Свиту короля составляли главный камергер, капитан отряда телохранителей, восемьдесят лучников-шотландцев, за которыми ехали Месье, брат короля, а за ним три принца крови: де Конде, его сын, юный герцог Энгиенский, и его брат, принц де Конти, недавно женившийся на племяннице Мазарини.
Изабель, как она и предполагала, заняла, по приглашению Анны Австрийской, место на одном из балконов особняка Бовэ, который был превращен в королевскую трибуну. Все балконы особняка были обтянуты пурпурным с золотом бархатом. Самые знатные дамы, герцогини и принцессы, заняли места на двух центральных балконах, на одном из которых восседала королева-мать вместе с королевой Генриеттой-Марией Английской и ее дочерью, принцессой Генриеттой, а на другом кардинал Мазарини. Пурпурные, сверкающие бриллиантами одежды кардинала лишь подчеркивали нездоровый землистый цвет его лица. Рядом с кардиналом стоял дон Луис де Харо и толпа иностранных послов.
Изабель с волнением приблизилась к королевам, чтобы с ними поздороваться. Она в первый раз виделась с Анной Австрийской после своих злоключений, но королева-мать встретила ее тепло и радушно.
— Мы рады видеть вас, милая герцогиня! Нам известно, сколько страданий выпало вам из-за ваших попыток вернуть Франции мир, а ее самому славному воину место, какое он никогда не должен был покидать. Видеть вас нам всегда отрадно.
— Какое счастье, — прибавила Генриетта-Мария, — что вы не позволили безумству моего сына увлечь себя в Англию, когда он был всего лишь странствующим принцем. Ваши несравненные достоинства посредницы погибли бы в туманах Англии.
— Я никогда не чувствовала себя достойной такой чести, Ваше Величество, но кроме того, никогда бы, как мне кажется, не могла покинуть Францию. С тем большим восхищением я взираю на мужественную королеву Англии, столь великолепно носящую ее корону. Другого и нельзя было ожидать от дочери всеми любимого и всеми оплакиваемого Генриха Четвертого.
Изабель заняла место на балконе, где сидели герцогиня де Навай, герцогиня де Креки и госпожа де Мотвиль, которая хотя и не была герцогиней, но была наперсницей и любимой подругой королевы-матери, что стоило титула герцогини. Изабель была в прекрасных с ней отношениях и не замедлила задать вопрос, который немало удивил госпожу де Мотвиль.
— Я не вижу моей кузины, герцогини де Лонгвиль, — сказала Изабель. — И супруги господина принца. Неужели они не были приглашены?
— Вы должны быть осведомлены об этом лучше меня! — воскликнула та в ответ. — Судя по слухам, госпожа де Конде вновь лежит в постели из-за неблагополучных родов, а госпожа де Лонгвиль, удалившись в монастырь кармелиток, еще не чувствует себя достаточно окрепшей, чтобы противостоять миазмам двора. Думаю, вам лучше других известно, что герцогиня де Лонгвиль задумала поменять знаменитую каску с белыми перьями на нимб святой?
Изабель улыбнулась. Она хотела выяснить официальную версию отсутствия своих родственниц. От принца де Конде она знала, что Анна-Женевьева готова была снизойти до появления при королевском дворе только в том случае, если будет приглашена отдельно и только к королевской чете. А что касается Клер-Клеманс, то принц категорически запретил своей супруге принимать королевское приглашение и присутствовать на празднике.
Дело в том, что Клер-Клеманс по-прежнему не уставала похваляться своими подвигами в Бордо и поливать Мазарини грязью, что было теперь совсем неуместно. Особенно когда речь шла о человеке, чьи дни, похоже, были сочтены…
Кардинал нисколько не обольщался относительно своего состояния. Слуги видели, как по вечерам, оставшись один, он, опираясь на трость, медленно обходил комнату за комнатой в своем дворце-музее, останавливаясь то перед греческой статуей, то перед картиной известного мастера, то перед витриной с ювелирными украшениями и драгоценностями. Больше всего его завораживали бриллианты, и он стал владельцем нескольких самых красивых в мире камней. Он ласкал эти камни, любовался ими и душераздирающе вздыхал. Кардинал прощался, не скрывая, как больно дается ему прощание.
— Все сокровища мира ничто по сравнению с райскими кущами, — осторожно попробовал утешить его духовник, стараясь поддержать несчастного больного. Но Мазарини вздохнул еще горше.
— Вы, без сомнения правы, отец мой, но я совсем не уверен, что меня пригласят пребывать среди избранных, — отозвался Мазарини и снова тяжело вздохнул.
Чувствуя, что смертный час его приближается, Мазарини решил устроить у себя во дворце праздник, память о котором должна была сохраниться надолго. После праздника он решил удалиться в суровый Венсенский замок и там готовиться к встрече с Господом. Поводом для празднества послужил новый дипломатический успех кардинала: он сумел договориться о женитьбе юного Месье, младшего брата короля, на принцессе Генриетте Английской. В Англии царствовал теперь славный Карл II, двоюродный брат Людовика XIV, и этот брак обеспечивал мир на северо-востоке, так же как брак короля обеспечивал мир на юге.
Праздник удался на славу. Актеры театра Месье под руководством Мольера, который писал для них пьесы, представили две комедии: «Шалый, или Все невпопад» и «Смешные жеманницы». Пьесы необыкновенно понравились, все хохотали до упаду. Не хуже оказался и великолепный ужин, а после бал.
На балу Анна Австрийская сама представила Изабель своей невестке:
— Я посоветовала бы вам приглашать к себе госпожу де Шатильон, если вы вдруг загрустите, — сказала она. — Мне кажется, она способна развеселить даже плачущую вдову. К тому же играет на гитаре!
— Куда хуже, чем мой брат, мадам, — осмелилась возразить Изабель. — У него теперь оказалось немало времени, чтобы усовершенствовать свой талант.
— Небольшая епитимья пойдет ему на пользу, — обронила королева с легкой улыбкой. — Для мирной жизни королевства полезно, если шпаги спокойно почивают в ножнах. Почему бы ему не жениться? Это его развлекло бы.
— Сначала он должен найти родственную душу, — вздохнула Изабель, еще не забыв грозы, которую пережила, когда принц решил поделиться с Франсуа своей замечательной идеей. К удивлению принца, молодой человек встретил ее взрывом ярости.
— Я урод без единого су! Кем должна быть невеста, чтобы удовольствоваться мной и отдать мне деньги и титул?! Ничтожным убожеством!
— Ваши любовницы не находили в вас недостатков, — недовольно возразил Конде.
— Помогал запах пороха. Красавицы всегда любили солдат, являвшихся к ним после ужасов битвы. Что общего между воином и дворянином-провинциалом, от которого несет навозом и конскими яблоками?!