Церковь заполнена на треть. Родственники и друзья Фрэнсис стоят с одной стороны алтаря, мои — с другой. Когда мы с Китом шагаем по центральному проходу, я замечаю во втором ряду знакомого пса по кличке Баттонс. На нем — большой ошейник из синего вельвета, и морда у пса такая несчастная, словно кто-то украл у него сахарную косточку. Я сочувственно глажу его по голове, но он угрожающе рычит на меня, и Лена пытается его утихомирить.
Моя мама уже плачет и одновременно пытается улыбнуться. Ее лицо опухло, а глаза блестят от слез. Отец устремил бесстрастный взгляд на распятие над алтарем. Бабушка светится от удовольствия, что ей представился случай надеть новую шляпку, а старина Том выглядит недовольным и, видимо, предпочел бы сейчас оказаться в каком-нибудь другом месте. Тем не менее и он сделал над собой усилие: на голове его красуется аккуратный пробор.
Мы с Китом ждем, и в этот момент я принимаю решение, что приложу всю силу воли, чтобы наш с Фрэнсис брак не повторил историю брака моих родителей. Несгибаемый Джерри принимается за очередную прелюдию, но она неожиданно обрывается именно в тот момент, когда невеста и ее отец появляются в дверном проеме. Наш незадачливый органист, не растерявшись, на ходу импровизирует величественный марш, под который они идут к алтарю. Фрэнсис одета в простое белое платье, а ее темные волосы украшены скромными цветами. Она смотрит мне прямо в глаза. Теперь уже все присутствующие повернулись к входящим. Мама начинает плакать еще сильнее. Лена сочувственно смотрит на нее с другой стороны центрального прохода. Джо Томелти решительно шагает рука об руку со своей дочерью, излучая благожелательность на всех собравшихся.
Священник проводит церемонию на одном дыхании, и, если не считать маленькой заминки, когда Кит пытается нащупать кольцо в своем кармане, все проходит гладко. Фрэнсис произносит свои обеты с уверенностью актрисы, и я стараюсь ей соответствовать. Когда мы, уже в качестве мужа и жены, направляемся по центральному проходу к выходу из церкви, Джерри больше не может сдерживаться и радостно начинает «The Tokyo Blues», оскорбив религиозные чувства присутствующих, но страшно порадовав меня.
Мы скромно отмечаем событие в ресторанчике через дорогу, и Джо произносит короткую речь со своим сценическим ирландским акцентом: «Мне сказали, — говорит он, — что, если мне когда-нибудь придется произносить подобную публичную речь, я должен буду встать, сказать и заткнуться!» Сказав это, он немедленно садится снова.
После нескольких речей с наилучшими пожеланиями, произнесенных людьми, не привыкшими говорить на публике, нам пора уезжать. Я, Фрэнсис и ее пес садимся в машину, а все остальные машут нам, стоя на тротуаре, словно мы отправляемся в атлантический вояж. На самом деле нам предстоит проехать шестьдесят миль на север к замку Бамбург. Одна ночь в маленьком отеле — это все, что мы можем себе позволить в качестве медового месяца. Зато из окон нашей комнаты виден величественный замок на древней скале вулканического происхождения, возвышающийся между спокойным свинцового цвета морем и песчаными дюнами. Замок был построен саксонским королем по имени Ида. Именно здесь Роман Поланский снял своего «Макбета». Отсюда всего несколько миль до священного острова
Линдисфарн. Крепость, возвышающаяся на вершине скалы, — драматический символ мощи и стойкости, а также жестоких поворотов истории. Вот почему это, вероятно, не самое романтическое место для начала брака. Тем не менее, этот образ навсегда останется со мной, а его двусмысленность станет яснее с годами. Кроме того, Бамбург — это родина Грейс Дарлинг, еще одной морской знаменитости. Она рисковала своей жизнью, во время ужасного шторма выйдя в открытое море, чтобы спасти оставшуюся в живых команду парусника, разбившегося о камни к югу от здешних островов. В девятнадцатом веке каждую годовщину этого события отмечали, как праздник, а Грейс превратилась в олицетворение женского героизма. Маленькая лодка по-прежнему находится в местном музее и выглядит слишком хрупкой, чтобы противостоять морской стихии и выдержать сильнейший шторм. Образ этой лодочки тоже останется со мной навсегда.
