сделанных в XI веке.
Возможно, скоморохи появились в народной среде, а из нее уже перешли в культуру верхов общества и закрепились в ней. Широкое участие скоморохов в народных гуляньях продолжалось до правления Алексея Михайловича (1645–1676), когда царем была объявлена война с пережитками язычества, в том числе и со скоморохами, которых изгоняли из городов и у которых отбирали и сжигали их музыкальные инструменты. Однако уничтожить совсем скоморошество как явление не получилось даже у таких «ревнителей древлего благочестия», как царь Алексей Михайлович и патриарх Никон. Среди пословиц и поговорок, записанных именно в годы правления Алексея Михайловича, встречаются несколько, напрямую связанных со скоморохами: «Всяк спляшет, да не как скоморох»; «Рад скомрах в своих домрах»; «Скоморошья примета, что в пир без привета»; «Гусли звонки, да струны тонки»; «Поиграл дед в сурну, да попал в тюрьму»; «Старую погудку на новый лад»[215]. Для протопопа Аввакума, боровшегося и со скоморохами, и в то же самое время с «никоновыми новинами» за старую веру, скоморохи были связаны, прежде всего, с плясовыми медведями, «харями», то есть масками, бубнами и