После первой недели репетиций я, как начинающая проститутка на вторую ночь работы, осознаю, что делаю это исключительно из-за денег. Мой отец всегда предостерегал меня от опасности оказаться в яме. Конечно, он имел в виду шахту, а не оркестровую яму или глубины ада, хотя между этими местами есть определенное сходство. Однако деньги не пахнут. К тому же шестьдесят фунтов в неделю вдобавок к моему учительскому жалованию составляют приличную сумму, а ввиду скорого рождения нашего ребенка представляется весьма благоразумным отложить какие-то деньги про запас. Тем более, что скоро я собираюсь увольняться со своей единственной постоянной работы.
Фрэнсис отказалась от своей лондонской квартиры и переехала в наш с Джерри холостяцкий хаос, но присутствие женщины очень скоро послужило на пользу нашему жилищу. Я выкрасил стены нашей спальни белой краской, а пол — голубой. Фрэнсис купила новое постельное белье и новые занавески. Квартира приобрела новый вид, как будто только что после ремонта, и мы начали понемногу покупать мебель, потому что старую мы по глупости сожгли прошлой зимой, когда у нас закончился уголь. Однажды у нас произошла весьма неловкая встреча с хозяйкой, которая в одно воскресное утро чудесным образом застала нас дома впервые за последние два года, потому что именно сегодня отменилось мое обычное дневное выступление с биг-бэндом. В самом деле, я не видел хозяйку с тех самых пор, как мы с Меган притворились мужем и женой, чтобы она согласилась сдать квартиру. Потом я всегда оставлял плату за квартиру наверху, у Джима и Стэф. Домовладелица, которая действительно выглядит в точности как лидер оппозиции Ее Величества миссис Тэтчер, желает по прошествии столь долгого времени увидеть свою собственность. Слава Богу, что теперь это место выглядит лучше, чем несколько месяцев назад. Кажется, хозяйка удовлетворена осмотром, и я уже собираюсь вежливо с ней попрощаться, когда в квартиру входит Фрэнсис, которая выходила на несколько минут купить газету и представляется моей женой. Домовладелица, мягко говоря, смущена. Фрэнсис абсолютно не похожа на Меган. В сущности, трудно найти более непохожих женщин. Фрэнсис продолжает обезоруживающе улыбаться, а домовладелица со все возрастающей озадаченностью переводит взгляд с нее на меня и обратно.
— Она покрасила волосы, — говорю я, чтобы предложить хоть какое-то объяснение. Теперь озадаченный вид уже у Фрэнсис:
— Нет, я не…
— До следующего месяца, миссис Тэтч…ер, хорошо? — Я быстро сбегаю по лестнице и мне удается закрыть за ней дверь прежде, чем она успевает возразить и тем самым вывести ситуацию из-под моего контроля. Фрэнсис все еще смотрит на меня странным взглядом, когда сквозь новые занавески я замечаю, что домовладелица остановилась на дорожке, ведущей от дома, и поворачивается, как будто раздумывает, не вернуться ли ей назад. Пожалуйста, не надо…
К счастью, она меняет свое решение и все-таки садится в машину, покачивая головой и бросая недоуменные взгляды в сторону дома. Потом она уезжает.
Джерри, который до этого момента мирно спал, даже не являясь при этом официальным жильцом нашей квартиры, появляется в гостиной в одном из своих немыслимых халатов и чалме из шарфа, обмотанного вокруг головы. Он выглядит, как призрак Боба Марли.
— Кто это был?
— Миссис Тэтчер.
— Черт, я совсем забыл.
— И я тоже.
Фрэнсис все еще улыбается, но выражение ее лица говорит о том, что она ждет каких-то объяснений.
Мы с Джерри отвечаем хором, как будто сговорились: «Только не задавай никаких вопросов!» «Адское пламя» будет пожирать нас до середины июня, пока мы не рассоримся с актерами, которые считают нас виноватыми в том, что у них не получается двигаться в такт музыке. Они начинают топать по сцене у нас над головой своими ногами, у одних — крылатыми, у других — обутыми в тяжелые ботинки, доказывая, что это у нас, а не у них не получается держать темп. Но так как нами руководит звукорежиссер с белой дирижерской палочкой и метрономом, едва ли мы способны делать больше того, что делаем. Теперь, когда актеры демонстративно перестали с нами разговаривать, а мой роман с театром подошел к концу, я осознаю, что последний раз работаю в оркестровой яме.
Мы возвращаемся на свое старое место в отеле «Госфорт», где играем по средам, но теперь мы, кроме того, начинаем выступать по понедельникам в отеле «Ньютон-парк». Энди Хадсон стал для нас кем-то вроде ангела-хранителя, обеспечив нам несколько выступлений на Ньюкаслском фестивале. Самое серьезное из них — выступление на разогреве публики перед Аланом Прайсом в Сити-Холле. Представители нескольких лондонских фирм обещали приехать, чтобы посмотреть, как мы работаем. Фрэнсис с помощью Кэрол Уилсон продолжает разыскивать звукозаписывающие компании, которые заинтересовались бы сотрудничеством с нами. Роль местной музыкальной группы, сопровождающей выступление знаменитости, незавидная. Вы как будто превращаетесь в представителей какого-то древнего, додемократического социального типа, который, казалось бы, давно упразднен вместе с рабовладельческим строем. Попав в эту социальную прослойку, вы начинаете чувствовать себя низшей кастой, кем-то вроде неприкасаемых, убогих незаметных людей, которых никто ни во что не ставит. Однако мало кто из артистов, добившихся большого успеха, не испытал в свое время этого унижения, подвергая такому жестокому испытанию свое чувствительное честолюбие с единственной целью — постоять в свете рампы и на несколько минут привлечь к себе внимание зала.
Суровые факты тем не менее таковы: сто процентов слушателей пришли смотреть совсем не на тебя, а преданность и любовь тех, кто заплатил за вход, относится исключительно к приезжей звезде. Эта невероятная восторженность, очень лестная для звезды, одновременно исключает малейшую возможность того, что кто-нибудь заинтересуется и будет слушать местную группу. Скорее всего, все зрители будут спокойно потягивать легкое пиво в баре, пока вы будете уныло тянуть свои прочувствованные песни в пустом зале с глухой акустикой.
Как низшую касту вас будут редко допускать к общению со знаменитостью и даже с ее приближенными, но вам неизбежно придется иметь дело с гастрольными администраторами из свиты приезжей звезды, если вы хотите, чтобы вам удалось вовремя разместить свое музыкальное оборудование на сцене и вовремя его убрать. Гастрольные администраторы, которые по большей части «злы, грубы и немногословны», если воспользоваться цитатой из Гоббса, знают, что и они тоже принадлежат к низшей касте, но все же их положение не такое низкое, как ваше. Эта разница позволяет им проявлять по отношению к вам свойственное только людям умение делать жизнь ближнего еще более невыносимой, чем своя собственная. Я видел, как оборудование без церемоний сбрасывали со сцены, как его сметали в сторону, словно какой-то сор. В таких ситуациях мне доводилось слышать слова, в возможность которых я никогда не поверил бы прежде: «Убери отсюда это дерьмо», — и усилитель, ради которого я столько пахал и так долго откладывал деньги, летит куда-то за кулисы, а на сцену аккуратно выносят новехонькое, по последнему слову техники оборудование приезжей знаменитости. И подобно тому, как в средние века власти предержащие подчиняли себе народ, торгуя индульгенциями, эти несчастные крепостные администраторы норовят проявить свою ничтожную власть именно тогда, когда вам нужно проверить свое оборудование.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});