Мне странно ощущать нас мужем и женой, как будто мы вдруг снова стали чужими людьми. Мы снова чувствуем какое-то смущение, страх, недоверие друг к другу, несмотря на то, что в церкви и в присутствии членов наших семей мы играли свои роли с такой уверенностью. Мы проводим весь день, гуляя по древнему церковному двору, рассматриваем старые, посеревшие от времени и дождей надгробные камни, окруженные кустами сирени, подсчитываем время жизни лежащих здесь людей. Некоторые из них прожили трагически мало, другие дожили до старости. Здесь лежат супруги, которые умерли в один год, друг за другом, как будто тому из них, кто остался один, не имело больше никакого смысла жить. Жизнь кажется такой случайной, такой преходящей. Мы оба осознаем, что игры закончились, что брак — это страшная ответственность и что нам придется быть очень внимательными друг к другу. Туча ненадолго закрывает солнце, поднимается холодный, северо-восточный ветер, который срывает цветки с кустов сирени и загоняет нас в дом.
7.
Я, наконец, принял решение, что работаю в школе последний семестр, а то, что к концу года должен родиться наш первый ребенок, еще больше убеждает меня в необходимости перебираться в Лондон. Наверное, люди с меньшим драйвом, чем Фрэнсис и я, по-другому отреагировали бы на новость о скором появлении ребенка. Наверное, нормальная супружеская пара сделала бы выбор в пользу стабильности, защищенности и надежной крыши над головой. Вместо этого беременность Фрэнсис вызывает во мне противоположную реакцию. Меня неумолимо тянет в дорогу, я воспринимаю случившееся как призыв к оружию, и если раньше меня пугала ответственность, которую накладывает на человека отцовство, то теперь мне кажется, что сейчас самое время довериться судьбе и вооружиться бесстрашием.
К тому же нельзя забывать, что время идет неумолимо, и если мы не совершим прорыв в этом году, то навсегда застрянем на одном месте.
Между тем нашей группе предложено участвовать в очередной постановке Университетского театра. Это снова рок-мюзикл на библейский сюжет, на сей раз с пророческим названием «Адское пламя». В нашей группе его очень быстро сокращают до простого: «Ад». Сюжет строится вокруг вечного вопроса о борьбе добра со злом. Среди героев мюзикла есть как добрые, так и падшие ангелы. На добрых ангелах — роскошные костюмы из перьев и пуха. У них голые ноги и крылышки на лодыжках. Что касается падших ангелов, то они одеты по моде крутых байкеров. У них тоже открытые ноги в гигантских черных ботинках. Предводитель падших ангелов — актер-гей, играющий роль Люцифера. Он, кривляясь, двигается по сцене и всеми силами старается вовлечь хороших ангелов в некое действо, напоминающее мне дискотеку для гомосексуалистов. Однако у хороших ангелов есть свой харизматический лидер. Его играет тоже голубой, кривляющийся лишь немногим более пристойно, чем его сатанинский напарник. Эта новая версия небесной жизни противна любой логике и здравому смыслу, а также не имеет ничего общего с традиционной моралью. Бога играет голубой нигериец по имени Крис шести футов ростом. Он сидит на возвышении, над головами остальных актеров, и грозным басом поет: «Я есмь, я есмь», но, к сожалению, часто фальшивит. Почему всю эту псевдорелигиозную бессмыслицу необходимо представлять в виде двух беснующихся дискотек, хорошей и плохой, я так никогда и не узнаю. А между тем мы заключили контракт на шесть недель выступлений. И, хотя мюзикл «Рождение рока» никак не назовешь гениальным произведением, чудовищное фиаско, которое мы теперь наблюдаем, ставит «Рождение рока» в один ряд с шедеврами Верди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});