в 1991 году: «На местах боев, где я побывал, обнаруживались признаки панического бегства: брошенные форма и противогазы иракцев; бронемашины, оставшиеся в укрытиях, откуда не представлялось возможным не только стрелять, но и видеть бронетехнику наступающего противника; развернутые спальники. Я искал тела и пятна крови, но так и не увидел их на поле боя, где еще дымилась подбитая морпехами иракская техника. Должно быть, обороняющиеся бежали еще до того, как их стали обстреливать. Иракские командиры бросили своих людей… и почти наверняка вслед за ними в бегство обратились все остальные». Этим лишь номинально боеготовым подразделениям не хватало подготовки, подходящей экипировки и снаряжения, а также они не имели коммуникаций друг с другом. Указания из штаба Саддама, если их вообще получали, были бессистемными и часто противоречили друг другу. Это были «распоряжения идиота… действия подростка, играющего в войну на видеоприставке, – с горечью вспоминал один генерал иракской армии, – никто не хотел умирать за Саддама»[399]. Общее число погибших американцев и британцев не превышало 150 человек, то есть даже меньше, чем во время Войны в Заливе[400].
В итоге за считаные недели Ирак был избавлен от двух зол: четвертьвековой диктатуры Саддама Хусейна и тринадцатилетнего режима международных санкций. В совокупности они унесли гораздо больше жизней, чем обе войны, начатые отцом и сыном Бушами.
Буш-старший в своей войне играл наверняка: в 1991 году, сразу после изгнания иракцев из Кувейта, в эту страну вернулось из изгнания ее правительство, взяв бразды правления в свои руки, и американским войскам оставалось лишь отправиться домой, чтобы пройтись с победоносными парадами по городам. Однако в 2003 году США подвернулась не столь приятная миссия: американцам пришлось остаться для создания жизнеспособной государственности Ирака из руин после Саддама, санкций и войны. Возлагались надежды на то, что иракцы встретят победителей с ликованием на улицах и каким-то образом самоорганизуются в работоспособное и компетентное правительство. Многие действительно радовались, что тирании Саддама пришел конец, но зачастую завоеватели встречали злопамятных и униженных, а не ликующих и благодарных иракцев. Кроме того, наведение порядка невероятно усложнялось тем, что свергнувшее режим Саддама вторжение фактически превратило Ирак в несостоявшееся государство, наподобие Сомали, где процветают грабежи и криминал. Кроме того, нашлись люди, включая ряд прибывших в Ирак в собственных целях международных террористов, которые стали подрывать установленный победителями мир и убивать представителей сил правопорядка. Международное сообщество, чьей позицией пренебрегла администрация Буша, не спешило присоединяться к монументальным усилиям по восстановлению Ирака. Это нежелание лишь подкреплялось тем, что победители так и не представили хоть какое-то доказательство наличия в Ираке запрещенного оружия массового поражения – первоисточника всех страхов (по «консервативным подсчетам» администрации Буша, запасы только химического оружия в стране якобы составляли от 100 до 500 тонн), не говоря уже о причастности Ирака к международному терроризму.
Опыт войн после Холодной войны
Мартин ван Кревельд утверждал, что «армии будут заменены специальными силами безопасности полицейского типа, с одной стороны, и бандами головорезов – с другой»[401]. Опыт развитых стран после окончания холодной войны свидетельствует о том, что по разумным военным стандартам подобные полицейские действия не являются чем-то невероятно сложным или затратным. В рассмотренных случаях организованные вооруженные силы различными способами использовались преимущественно против криминальных армий или воинств, представлявших криминальные или существенно криминализированные политические режимы. Во всех, без исключения, случаях организованные силы одерживали триумф легко и с примечательно малыми потерями, хотя в случае Сомали издержки миротворцев оказались весьма низкими, поскольку невысокой была ценность ставок в игре, а в Ираке количество жертв послевоенной оккупации продолжало опасно увеличиваться[402].
Однако к рассматриваемому периоду относятся и другие события, заслуживающие внимания. Когда в 1994 году относительно боеспособная армия тутси в конце концов вошла в Руанду, ей пришлось сражаться за столицу с малочисленными, но довольно решительными силами противника, хотя остальная часть страны была захвачена почти без боя. Столкнувшись с организованной военной силой, правительство хуту, как и их «коллеги» из бывшей Югославии, в основном попросту приказывало своим войскам и другим участвовавшим в геноциде мародерам бежать[403]. Затем, преследуя занимавшихся убийствами хуту на территории соседнего Заира, тутси столкнулись с бандитской криминализированной армией этой страны, укомплектованной, по описанию Микелы Ронг, «свирепыми парнями в солнцезащитных очках, какие носят сутенеры, с перемотанными скотчем магазинами для калашникова и в штанах, перепоясанных обувными шнурками». Это воинство, поднаторевшее в охоте на мирных жителей, попросту развалилось, встретившись с довольно организованными военными силами, собранными тутси, которые разгромили армию Заира в «ходе одной из самых быстрых военных кампаний в истории современной Африки»[404]. Тем временем в Либерии даже минимально компетентные, во многом коррумпированные, низкооплачиваемые и недостаточно мотивированные войска ЭКОМОГ смогли удерживать столицу и другие районы страны от повстанцев. В объявившей о независимости Абхазии силы местной национальной гвардии при поддержке российских военных с легкостью разгромили направленных против них грузинских ополченцев, которых мобилизовали политические силы (из-за пристрастия к наркотикам в народе их уничижительно называли гашишистами или морфинистами). Как отмечалось в предыдущей главе, после того как в 1989 году советские войска были вынуждены уйти из Афганистана, многие группы моджахедов распались на различные банды и подразделения под руководством полевых командиров. Когда в 1994–1995 годах эти некогда эффективные, но затем деградировавшие группы боевиков столкнулись с дисциплинированными и даже фанатичными отрядами недавно появившегося «Талибана», многие подразделения моджахедов просто в беспорядке разбегались, порой без единого выстрела с противоположной стороны. Часто талибы подкупали полевых командиров, чтобы те переходили на их сторону[405]. О способности молодых, но организованных армий хорватов и боснийцев одержать победу над сербскими подразделениями криминализированного типа также было сказано выше.
Таким образом, представляется, что с «бандами хулиганов» можно с легкостью справиться силами правопорядка. Устрашающие и бессистемно действующие головорезы добивались успеха преимущественно потому, что были первыми «быками на районе». Однако большинство подобных личностей, подобно садистам и мучителям, как правило, не жаждет помериться силами с действительно грозным противником. Более того, им ощутимо не хватает организованности, дисциплины, последовательной тактики или стратегии, искренней мотивации, массовой поддержки, идеологических убеждений, и, по сути, отваги – как метко выразился ван Кревельд, «если отнять у армии боевой дух, то такой армии будет грош цена»[406]. Следовательно, достаточно большие, впечатляюще вооруженные и хорошо организованные силы правопорядка могут эффективно гасить конфликты, в которых преобладают криминализированные силы, или смещать преступные политические режимы. Конечно, головорезы никуда не денутся, а многие из них могут проживать в своих прежних местах, но до тех